Анжелика – маркиза ангелов

Она дошла до прихожей и увидела у входа высокую фигуру архиепископа в красной мантии с белыми брыжами.

Внизу, в саду, стояла карета с шестериком вороных, а вокруг Шумела свита архиепископа, его лакеи со шпагами на боку, пажи и знатные сеньоры верхом на лошадях.

Анжелика поспешно опустилась на колени, чтобы приложиться к пастырскому перстню, но архиепископ поднял ее и поцеловал ей руку, как бы давая понять этим светским жестом, что визит его неофициален.

– Прошу вас, сударыня, не надо, слишком большая почтительность только подчеркивает, насколько я стар по сравнению с вашей юностью.

– Ваше преосвященство, я лишь хотела выразить уважение, которое питаю к такому выдающемуся человеку, удостоенному высокого духовного сана самим его святейшеством папой Римским и даже самим богом…

Каждый раз, когда Анжелике приходилось произносить подобные слова, она невольно вспоминала сестру Анну, которая в монастыре вела уроки светского воспитания. Да, сейчас сестра Анна осталась бы довольна своей некогда слишком строптивой ученицей.

Прелат снял свою шапочку, перчатки, передал молодому аббату из своей свиты и жестом руки отослал его.

– Мои люди подождут меня во дворе. А мне бы хотелось, сударыня, побеседовать с вами вдали от нескромных ушей.

Анжелика бросила насмешливый взгляд на аббата, обвиненного в нескромности, и он залился краской.

В гостиной Анжелика распорядилась, чтобы принесли освежающие напитки, и попросила гостя извинить ее мужа за то, что он до сих пор не вышел. Она сейчас пошлет сказать ему.

– Я очень огорчена, что и сама заставила вас ждать. Я отлучилась на кухню, чтобы присмотреть за изготовлением наливки. Но я злоупотребляю вашим временем, ваше преосвященство, рассказывая вам о таких пустяках.

– Для господа бога нет пустячных дел. Вспомните историю служанки Марфы. В наши дни такая редкость, чтобы знатная дама сама вела хозяйство. А ведь именно от хозяйки зависит достойный тон дома и поведение слуг. Если же в ней, как в вас, графиня, к тому же сочетаются очарование Марии Магдалины и мудрость Марфы…

Однако голос архиепископа выдавал его рассеянность, и светская болтовня, судя по всему, не принадлежала к тем видам занятий, которые увлекали его. Несмотря на величественную осанку и подчеркнуто прямой взгляд голубых глаз, в нем всегда сквозила какая-то подозрительность, и это смущало его собеседников. Однажды Жоффрей де Пейрак в беседе заметил, что архиепископ обладает удивительным даром внушать человеку чувство вины.

Задумчиво потерев ладони, архиепископ сказал, что для него большая радость снова увидеться с молодой дамой, которая с того давнего дня, когда он венчал ее в соборе святого Северена, весьма редкая гостья в этом соборе.

– Я иногда вижу вас в церкви и могу только воздать вам хвалу за то, что вы усердно посещали службы во время поста. Но должен признаться, дочь моя, меня несколько разочаровало, что я не слышал вашего голоса в моей исповедальне.

– Я исповедуюсь капеллану монастыря визитандинок, ваше преосвященстве.

– Он достойный пастырь, но, по моему мнению, сударыня, ваше положение в обществе…

– Простите, ваше преосвященство, – рассмеялась Анжелика, – но я вам объясню, чем я руководствуюсь: мои прегрешения слишком незначительны, так зачем же я буду отнимать время для исповеди у такой особы, как вы, – мне было бы неловко.

– Мне кажется, дитя мое, вы неверно понимаете самую суть таинства исповеди. Не грешнику судить о тяжести его проступков. Городская молва доносит до меня слухи об оргиях, которые устраивают в этом дворце, и, на мой взгляд, молодая и прелестная женщина едва ли может остаться здесь столь же невинной, как в день своего крещения.

– Я и не притязаю на это, ваше преосвященство, – прошептала Анжелика, опустив глаза, – но думаю, что молва преувеличивает. Да, это верно, праздники во дворце бывают веселые. Здесь слагают стихи, поют, пьют вино, говорят о любви, много смеются. Но я ни разу не сталкивалась с распутством, которое возмутило бы мою совесть…

– Пусть я останусь в убеждении, что вы скорее наивны, чем лицемерны, дитя мое. Слишком юной отдали вас в руки супругу, чьи речи не раз были близки к ереси, а его хитрость, его богатый опыт общения с женщинами позволили ему без труда ввести в заблуждение вашу податливую еще душу. Возьмем хотя бы печально знаменитые диспуты о любви, которые он ежегодно устраивает в своем дворце и на которые собираются не только знатные тулузские сеньоры, но и жены именитых горожан и юные дворяне со всей провинции, и я содрогаюсь, я дрожу от ужаса, видя, как он благодаря своему богатству с каждым днем оказывает все большее влияние на город. Главные капитулы – а они, как вы знаете, являются консулами наших провинций, – эти суровые и неподкупные магистраты, обеспокоены тем, что их супруги посещают Отель Веселой Науки.

– Не поймешь этик людей, – проговорила Анжелика, делая вид, что она задета, – я вечно слышу разговоры о том, что богатые горожане, наоборот, стремятся быть принятыми в кругу высшего дворянства в ожидании дня, когда король в своей милости пожалует и им дворянский титул. Мой муж не кичится ни своим гербом, ни древностью рода Он принимает всех – и мужчин и женщин, лишь бы они не были глупы. И то, что господа капитулы выражают недовольство, меня просто удивляет.

– Прежде всего – душа! – прогремел архиепископ, словно проповедуя с кафедры. – Прежде всего – душа, сударыня, а уж потом титулы.

– И вы действительно думаете, что моей душе и душе моего мужа угрожает серьезная опасность, ваше преосвященство? – спросила Анжелика, широко раскрыв свои глаза цвета морской волны.

Анжелика покорно выполняла все, что церковь требовала от женщин ее круга

– посещала службы, постилась, исповедовалась, причащалась, – но, от природы обладая здравым смыслом, она яростно бунтовала, когда сталкивалась с ее деспотизмом.

Сейчас же, сама не зная почему, она чувствовала, что архиепископ неискренен.

Опустив веки, положив руку на свой усыпанный брильянтами и аметистами крест, архиепископ, казалось, погрузился в раздумье, стараясь отыскать в глубинах своей души ответ всевышнего.

– Разве я могу это знать? – вздохнул он наконец. – Я не знаю ничего. Все, что происходит в этом дворце, долгое время оставалось для меня тайной, и с каждым днем тревога моя все возрастает.

Неожиданно он спросил:

– Сударыня, а вы осведомлены об опытах вашего супруга в области алхимии?

– Нет, не осведомлена, – невозмутимо ответила Анжелика. – Граф де Пейрак увлечен наукой, но…

– Говорят даже, он крупный ученый.

– Я верю в это. Он по многу часов проводит в своей лаборатории, но ни разу не пригласил меня заглянуть туда. По-видимому, он считает, что подобные вещи не могут интересовать женщин.

Она раскрыла свой веер и поднесла его к лицу, чтобы скрыть улыбку, а может быть, и замешательство, в которое приводил ее пристальный взгляд архиепископа.

– Изучать человеческие души – моя обязанность, – сказал он, словно угадав ее смущение. – Но пусть вас это не беспокоит, дочь моя. Я вижу по вашим глазам, что вы честны и прямодушны и, несмотря на свои юный возраст, характера незаурядного. А вашему супругу еще, может быть, не поздно раскаяться в своих прегрешениях и отказаться от ереси.