Аня из Зеленых Мезонинов

— Хорошо. Мисс Стейси хочет организовать отдельный класс из своих лучших учеников, которые желали бы подготовиться к экзаменам в Королевскую учительскую семинарию. Она собирается давать им дополнительные уроки по часу в день после занятий. И она пришла спросить нас с Мэтью, хотим ли мы, чтобы ты присоединилась к этому подготовительному классу. Что ты сама об этом думаешь, Аня? Ты хотела бы поступить в семинарию и стать учительницей?

— Ах, Марилла! — Аня поднялась на колени и привычным жестом сложила руки. — Это мечта всей моей жизни… ну, то есть уже шесть последних месяцев, с тех пор как Руби и Джейн стали говорить о подготовке к вступительным экзаменам. Но я ничего об этом не говорила, так как думала, что это совершенно бесполезно. Я очень хотела бы стать учительницей! Но не окажется ли это ужасно дорого? Мистер Эндрюс говорит, что подготовка Присси обошлась ему в сто пятьдесят долларов, а ведь Присси не была тупой в геометрии.

— Я думаю, ты можешь не беспокоиться об этой стороне дела. Когда мы с Мэтью взяли тебя на воспитание, мы решили, что сделаем все, что в наших силах, чтобы дать тебе хорошее образование. Я думаю, что девушка должна быть в состоянии заработать себе на жизнь, независимо от того, вынуждена она это делать или нет. У тебя всегда будет дом в Зеленых Мезонинах, пока Мэтью и я живы, но кто знает, что может случиться в этом ненадежном мире и к чему следует быть готовым. Так что ты можешь присоединиться к подготовительному классу, Аня, если хочешь.

— Ах, Марилла, спасибо! — Аня обняла Мариллу за талию и серьезно взглянула вверх, ей в лицо. — Я невыразимо благодарна вам и Мэтью! И я буду учиться так усердно, как только смогу, чтобы вы могли мной гордиться. Не ожидайте только слишком многого в том, что касается геометрии. Зато я думаю, что смогу добиться успехов во всех остальных предметах, если буду усердно заниматься.

— Я полагаю, что ты и так довольно неплохо справляешься с учебой. Мисс Стейси говорит, что ты способная и прилежная, — Ни за что на свете Марилла не сказала бы Ане, как горячо хвалила ее мисс Стейси, из опасений, что это могло бы раздуть Анино тщеславие. — Нет нужды бросаться в крайности и убиваться над учебниками. Куда спешить? Через полтора года ты будешь готова к вступительным экзаменам. Но лучше начать вовремя и подготовиться основательно, говорит мисс Стейси.

— Теперь мне будет еще интереснее учиться, — сказала Аня с восторгом, — потому что у меня есть цель в жизни. Мистер Аллан говорит, что каждый должен иметь цель в жизни и усердно к ней стремиться. Только, говорит он, сначала мы должны убедиться, что это достойная цель. Разве это не достойная цель — стать учительницей, как мисс Стейси, как вы думаете, Марилла? Я думаю, это очень благородная профессия.

Подготовительный класс был организован в намеченный срок. Гилберт Блайт, Аня Ширли, Руби Джиллис, Джейн Эндрюс, Джози Пай, Чарли Слоан и Муди Спурджен Макферсон вошли в него. Дианы Барри не было в их числе, потому что родители не собирались посылать ее в семинарию. Ане это казалось чуть ли не катастрофой. С той ночи, когда у Минни был круп, они с Дианой были неразлучны во всем. В тот день, когда подготовительный класс впервые остался в школе на дополнительные занятия и Аня увидела, как Диана медленно выходит вслед за другими, чтобы затем одиноко направиться домой по Березовой Дорожке и через Долину Фиалок, ей с трудом удалось усидеть на месте и не броситься вслед за подругой. К горлу подкатил комок, и она торопливо начала листать свою развернутую на парте латинскую грамматику, чтобы скрыть слезы. Ни за что на свете не позволила бы она Гилберту Блайту или Джози Пай увидеть эти слезы.

— Но, ах, Марилла, когда я увидела, как Диана выходит из школы одна, я почувствовала, что вкусила горечь смерти, как сказал в своей проповеди в прошлое воскресенье мистер Аллан, — рассказывала она в тот вечер сокрушенно. — Я подумала, как замечательно было бы, если бы Диана тоже готовилась к поступлению в семинарию. Но мы не можем найти совершенства в этом несовершенном мире, как говорит миссис Линд. Миссис Линд не назовешь утешительницей, но, без сомнения, она высказывает много очень верных мыслей… Я думаю, подготовительные занятия будут чрезвычайно интересными. Джейн и Руби собираются стать учительницами. Это верх их стремлений. Руби говорит, что собирается работать учительницей только два года, а потом она намерена выйти замуж. А Джейн говорит, что она всю жизнь посвятит преподаванию и никогда, никогда не выйдет замуж, потому что учительнице платят жалованье, а муж ничего платить не будет, да еще и огрызается, если попросишь свою долю из денег за яйца и масло. Я догадываюсь, что Джейн знает это по своему печальному опыту, потому что миссис Линд говорит, что ее отец — старый брюзга и такой скупой, что у него снега среди зимы не выпросишь. Джози Пай говорит, что она поступает в семинарию только ради образования, потому что ей нет нужды зарабатывать себе на жизнь; она говорит, что, разумеется, совсем другое дело сироты, которые живут у кого-то из милости, — тем нужно трудиться. Муди Спурджен собирается стать священником. Миссис Линд говорит, что с таким именем, как у него, [12] никем другим и быть нельзя. Надеюсь, это не очень дурно с моей стороны, Марилла, но как только подумаю, что Муди Спурджен — священник, меня разбирает смех. Он такой смешной, с толстым лицом, маленькими голубыми глазками, а уши у него торчат, как лацканы. Но может быть, у него будет более интеллектуальный вид, когда он вырастет. Чарли Слоан говорит, что он пойдет в политику и станет членом парламента, но миссис Линд считает, что ему никогда не добиться успеха в этом деле, потому что все Слоаны честные люди, а в политике в наши дни преуспевают только мошенники.

12

Муди и Спурджен — фамилии двух популярнейших в Америке проповедников.

— А кем собирается стать Гилберт Блайт? — спросила Марилла, видя, что Аня открывает своего "Цезаря".

— У меня не было случая узнать о жизненных устремлениях Гилберта Блайта… если они у него есть, — ответила Аня презрительно.

Теперь между Гилбертом и Аней было открытое соперничество. Прежде оно было скорее односторонним, но больше не могло быть сомнений, что Гилберт так же настроен быть первым в классе, как и Аня. Он был вполне достойным соперником. Другие ученики подготовительного класса молчаливо признали их превосходство и даже не мечтали о соперничестве с ними.

С того дня, когда возле пруда она отвергла его просьбу о прощении, Гилберт, за исключением вышеупомянутого соперничества в учебе, ничем не выдавал, что замечает само существование Ани Ширли. Он болтал и шутил с другими девочками, обменивался с ними книжками и головоломками, обсуждал уроки и планы на будущее, иногда провожал домой одну или другую с молитвенного собрания или из дискуссионного клуба. Но Аню Ширли он просто не замечал, и Аня пришла к выводу, что неприятно, когда тебя не замечают. Тщетно говорила она себе, гордо встряхивая головой, что ее это не волнует В глубине своевольного женского сердечка она была уверена, что волнует и что если бы то, что произошло на Озере Сверкающих Вод, случилось опять, она ответила бы совсем по-другому. Неожиданно, как ей казалось, и к ее тайному ужасу она почувствовала, что прежнее негодование, которое она лелеяла в душе, исчезло… исчезло как раз тогда, когда она больше всего нуждалась в его поддержке. Напрасно вызывала она в памяти подробности той памятной сцены и старалась возбудить в себе прежний, доставлявший удовлетворение гнев. Тот день у пруда стал свидетелем его последней судорожной вспышки. Аня поняла, что простила и забыла, даже не зная об этом. Но было слишком поздно!

По крайней мере, ни Гилберт, ни кто другой, даже Диана, не должны были даже заподозрить, как она жалела, что оказалась такой гордой и неумолимой! Она решила "предать свои чувства глубочайшему забвению", и следует признать, что сделала она это так успешно, что Гилберт, который, возможно, и не был столь равнодушным, каким казался, не мог утешиться ни одним признаком того, что Аня хоть как-то чувствует его мстительное презрение. Единственным слабым утешением для него было то, что она пренебрегала и Чарли Слоаном, пренебрегала немилосердно, постоянно и незаслуженно.

В остальном зима проходила в обычных обязанностях и учебе. Для Ани дни скользили словно золотые бусины на ожерелье года. Она была счастливой, полной бодрости и интереса к жизни: были уроки, чтобы их учить, награды, чтобы их добиваться, чудесные книги, чтобы их прочитать, новые песни, чтобы разучить их для хора воскресной школы; были и приятные субботние вечера в доме священника с миссис Аллан, а потом, прежде чем Аня успела это осознать, снова пришла в Зеленые Мезонины весна, и весь мир опять был в цвету.

Страсть к учебе несколько остыла тогда. В то время как большинство учеников разбредалось по зеленым дорожкам, лесным вырубкам и луговым тропинкам, остававшиеся в школе будущие семинаристы печально глядели в окна и вдруг обнаруживали, что латинские глаголы и французские упражнения почему-то утратили те очарование и прелесть, какие имели в суровые зимние месяцы. Даже Аня и Гилберт продвигались вперед медленнее и равнодушнее. И учительница, и ученики были одинаково рады, когда пришел конец учебного года и веселые дни каникул засияли перед ними в розовом свете.

— Вы хорошо поработали в прошедшем году, — сказала мисс Стейси в последний день занятий, — и заслужили хорошие, веселые каникулы. Постарайтесь как можно лучше отдохнуть на свежем воздухе и набраться здоровья, сил и честолюбивых желаний для учебы в следующем году, когда вам предстоит решительное сражение перед вступительными экзаменами!

— А вы вернетесь к нам в следующем учебном году, мисс Стейси? — спросила Джози Пай.

Джози Пай никогда не стеснялась в вопросах; впрочем, в данном случае весь остальной класс был ей благодарен. Ни один из них не осмелился бы спросить об этом мисс Стейси, но все хотели знать, потому что в школе уже некоторое время ходили тревожные слухи о том, что мисс Стейси не вернется в школу в следующем учебном году, так как ей предложена работа в начальной школе того района, где она жила, и она намерена принять это предложение. Весь подготовительный класс, затаив дыхание, с тревогой ждал ее ответа.