Аня из Шумящих Тополей

— Это комната, где мой бедный брат Артур и его жена поссорились в тот вечер, когда он привез ее домой после свадьбы. Она ушла от него и больше не вернулась. Никто так никогда и не узнал, из-за чего все это вышло. Она была так красива и величественна, что мы всегда называли ее королевой. Некоторые говорили, будто она вышла за него только потому, что не хотела обижать отказом, и пожалела об этом, когда было слишком поздно. Этим она погубила жизнь моего брата. Он стал коммивояжером. Ни один Томгаллон, — трагическим голосом произнесла мисс Минерва, — никогда не был коммивояжером… Это бальная зала. Разумеется, теперь она никогда не используется. Но в свое время здесь было дано множество балов. Томгаллоны славились своими балами. Люди съезжались на них со всего острова. Та люстра стоила моему отцу пятьсот долларов. Его тетя Пейшенс танцевала здесь однажды и упала замертво — прямо здесь, в том углу. Она растравляла себе душу из-за мужчины, который обманул ее надежды. Не представляю себе, как девушка может убиваться из-за какого-то мужчины. Мужчины, — заявила мисс Минерва, глядя на фотографию своего отца, человека с колючими бакенбардами и орлиным носом, — всегда казались мне такими заурядными созданиями. У нас есть старая легенда о том, что однажды во времена дедушки, когда его и бабушки не было дома, семья в субботу вечером устроила здесь танцы, которые затянулись до воскресного утра, и, — мисс Минерва понизила голос так, что у Ани мурашки забегали по телу, — вошел сатана. В том эркере на полу есть странная отметина, очень напоминающая выжженный отпечаток ступни. Но, конечно, в эту историю я не очень верю.

Мисс Минерва вздохнула, словно ей было очень жаль, что она не может поверить.

11

Столовая была под стать всему дому. В ней Аня увидела еще одну перегруженную украшениями люстру, столь же перегруженное украшениями зеркало в позолоченной раме над каминной полкой и стол, красиво накрытый серебром, хрусталем и старинным фарфором. Ужин, поданный довольно мрачной и дряхлой служанкой, оказался обильным и очень вкусным, так что Анин здоровый юный аппетит отдал ему должное сполна. Мисс Минерва некоторое время хранила молчание, и Аня не осмеливалась сказать ни слова из опасения, что это может вызвать новый поток рассказов о трагических событиях. В какой-то момент в комнату вошел большой, холеный черный кот и сел у ног мисс Минервы с хриплым «мяу». Мисс Минерва налила в блюдечко сливок и поставила на пол перед ним. После этого она стала казаться настолько более похожей на обычное человеческое существо, что Аня в значительной мере освободилась от благоговейного страха, который внушала ей последняя из Томгаллонов.

— Возьмите еще персиков, моя дорогая. Вы ничего не ели — абсолютно ничего.

— О, мисс Томгаллон, мне так понра…

— Томгаллоны всегда угощали на славу, — сказала мисс Минерва не без самодовольства. — Моя тетя София пекла лучший бисквитный торт из всех, какие я когда-либо ела. Я полагаю, что единственной особой, которую мой отец не любил видеть у нас в гостях, была его сестра Мэри — у нее был плохой аппетит. Она брала себе маленький кусочек кушанья и только пробовала. Он воспринимал это как личное оскорбление. Отец вообще был неумолимым человеком. Он так никогда и не простил моего брата Ричарда за то, что тот женился против его воли. Отец велел ему покинуть дом, и Ричарду никогда больше не было позволено появляться здесь. Отец всегда читал «Отче наш», когда семья становилась утром на молитву, но после того как столкнулся с таким проявлением неуважения со стороны сына, неизменно пропускал слова: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Я так и вижу его, — задумчиво добавила мисс Минерва, — как он стоит на коленях и пропускает эту фразу.

После ужина хозяйка и гостья перешли в самую маленькую из трех гостиных — но которая все же была довольно большой и мрачной — и провели вечер перед огромным, приветливо горящим камином. Аня вышивала тамбуром набор замысловатых салфеточек, а мисс Минерва непрерывно вязала шерстяную шаль и продолжала то, что было по существу монологом, состоявшим большей частью из краткого изложения эпизодов яркой истории Томгаллонов. Одна солгала своему мужу, и он никогда больше ей не верил, моя дорогая. Другая, в ожидании скорой смерти мужа, заказала для себя полный комплект траурной одежды, а муж не оправдал ее надежд и выздоровел. Оскар Томгаллон умер, а потом воскрес. "Но они не хотели, чтобы он воскресал, моя дорогая. В этом была трагедия". Клод Томгаллон нечаянно застрелил собственного сына. Дэвид Томгаллон обещал своей умирающей ревнивой жене, что никогда больше не женится, а потом все-таки женился, и, как предполагали, с тех пор его преследовал призрак покойной ревнивой супруги.

— Его глаза, моя дорогая… казалось, они всегда устремлены не на тебя, а на что-то за твоей спиной. Люди ужасно не любили находиться в одной комнате с ним. Никто другой никогда не видел этого призрака, так что, возможно, он просто испытывал угрызения совести. Вы верите привидения, моя дорогая?

— Я…

— Конечно, у нас есть настоящее привидение — в северном флигеле. Очень красивая молодая девушка — тетка моего отца Этель, которая умерла в расцвете лет. Ей очень хотелось жить — она собиралась замуж. Это дом трагических воспоминаний.

— Мисс Томгаллон, неужели в этом доме никогда не происходило ничего приятного? — Аня сумела закончить эту фразу лишь по счастливой случайности — мисс Минерве пришлось прервать речь на время, необходимое для того, чтобы высморкаться.

— Полагаю, что происходило, — сказала мисс Минерва таким тоном, словно ей было очень неприятно признаваться в этом. — Да, конечно, мы часто проводили время довольно весело, когда я была девушкой. Мне говорили, что вы пишете книгу обо всех жителях Саммерсайда, моя дорогая.

— Я не пишу никакой книги. Нет ни слова правды…

— О! — Мисс Минерва явно была несколько разочарована. — Ну, если вы все же захотите написать такую книгу, то можете использовать любую из наших историй, изменив, быть может, имена. А теперь — как насчет партии в парчизи? [75]

— Боюсь, мне пора уходить.

— Ax, моя дорогая, вы не сможете уйти домой сегодня. Дождь льет как из ведра. И прислушайтесь — что за ветер! Я не держу теперь экипаж — мне он почти не нужен, — а вы же не можете идти пешком полмили в такой ливень. Вам придется остаться у меня в гостях на ночь.

75

Парчизи — настольная игра (напоминает трик-трак), для которой нужна специальная крестообразной формы доска.

Аня не была уверена, что хочет провести ночь в Доме Томгаллонов. Но идти пешком до Шумящих Тополей в мартовскую бурю ей тоже не хотелось. Так что они сыграли партию в парчизи — мисс Минерва так увлеклась, что перестала вспоминать и рассказывать ужасы, — а затем «перекусили на ночь». Они ели коричные гренки и пили какао из старинных, удивительно тонких и красивых чашек Томгаллонов.

Наконец мисс Минерва отвела ее наверх, в комнату для гостей.

— Это комната тети Аннабеллы, — сказала мисс Минерва, зажигая свечи в серебряных подсвечниках на довольно красивом зеленом туалетном столике и выключая газ — Мэтью Томгаллон задул огонек в газовом рожке однажды вечером, и Мэтью Томгаллона не стало. — Она была самой красивой из всех Томгаллонов. Это ее портрет над зеркалом. Вы обратили внимание, какой у нее гордый ротик? Это разноцветное лоскутное одеяло из кусков разной формы сшила она. Надеюсь, вам будет покойно здесь, моя дорогая. Мэри проветрила постель и положила в нее два горячих кирпича. И эту ночную рубашку она тоже проветрила для вас. — Мисс Минерва указала на вместительное фланелевое одеяние, свисающее со стула и сильно пахнущее нафталином. — Надеюсь, она будет вам как раз. Ее не надевали с тех пор, как в ней умерла бедная мама. Ах да, — обернулась у двери мисс Минерва, — чуть не забыла сказать вам, что тетя Аннабелла повесилась в этом стенном шкафу. Она была… в меланхолии… довольно долго, а под конец ее не пригласили на свадьбу, на которую, по ее мнению, должны были пригласить, и это ее угнетало. Тетя Аннабелла всегда любила быть в центре внимания. Надеюсь, вы будете спать хорошо, моя дорогая.

Аня не знала, сможет ли она вообще уснуть. Комната вдруг показалась ей какой-то странной, необычной, немного враждебной. Но разве нет чего-то странного в любой комнате, которую занимали, сменяя друг друга, представители нескольких поколений? Здесь рождались, здесь таилась смерть, здесь любовь цвела как роза, здесь были пережиты все страсти, все надежды. Она была полна видений прошлого.

Однако это и в самом деле был довольно страшный старый дом, где толпились призраки былой ненависти и жестоких разочарований, где скопилось немало темных дел, которые никогда не были извлечены на свет и гнили в его углах и тайниках. Слишком много женщин, должно быть, плакало здесь… Ветер завывал в елях под окном так, что кровь стыла в жилах. На Мгновение Ане захотелось убежать, несмотря ни на какую бурю.

Затем она решительно взяла себя в руки и призвала на помощь здравый смысл. Если когда-то, в туманном прошлом, здесь имели место трагические и страшные события, то забавные и приятные тоже должны были происходить иногда. Здесь танцевали и делились друг с другом своими восхитительными секретами веселые и красивые девушки; здесь рождались пухлые младенцы; здесь были свадьбы и балы, звучали музыка и смех. Тетушка, которая пекла вкусный бисквитный торт, была, должно быть, весьма располагающей особой, а непрощенный Ричард — галантным возлюбленным.

— Я подумаю об этом и лягу в постель. Ну и одеяло! Интересно, будет ли у меня в голове утром такой же хаос, как на нем? И это комната для гостей! Мне никогда не забыть, какая дрожь восторга пронзала меня раньше, когда мне доводилось спать у кого-нибудь в комнате для гостей.

Аня распустила волосы и расчесала их под самым носом Аннабеллы Томгаллон, смотревшей на нее сверху вниз с выражением, в котором были гордость, тщеславие и что-то от дерзости светской красавицы. Аня слегка содрогнулась, взглянув в зеркало. Кто знает, чьи лица могут выглянуть оттуда? Может быть, лица всех тех несчастных дам, которые когда-либо смотрелись в него. Она храбро открыла дверь стенного шкафа, почти ожидая, что оттуда на нее вывалится множество скелетов, и повесила там свое платье. Спокойно сев на жесткий стул, выглядевший так, словно сесть на него означало нанести ему смертельное оскорбление, она разулась. Затем она надела фланелевую ночную рубашку, задула свечи и влезла в постель, приятно нагретую кирпичами Мэри. Некоторое время звуки струящегося по оконным стеклам дождя и завывания ветра под низкими свесами крыш мешали ей уснуть. Но вскоре она забыла обо всех трагедиях Томгаллонов, погрузившись в сон без сновидений, и спала, пока вдруг не обнаружила, что смотрит на тяжелые лапы елей, темнеющие на фоне алой утренней зари.