Антракт

— О, взгляни, — еще больше оживилась мама, — твой друг-актер. — Даже отец поднял голову от своих бумаг. — Не правда ли, на экране он выглядит по-другому?

Но я была не в состоянии ответить ей.

Сначала иллюстрированное приложение, теперь вот это. Сейчас вы понимаете, что я имела в виду, когда говорила, что Джим — хороший агент?

Финбар выглядел замечательно — ухоженно и ярко одновременно. Он был одет немного в стиле Бруммеля — первого денди в истории, а кудри напоминали об эпохе Регентства. В его внешности не было ничего ординарного, вообще ничего: даже когда Финбар шел по сцене, чтобы поздороваться с ведущим, он был неотразим. «О Боже, Боже, — подумала я, — опять начинается».

Я расстроилась, заметив, что звезда не хромает: должно быть, он уже забыл обо мне. Финбар опустился на низкий диван, он выглядел изумленным, обрадованным и застенчивым, как маленький мальчик, которого нарядили перед праздником. Ведущий осматривал гостя с головы до ног, бросая в камеру восхищенные взгляды, и было ясно, что он собирается поднять тему моды.

— Ну, — произнес Финбар через некоторое время, разводя руки и немного поворачивая корпус, чтобы показать себя со всех сторон, — что скажешь о костюме? Это первый, купленный за последние двадцать лет. Нравится?

— Да, — произнес голос. Как оказалось, мой.

— Что? — спросила мама.

— Ничего, — ответила я.

Неудивительно, что романтические истории об эпохе Регентства Джорджетт Хейер и авторов, пытавшихся ей подражать, имели такой успех. Я раздумывала, не выйти ли на некоторое время на кухню, чтобы успокоиться, когда мама заявила:

— Его нельзя назвать красивым, правда? Но держится эффектно. Ты так не считаешь, Джоан?

Мое «да» было таким же уместным, как согласие победителя почтового футбольного тотализатора получить выигрыш в четверть миллиона фунтов.

— Итак, — говорил ведущий, — после триумфа в Америке ты намерен снова громко заявить о себе на британской сцене?

Финбар слегка поморщился:

— Говоря о триумфе, ты немного преувеличиваешь, как будто мне пришлось там сражаться. — Он обезоруживающе улыбнулся. — Это совсем не так. Я имел некоторый успех, и американцы были очень добры ко мне. Успех их привлекает…

Журналист был не в восторге от такого пренебрежительного замечания, он прищурился, и на лице отразилось некоторое напряжение.

— Что ж, как бы там ни было, ты произвел достаточно сильное впечатление.

Финбар наклонил голову, выражая великодушное согласие. На лице мелькнуло лукавое выражение — до чего, мол, я очарователен!

Некоторое время гость и ведущий говорили о театре и карьере Финбара, а я наблюдала за ними, разомлев от счастья. Но вдруг, неожиданно для себя самой, выпрямила спину, положила подбородок на сжатые в замок руки и затаила дыхание — потому что тон разговора изменился. Ведущий произнес:

— Финбар, мы уделили достаточно времени твоей профессии. А как личная жизнь? Например, женщины… Ты, кажется, очень нравишься им. По крайней мере моя жена… — пауза, смех в аудитории, — так считает.

Финбар, изобразив полную расслабленность, прислонился к спинке дивана, и на его лице появилось вопросительное выражение.

— Ты ведь никогда не был женат. Почему, Финбар? — Ведущий наклонился вперед, и нам крупным планом показали его великолепный профиль. Он подмигнул в камеру и, напоминая улыбающуюся пиранью, еще ближе склонился к актеру. — Не можешь решиться, или… — Он смягчился и откинулся назад. — Неужели ты хочешь расстроить всех женщин, которые ерзают сейчас на краешке стула в ожидании твоего ответа…

Я поспешила сесть в кресло поглубже.

— И сообщишь нам, что тебе никто не нравится?

По улыбке на лице Финбара стало ясно — это была хорошая шутка, но пошутили — и хватит.

— У меня много замечательных друзей, — сказал он. — И я всех очень люблю.

— А-га. — Ведущий подмигнул в камеру. Похоже, он всегда знает, какая именно его снимает. — Но разве сейчас в твоей жизни нет одного особого человека? Кого-то более важного, чем все остальные?

— Есть, — согласился Финбар, — в данный момент это ты.

Журналист почувствовал легкое замешательство, но быстро пришел в себя и продолжил наступление:

— Я имею в виду романтические отношения?

Какой тихой внезапно показалась мне моя комната. Я слышала даже тиканье часов в холле. Дыхание отца, шелест бумаг у него на коленях. Мама потянулась, браслеты звякнули у нее на руке. Я замерла без движения, снова превратившись в четырнадцатилетнюю девчонку.

— У тебя есть девушка? — проговорил ведущий, улыбнувшись гостям в студии, и снова перевел взгляд на Финбара. — Естественно, я не намерен лезть в твою частную жизнь, но ты в настоящий момент, гм-м, очень публичная фигура…

— Скажи, чтобы он отвалил! — вырвалось у меня.

— Джоан! — Отец был поражен. Бумаги упали на пол.

— Но, послушай, этот тип назойлив. И кому, скажите на милость, это может быть интересно?

Действительно, кому?

— …Не правда ли? — Ведущий закончил фразу, неодобрительно пожав плечами.

«Не отвечай, — молила я про себя, — я ничего не хочу знать. Просто откажись».

Но Финбар поступил по-другому — он продолжал с улыбкой размышлять, будто этот вопрос был важен, как сотворение мира.

И в итоге сказал:

— Конечно, есть…

Ведущий в ожидании поднял голову, но Финбар сомкнул губы — маленький мальчик внезапно лишился дара речи — и молча подмигнул.

Если журналист и дамы по ту сторону экрана сидели на кончиках стульев, то я едва не свалилась с кресла.

— Джоан, хочешь большую чашку кофе? — спросил отец.

— Ты не сможешь заснуть, если выпьешь кофе, — вставила мама.

— Пожалуйста, помолчите, вы оба. Я хочу послушать.

— Он очень привлекательный, — с тоской произнесла мама, как будто наконец пришла к какому-то выводу.

Ведущий продолжал:

— И что, эта девушка, играющая особую роль в твоей жизни, известная персона?

Финбар рассмеялся. Снова стали видны симпатичные маленькие пломбы.

— Знаете, я бы все-таки предпочел не говорить об этой стороне моей жизни.

— О, перестань, — весело возразил ведущий и привел убийственный аргумент: — Ты же пришел на шоу. Ты очень известный человек и прекрасно понимаешь, что нас всех больше всего интересует. — Он снова наклонился вперед. — Может быть, она никому не известна. Начинающая молодая актриса? Давай, давай, мы все заинтригованы.