Анжелика в Новом Свете

Он страстно любил неистовые погружения в зеленое и холодное чрево моря. Ярость мусульман в тюрбанах и восхищение других ныряльщиков, его собратьев по ремеслу с разъеденными соленой водой ногами и раздутой от постоянного пребывания под водой грудью, вполне вознаграждали его. Но если такое существование удовлетворяло ту часть его существа, которая вместе со светлыми глазами досталась ему от рыцаря-крестоносца, то текшая в его жилах кровь венецианских купцов заставила его в конце концов задуматься о том, что же ждет его. Куда заведет его эта несчастная жизнь? Когда он разбогатеет? Когда найдет он под волнами сокровище, на которое он будет иметь право?

И вот в одно прекрасное утро, когда Энрико сидел в тени стены на набережной в Ла-Валетте, к нему подошел Рескатор, пират в маске, о ком он столько слышал как о человеке справедливом и непобедимом, и в упор посмотрел на него.

– Ты – Энрико, который плавает дальше всех, глубже всех и дольше всех? Хочешь пойти ко мне на судно в команду ныряльщиков? – спросил Рескатор.

Мальчик, продолжая сидеть, пугливо замотал головой.

– Я не хочу покидать Мальту и своих друзей.

– Это Мальта тебя покинет, мой мальчик. Мальта оставит тебя ради других, когда ты заболеешь и перестанешь приносить ей пользу. Но если ты будешь хорошо служить мне, я не покину тебя никогда.

Подросток медленно поднялся. Он был маленький и худой. Ему можно было бы дать лет тринадцать. Вскинув голову, он снизу вверх посмотрел на лицо собеседника.

– Я вас узнал. Вы – Рескатор. Те, кто служит вам, не жалуются, я знаю.

– Да, это так. А сегодня я пришел сюда только ради тебя, потому что ты мне нужен.

Глаза маленького мальтийца на его худом личике цвета самшита округлились.

– Не может быть. Никто никогда не говорил мне таких слов. Я еще никому никогда не был нужен. – А потом он вдруг в ярости прокричал:

– Если я поплыву с вами, то только с условием, что в любой момент смогу вернуться на Мальту, где бы мы ни были, и вы дадите мне денег!

– Решено, я принимаю твое условие, потому что ты мне нужен, – повторил де Пейрак, ибо это был он.

– Я никогда не стану ничьим рабом. Меня привлекает только опасность.

– У тебя ее будет больше, чем ты думаешь.

– Я добрый католик, вы не заставите меня сражаться против галер рыцарей Мальтийского ордена?

– Тебе не придется этого делать, если рыцари сами не нападут на меня. Но у них нет к тому оснований, ведь я заключил с ними договор.

– Идет!

И Энрико тотчас же отправился на судно, не имея при себе ничего, кроме шелковой набедренной повязки. Он очень изменился за те десять лет, что плавал на кораблях графа де Пейрака. Кроме того, что он с необычайным умением подводил брандеры и оковывал металлом днища и борта кораблей, он был незаменим в рукопашной схватке, превосходно владел ножом и стрелял, короче, обладал качествами, неоценимыми в абордажной битве. И за все эти десять лет он ни словом не обмолвился о возвращении на Мальту.

Когда Жоффрей де Пейрак покинул Средиземное море и ушел в Карибское, он взял с собой и Энрико, и именно благодаря своей команде мальтийских ныряльщиков, главным в которой был Энрико, он осуществил необычайную затею, принесшую ему огромное состояние, – поднял со дна морского сокровища с испанскихгалионов,потопленныхфранцузскимифлибустьерами.

Теперь молодой Энци был богат. Граф подарил ему три очень красивые золотые вазы, которые Энрико извлек из пучины Карибского моря, к тому же юноша постоянно получал жалованье, положенное ему как члену команды, и определенную долю от всей добычи. Но даже Жоффрей де Пейрак был поражен, когда здесь, в Америке, на его вопрос, кто хочет добровольно отправиться с ним в глубь страны, Энрико изъявил желание. И это он, человек-рыба, который за десять лет службы у графа ни разу не решился отойти дальше чем на сто шагов от берега моря или от прибрежного городка.

– Нет, Энрико, лес, горы и болота – ну для тебя ли они? Ты – сын Средиземного моря. Ты будешь страдать от холода.

– Холод, – с презрением сказал Энрико, – кто лучше меня знает, что такое холод?.. Тот, кто не опускался в пучину океана так глубоко, как я, не знает, что такое холод в смертном саване. Монсеньор, ни один человек не привычен к холоду так, как я.

– Но тебе не придется больше нырять. Золото, которое я буду искать на этот раз, находится под землей, а не в глубинах моря.

– Если там есть и моя доля, не все ли равно, где оно? – сказал Энрико с той непринужденностью, какую он иногда позволял себе на правах очень старого друга хозяина, которого тот ценит. – И потом, – добавил он, смеясь, – мне говорили, что там есть озера, много озер. И я смогу нырять и ловить для вас рыбу.

Он приблизился к графу и сказал вполголоса на сардинском диалекте, который де Пейрак понимал:

– Я должен, обязательно должен быть с тобой, мой господин, мой отец, потому что кто же иначе предупредит тебя об опасностях, которые грозят тебе? Я – порождение сирены и альбатроса, и я вижу невидимые стрелы, что подстерегают тебя в этом лесу. Если бы я умел молиться, я остался бы на берегу и молился за тебя. Но я не умею хорошо молиться, я больше верю в дьявола, чем в мадонну. Значит, все, что я могу сделать для тебя, – это быть рядом с тобой. Мой нож всегда окажется достаточно проворным, чтобы защитить тебя.

Пейрак улыбнулся, глядя на невысокого смуглого молодого человека, повзрослевшего, конечно, но все еще по-юношески пылкого, который смотрел на него снизу вверх, задрав голову, как десять лет назад на залитой солнцем набережной ЛаВалетты. Он ответил ему по-итальянски:

– Пусть так, идем, ты мне нужен.

И тем не менее именно Энрико Энци более чем кто-либо невзлюбил Анжелику почти сразу же, как она появилась на «Голдсборо»; при встрече он провожал ее свирепым взглядом, цедил сквозь зубы желчные реплики и ругательства. И именно он больше всего страдал от ревности, боясь, как бы любовь его господина к жене не принизила тот возвышенный образ, что он создал в своем воображении. Он еще не встречал мужчины, который не раскис бы под властью женщины. Правда, до сих пор он не замечал, чтобы какая-нибудь женщина имела власть над графом. Но с этой все получалось совсем не так, как с другими. И Энрико наблюдал за нею с беспокойством, готовый несправедливо осудить все, что бы она ни делала, что бы ни говорила. Ведь он и в глубь страны решил отправиться с графом лишь ради того, чтобы следить за нею. И еще, чтобы заботиться о маленькой Онорине, которую его друг Сисильен, умирая на «Голдсборо», знаком поручил ему.

Анжелика заметила это во время их долгого пути, когда буквально на каждом переходе возле нее неожиданно с мученическим видом возникал Энрико, исполнявший свой тайный обет помогать им, Анжелике и Онорине: он приносил им воду, старался развлечь малютку, выполнял все ее капризы. Поначалу удивленная, ибо она знала, что Энрико не питает к ней любви, Анжелика наконец поняла в чем дело, и у нее появилось к нему чувство привязанности. Со своей стороны,он отметил, что эта женщина, доставившая ему столько беспокойства, превосходно знакома с портом Ла-Валеттой, узнал, что она была выкуплена его господином графом де Пейраком у рыцарей Мальтийского ордена и что она побывала даже в Канди, короче говоря, что она избороздила чуть ли не все Средиземное море. Он стал лучше понимать, чем она пленила его господина, и, догадавшись об узах, которые их связывают, смирился. Анжелика заботилась онем, так как здоровье у него и без того было хрупкое, а теперь он совсем позеленел от холода. Сухой воздух раздражал носоглотку, привыкшую к влажному морскому климату, он беспрестанно кашлял, и у него часто шла носом кровь.

Этот проворный двадцатипятилетний человек-рыба с четкими, словно вырубленными резцом, чертами загорелого лица и бездонной глубиной огромных глаз, волею судеб оказавшийся в дебрях лесов и выглядевший теперь старше своих лет, несомненно, был самым ловким и изобретательным из людей графа. Как всякий моряк, привыкший вязать узлы и снасти, он плел корзины, сети и под руководством Элуа Маколле взялся даже за изготовление снегоступов. Этой работой он занимался по вечерам в компании с плотником Жаком Виньо и немым англичанином. Зимой лишняя пара снегоступов никогда не помешает. Когда же у них кончились веревки, они по примеру индейцев пустили в ход кишки животных. Жоффрей де Пейрак привлекал Энрико и к работе в лаборатории, где они проводили химические опыты. Еще в те времена, когда Энрико жил на Мальте, он интересовался подобными опытами. Ла-Валетту часто посещали арабские ученые, и нищий мальчишка, подтягиваясь на переплетах частой деревянной решетки, которой были забраны окна уставленной ретортами лаборатории, смотрел, как они приготавливают там свои гремучие взрывчатые смеси. Энрико вместе с графом воссоздал много рецептов смесей для взрыва кораблей, секрет изготовления которых он сумел тогда хитростью перехватить. От этих занятий их душил раздирающий горло кашель, что отнюдь не охлаждало их пыл.