Аня и другие рассказы

Роман Филиппович смеривает дочь презрительным взглядом.

— Я еще раз прошу тебя, отец, сжалься над мамой, возьми ее за границу, успокой ее.

— Я уже сказал, что не хочу говорить с тобою! Пусти меня пройти.

— Нет, я должна исполнить то, что считаю своим долгом… Не сделаешь добровольно — я заставлю тебя.

— Пропустите меня, Анна Романовна, вы доведете меня до того, что я толкну или ударю вас… Пусти, дрянь! Очень жалею, что не порол тебя!

Аня выпрямляется и, пристально смотря на Романа Филипповича, произносит:

— Отец, ты продал меня!..

— Я? Что ты бредишь? Она сошла с ума!.. Ты нездорова, Аня… что ты чувствуешь?

— Берегись, отец! Ты все время делаешь вид, что не знаешь, как я платила за твои векселя…

— Аня! Что ты говоришь! Неужели! Да я убью этого…

— Отец, все эти слова совершенно лишние… я знаю все… я читала твое письмо к Григорьеву.

Роман Филиппович тяжело падает на стул.

— Вот я и прошу тебя, раз уж ты продал меня, так дай мне хоть быть порядочной в других отношениях… а не то, отец, ты заставишь меня тоже сделать подлость… шантаж… Я… я отдам обратно эти векселя, и… и пусть Григорьев… О отец!! До чего ты довел меня!

И Аня кладет голову на крышку пианино, у которого она стоит, и беззвучно рыдает.

— Ты… ты не сделаешь этого, Аня!

— Не сделаю… не сделаю… ты сам знаешь, что не сделаю… Не могу я этого сделать! А должна бы была сделать! Цель оправдывает средства. Мама была бы спасена! Лишенный прав, в арестантском халате, ты бы уж навсегда принадлежал ей одной… и она была бы счастлива… поехала бы за тобой в ссылку, чувствовала бы себя героиней к была бы счастлива… Ах, зачем, зачем я жертвовала собой! Для кого? Для чего? Кому это было надо?

— Аня, Аня, прости, прости твоего несчастного отца! Я… я все сделаю… все… — бросается Роман Филиппович к ногам дочери, — Аня, казни меня — я это заслужил, девочка моя, мученица, святая! Прости, словно сразу меня осенило. Боже мой, в какую бездну я свалился, и ты… ты еще раз спасаешь меня… Идем, идем… я успокою маму, я вымолю у нее прощение. Аня, детка моя, пойдем к маме…

Аня поднимает голову, она смотрит на отца глазами, еще полными слез, тихо говорит:

— Иди, отец, один, иди сейчас… Это ничего, что ты ее разбудишь, ей это будет лучше всякого лекарства.

— Да, да, иду, девочка! — подымаясь с колен, говорит Роман Филиппович. — Да, я успокою ее. Поцелуй меня, деточка моя милая! Я иду, иду.

Подойдя к двери, он оборачивается к Ане и говорит:

— Кстати, Аня, ты сегодня отдай мне векселя… мне хочется уничтожить скорей это ужасное воспоминание.

Аня сидит и тупо смотрит на письмо, лежащее перед ней на столе. Она его прочла несколько раз и все не может еще прийти в себя.

«Дорогая моя девочка, не подумай, что я не сдержал слова, но ночью я получил телеграмму, которой меня экстренно вызывают в Москву. Дело серьезное и спешное, от которого зависит наше общее благосостояние. Сколько времени меня задержат в Москве, не знаю; может быть, придется съездить в Вену. Меня мучает мысль, что ты можешь подумать, что это дело имеет какую-нибудь связь с поездкой за границу, о которой мы с тобой говорили.

Клянусь тебе, что с прежним все покончено и твой отец стал другим человеком.

Береги маму и Котика. Крепко вас всех целую. Буду писать аккуратно, через месяц увидимся.

Твой отец Р. Травич».

«Прозевала! Надул!» — со злостью шепчет Аня.

Она видала отца только за обедом, а после обеда «ее понесло» с Олей в гости, где она целый вечер играла танцы «pour faire sauter la jeunesse» [7] , как с умильной улыбкой выразилась хозяйка дома, усаживая ее за рояль.

7

Чтобы раззадорить молодежь (фр.).

Утром она узнала об отъезде отца и нашла это письмо и сто рублей «на твои расходы».

Матери еще хуже, она страшно раздражительна и прогнала Аню от себя.

А в квартире висит тот же мрак, недовольство, отчуждение и вражда.

Комната в полном беспорядке.

Везде валяются книги, белье, туалетные принадлежности.

На полу два раскрытых чемодана, наполовину уложенных.

— Федор Данилович, какое платье из шкафа прикажете складывать? — спрашивает лакей, просовывая голову в дверь.

— Что? Платье? Я потом посмотрю, — говорит Григорьев.

Он стоит неподвижно и смотрит на улицу, тонущую в весенних сумерках.

Лицо его осунулось, брови сдвинуты.

— А как прикажете с письменным столом? Все бумаги вынимать? — опять просовывается голова.

— Потом, потом… я скажу.

И опять он стоит неподвижно и смотрит в окно.

Дверь скрипит в третий раз.

— Я же сказал тебе… — с досадой поворачивается он и вдруг испуганно вскрикивает: — Аня! Вы? Что случилось?

— Я… я пришла, — начинает она тихо, опустя голову, — я пришла… там… все одна, одна, темно, тяжело… А вы… вы хоть как-нибудь… да любите меня… — говорит она тоскливо, прижимаясь к Григорьеву.

За самоваром

Женя вернулась от всенощной, зажгла лампадку перед образом и набожно перекрестилась.

— Марфуша, ставь самовар! — крикнула она веселым голосом.

Лицо у Жени сегодня праздничное. Завтра «престол» в родном селе, и этот день она привыкла чтить и праздновать.

Она купила закуски, сладкого, велела поставить самовар, и они вместе с Марфушей посвятят этот день воспоминаниям. Марфуша ее землячка.

Сегодняшний день Женя проведет по-хорошему, в свое удовольствие. Женя целые три рубля дала дворникам, чтобы они всем посетителям говорили, что она уехала к тетке.

Она, собственно, собиралась на Пороховые к тетке, но погода такая отчаянная: пурга, вьюга и мороз пятнадцать градусов.

К тетке она съездит потом.

Она не чувствует особенной привязанности к этой тетке, их связывает «интерес».

Женя и тетка хотят открыть чайную. Это они решили еще три года назад.

У тетки домик свой, а Женя должна войти в компанию с пятьюстами рублями.

У нее уже есть четыреста с лишком, и счастливое время близко, но деньги ужасно трудно копить. Ах, как трудно! Расходов бездна: туалеты, извозчики, иногда билеты в театр… А это самое родное село, мало ли туда уходит… Правда, у нее нет родителей, но есть семья брата, чуть не в дюжину ртов; пишут жалобно — как тут откажешь?

Глупые, они не понимают, что, если чайная хорошо пойдет, так и им будет лучше: она возьмет к себе одну из племянниц в помощницы или мальчишку в половые…