Антуан Ватто
Шрифт:
Наслаждение балом. Ок. 1716–1717 Галерея Дулвичского колледжа
Наслаждение балом. Фрагмент
Наслаждение балом. Фрагмент
Тема театра остается ведущей в творчестве Антуана Ватто и в период 1712 — конца 1719 годов, то есть до его неожиданного отъезда на год в Англию. Он изображает актеров или своих друзей в костюмах театральных персонажей, располагая их по одному, попарно или живописной группой в пейзаже. Фигуры комедиантов в картинах Лукавица (Финетта) (ок. 1716), Беспечный (1717), Капризница (ок. 1716), Мецетен (1717–1719) выглядят величественно, хотя эти
Ватто любит объединять изображения в любовном диалоге попарно (Робкий влюбленный, ок. 1716; Гамма любви, ок. 1717; Неосмотрительность, 1716–1718, Лувр, Париж) или вчетвером (Партия вчетвером, ок. 1713), Арлекин и Коломбина (Хотите покорять красавиц?), 1712–1715; Две кузины, ок. 1716), рассказывая о сюрпризах и нечаянностях любви. Трудно определить истоки подобных сценок в творчестве художника. Этот «жанр» создан его воображением, впечатлениями от реальной действительности — мира человеческих чувств, театра, музыки, в нем живут воспоминания о произведениях старых мастеров. В этих сценках в тонкой гармонии слиты воедино пастораль и реальность, возвышенные представления о жизни и искусстве и легкая ирония.
Общество в парке. Ок. 1716–1717 Лувр, Париж
В XVIII столетии художники всех европейских школ, стремившиеся приблизиться к правдивой передаче действительности, обратились к написанию «сцен собеседования». Они изображали фигуры в интерьерах и пейзажах, объединяя их совместным действием. В Англии подобные «сцены собеседования» получили название «conversation pieces», в Италии — «conversazioni». Француз Антуан Ватто одним из первых в начале XVIII века создал свой тип «сцен собеседования», соединив в нем столь ценимые в век Просвещения увлечение театром, мастерством ведения беседы превратившимся в высшем свете в моду, натурные наблюдения.
«Сцены собеседования» Ватто с изображением развлекающихся в парижских парках дам и кавалеров получили название «галантные празднества». Именно под таким названием в 1717 году было зарегистрировано в академическом реестре знаменитое полотно Ватто Паломничество на остров Киферу (1717), за которое он получил звание действительного члена Королевской Академии живописи и скульптуры. Трудно предположить, что что-то одно явилось источником рождения его «галантных празднеств». В начале XVIII века, действительно, существовала мода на ведение беседы на различные темы. Этому вопросу посвящались специальные труды, среди которых были эссе Монтеня и Мадлен де Скудери. Беседа считалась искусством в высшем свете. Однако столь же популярны были и диалоги театральных актеров, которые тоже могли вдохновлять художника, самозабвенно любившего театр. Гонкуры сравнивали его «галантные празднества» с музыкой, гармонией танца. В его сценах с изображением беседующих на лоне природы дам и кавалеров, действительно, как в современном художнику оперном спектакле, акцентировано движение, а точнее, пластическое действие, переданное им с подлинно французским изяществом. Как в операх его великого современника Ж.-Б. Люлли, Ватто продумывает действие «ритмически» и «мелодически», если под последним понимать исключительно тонкую организацию цветовой гармонии каждого полотна. Поэтому эмоциональнолирическое содержание каждого «галантного празднества» у него индивидуально, как в каждой балетной пасторали, в нем существует своя внутренняя логика композиции, заставляющая ощутить руку умелого «хореографа», придающего каждой картине особую пластическую выразительность.
Гамма любви. Ок. 1717 Национальная галерея, Лондон
Ватто создавал свои «галантные празднества» на основе рисунков с натуры, которые потом объединял. Вряд ли справедлив был в своей оценке Делакруа, писавший, что «каждая маленькая фигурка у него (Ватто. — Е.Ф.) изолирована, и слишком уж заметно, что она была написана на досуге, совершенно независимо от соседних с ней фигур»[8]. Художник умел гармонично объединять фигурки дам и кавалеров в пейзаже, уподобив «сцены собеседования» некоему музыкальному спектаклю. Не случайно уже современники ассоциировали их с самой волшебной музыкой XVIII столетия — музыкой Моцарта.
Глядя на полотна Шарм жизни (ок. 1716), Наслаждение балом (ок. 1716–1717), Общество в парке (ок. 1716–1717), Безмятежная любовь (ок. 1718), Елисейские поля (ок. 1718) или самое прославленное «галантное празднество» — Паломничество на остров Киферу, невольно ощущаешь ту еще неразделимую грань между искусством и жизнью, которую пытались постичь все мастера века Просвещения, в том числе и Антуан Ватто, стремившийся столь поэтически тонко решить эту важнейшую эстетическую проблему своего времени. Знаменитые слова Дени Дидро из его эссе Парадокс об актере о том, что лишь чувство является для художника высшей степенью познания, что «язык сердца разнообразнее языка разума»[9], удивительно созвучны сценам Ватто. Французский просветитель, написавший свое эссе уже после смерти художника, тоже пытался решить эту проблему, призывая актеров в их игре к большей жизненности и естественности: «Приобретайте грацию и свободу, делайте все ваши поступки простыми, естественными и легкими, не будьте симметричны, безжизненны, пригвождены, размеренны и расставлены кругом»[10], — назидательно советовал он им. Эту жизненность и естественность по-своему искал и Ватто, создав свой тип «сцен собеседования», в которых проблема соединения идеализации и натурности обрела наивысшую гармонию. О его полотнах можно сказать тоже словами Дидро: «В этом есть что-то от сна, но это не сон»[11].
Воплощению
тончайшей гаммы чувств в каждом из полотен Ватто способствует пейзаж. В том, что он напоминает театральную декорацию и, одновременно, вызывает ассоциации с реальной природой, есть определенный шарм. По свидетельству современников, художник любил писать деревья в парках Люксембургского дворца и в Тюильри. С пленительной живописной маэстрией легких мазков переданы листва пушистых деревьев, чарующий свет, полные грации маленькие фигурки, разместившиеся в укромных уголках парков. В начале XVIII столетия Ватто стал одним из мастеров, предвосхитивших новую концепцию пейзажа — пейзажа «на мотиве», основанного на передаче конкретного вида, эффектов освещения, красок реальной природы. Не случайно его «галантными празднествами» восхищались импрессионисты и, особенно, Ренуар, которого тоже интересовала передача особого неуловимого ритма жизни природы и человека, но уже в новой эпохе.
Партия вчетвером. Ок. 1713 Музей искусств, Сан-Франциско
В полотне Перспектива (ок. 1714) Ватто запечатлел уголок парка около особняка Пьера Кроза в Монморанси. В глубине аллеи виден павильон, выстроенный как театральная декорация для спектакля Бракосочетание Фетиды, ставившегося здесь в домашнем театре. В картине Шарм жизни, по-видимому, изображен портик колоннады Люксембургского дворца, на фоне которого расположилась живописная группа музицирующего общества. В полотне Елисейские поля Ватто передал их перспективу от галереи Тюильри, расположив группу дам и кавалеров на лужайке. Прекрасный пейзажист XIX века Джон Констебл копировал пейзажи Ватто и говорил об одном из его «галантных празднеств» (Сельский праздник. — Е.Ф.), что картина написана «так легко, что, кажется, написана медом»[12]. Эффекты освещения, варьируемые Ватто, придают особую эмоциональную окраску каждому пейзажному виду, наделяют особой внутренней тональностью каждую сценку. В полотне Общество в парке мягкие тона, которые передают вечернее освещение, находят отзвук в воде озера, рождают чувство печального настроения. А в картине Безмятежная любовь светлая цветовая гамма призвана передать ослепительную красочность летнего дня, аромат цветущего луга, на котором яркими пятнами смотрятся розовые платья дам.
Партия вчетвером. Фрагмент
Безмятежная любовь. Ок. 1718 Коллекция Уоллес, Лондон
Ватто создал немного собственно пейзажей, хотя этот жанр его интересовал. В полотне Пейзаж (Музей Фабра, Монпелье) запечатлен скромный уголок парижской окраины, и изображение природного мотива здесь предельно правдиво. Напротив, в пейзажном рисунке, исполненном сангиной (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург), аллея и павильон в ее глубине выглядят эскизом театральной декорации, природа в нем выглядит сказочноволшебной.
Елисейские поля. Ок. 1718 Коллекция Уоллес, Лондон
Ревнивый Пьеро. Гравюра Ж. Скотена с утерянного оригинала Ватто Школа изящных искусств, Париж
Довольный Пьеро. Гравюра Э. Жере с утерянного оригинала Ватто из Фонда Тиссен-Борнемисса Школа изящных искусств, Париж
Иногда Ватто вводил сценки с двумя фигурами в «галантные празднества» с большим количеством фигур, тем самым позволяя себе варьировать мизансцены, придавать им большую живость. Так, пара персонажей из полотна Гамма любви введена в картину Праздник любви (ок. 1717), которая очень нравилась Ренуару. Размещение фигур, их позы, жесты продумывались художником достаточно тщательно. Графические листы с набросками фигурок дам и кавалеров позволяют понять замыслы Ватто, метод его работы. В рисунке он прежде всего стремился правдиво зафиксировать движение, своеобразие жестов, поворотов, передающих разнообразную гамму человеческих состояний — грусти, меланхолии, веселости, оживленности, томности. На одном листе с великолепной декоративной продуманностью он размещает наброски разных голов или делает вариации поворотов головы одного и того же лица. Здесь же рядом может быть помещен набросок руки с понравившимся художнику жестом, градациями движений кисти. Натурные этюды Ватто всегда очень конкретны, но в них заключена и какая-то недосказанность, придающая рисункам ни с чем не сравнимое очарование. В самом композиционном построении каждого листа — разная эмоциональная тональность, переданная с высоким артистизмом. Экзотичны, как и графические образы Рубенса, листы Ватто с изображением голов трех молодых негров (Лувр, Париж) или Персиянин (Музей Тайлера, Гарлем), напоминающий героя Персидских писем Шарля де Монтескье — Узбека. Изящными абрисами линии черного мела и сангины переданы закругленные формы тел лежащей Вакханки (Музей Коньяк-Жё, Париж) и обнаженной Женщины с вытянутой рукой (Лувр, Париж). Ватто как подлинный мастер XVIII столетия ценил красочную технику рисунка, варьировал то на сангины, ее сочетания с черным мелом и свинцовым карандашом, силу нажима при штриховке. Иногда в его рисунках встречаются формы, которые будут привлекать внимание мастеров рококо — орнаментальный картуш для веера (с него гравировал Ф. Буше) или изображение раковины, от которой и происходит слово «рококо», или «рокайль». С рисунков Ватто гравировали лучшие мастера XVIII столетия — Ф. Буше, Ш. Н. Кошен, Ж. Демарто, Н. А. Тардье, Л. Деплас, Л. Жакоб, С. А. Томассен. Рисунки художника после его смерти были сразу же награвированы из-за опасения, что листы могут погибнуть. Руководство Академии с пониманием относилось к этому и одобряло все, что содействовало делу увековечивания и популяризации рисунка, так как интерес к нему возрос как к самостоятельному виду творчества, первому выражению мысли художника.