Апокалипсис отменяется (сборник)

Доктор биологических наук, профессор Цветаев и без того не сомневался в истинности того, что изложил в докладе, но на людей нужно воздействовать эмоционально, только тогда кто-то прислушается, поверит, поймет. И примет какие-нибудь меры.

Цветаев поднял глаза к потолку, перебирая в мыслях слова, сопоставляя и комбинируя их. Наконец вновь прильнул к монитору. Сухие узловатые пальцы застучали по клавиатуре, на дисплее побежали строки:

«Все существование жизни — это круговорот. Вечный круговорот постоянного обновления. От рождения к смерти. Цветок распускается на прахе, дает плод и гибнет, обращаясь в прах, уступая место новому. Так было, так есть и так должно продолжаться».

Палец ткнул в клавишу с символом точки. Цветаев еще несколько минут не отрывал взгляд от последних строк, размышляя, достаточно ли эмоционально получилось. Наконец нажал кнопку «сохранить» и отправил на печать. В министерстве без бумаг никуда. Все должно быть на бумаге.

Принтер очнулся ото сна и принялся выплевывать листы с черными строками, а профессор откинулся на спинку кресла и продолжил размышлять о действиях Ковалева. О его опасных играх с природой человека.

Цветаев вышел из группы Ковалева через несколько месяцев после известного инцидента в подмосковном НИИ. И виной тому даже не сам инцидент, безусловно показавший опасность новой технологии. Хотя многие считали иначе, ведь в итоге никаких признаков катастрофы не было найдено ни одной комиссией, в том числе и международными. Но Цветаев вышел из-за политики Ковалева, которую тот начал проводить сразу же после эксперимента. Эксперимента, проведенного тайно, в разгар катастрофы. Профессор Ковалев начал продвигать свою программу наноиндустриализации общества. И ладно бы только индустриализации, Ковалев посмел полезть в человека. Медицинские нанороботоы — это только начало в серии проектов. Следующий шаг — интеграция компьютерных систем с корой головного мозга, затем — замена крови наномашинной массой, дальше… Дальше Цветаев и думать боялся. Он видел, какую лавину это может вызвать.

И самое страшное, что в верхах Ковалева поддержали достаточно многие. Болваны, позарились на обещанное бессмертие. Теперь на Ковалева работают сотни лабораторий, десятки НИИ. К нему текут деньги даже западных инвесторов, не говоря о наших олигархах.

Цветаев сжал челюсти, чуть ли не высекая зубами искры. Между бровей залегла глубокая борозда. Доклад — последний шанс обратить внимание политиков на таящуюся в новой технологии опасность. Не физическую опасность, что может причинить вред многим и многим людям и даже народам, бог с ней, такую опасность можно с успехом контролировать, это подтвердилось инцидентом. Опасность, что увидел Цветаев, другого рода — биогенезного, которая может уничтожить человека как вид, лишив будущего, лишив возможности развиваться в рамках установленных природой законов.

«Если доклад не возымеет результатов, — решил профессор, — останется только один способ остановить Ковалева». Лицо Цветаева потемнело, взгляд стал хищным, а пальцы до побеления вонзились в подлокотники кресла.

Виктор застал Ковалева там, где и рассчитывал, — у системы допуска в лабораторию. ИскИн на запрос куратора о местоположении профессора выдал на дисплеи очков изображение с камер наблюдения, и Виктор, находящийся в соседнем блоке, поспешил параллельным коридором. За Ковалевым теперь особое наблюдение. Специализированная система беспрерывно следит за ученым, переключаясь между доступными камерами, в том числе встроенными в его личные вещи, анализирует движения, речь, чуть ли мысли не читает.

Ковалев остановился у мощной двери, напоминающей банковскую, ведущую к национальным золотым запасам. Ладонь легла на сканер отпечатков. Холодные, цвета стали, глаза под нависшими кустами седых бровей прильнули к окулярам сканера сетчатки. Голосовой анализатор попросил повторить случайно подобранную фразу, отметил в сухом голосе профессора нотки раздражения, но тревоги не поднял, тональность полностью соответствует. Датчики, встроенные в обшивку дверного каркаса, в это время отсканировали биометрические параметры черепа. Дверь приготовилась открыться, но датчики зафиксировали появление еще одного человека. Из примыкающего коридора вышел Виктор. Как всегда, подтянут, как всегда, в идеально сидящем черном костюме с галстуком, как всегда, гладко выбрит, будто волосы на лице и вовсе не растут.

— Мне теперь заново всю процедуру проходить, — буркнул Ковалев, оборачиваясь к куратору, — да и тебе, Витя.

Виктор развел руками, виновато улыбнулся, на что Ковалев удивленно приподнял бровь.

— Ты умеешь улыбаться?

— В нашем ведомстве должны уметь все.

Ковалев криво ухмыльнулся, мол, шутку оценил.

— Не помню, когда последний раз видел на твоем лице улыбку.

— Лукавите, Игорь Михайлович, уверен, что помните.

Ковалев усмехнулся, кивнул:

— Лукавлю.

— Я пришел сказать о намечающемся докладе Цветаева, — сообщил Виктор. — Он не на шутку взялся за завал нашего проекта. Что его так зацепило?

— Его шокировало увиденное во время аварии.

— Да, аналитики предположили то же самое.

— Витя, ты ведь пришел лично не только для того, чтобы сообщить мне это? Достаточно было позвонить.

Виктор замялся.

— Игорь Михайлович, на меня давят. Требуют, чтобы вы раскрыли информацию о том эксперименте, когда вы…

— Нет!

В голосе профессора зазвучал лед.

— Ты представляешь, что из этого может выйти?

— У нас лучший контроль…

— О каком контроле может идти речь, — перебил профессор, — когда дело касается такой мощи? Я сказал — либо все будет идти строго под моим руководством и строго в соответствии с моими планами, либо забудьте о проекте на пятнадцать-двадцать лет. Именно на столько вы отстаете, как, впрочем, и все остальные. Но у вас все равно не будет этого времени, потому что я буду продолжать действовать, мне не нужно ничье одобрение. Будет чуть сложнее, но всего лишь чуть.

— Вы не считаете, что переоцениваете себя? — в голосе Виктора прозвучала угроза. — Если вы уйдете из проекта, то вам однозначно не дадут работать самостоятельно. Вы же понимаете, что после того случая, вашего эксперимента, вы потенциальная угроза национальной безопасности?

— Я все понимаю, Витя, — мягко сказал профессор, — я все понимаю.

В воздухе повисла недосказанность, Виктор понял, что профессор не скажет лишнего, зная, что он как амеба под микроскопом, но также понял, что старик всерьез думает, что сможет тягаться с государственной машиной. Конечно, его мощь велика, но что он сможет противопоставить системе, если дойдет до открытой конфронтации?

Профессор ухмыльнулся, будто прочитал мысли. А может, и правда прочитал? По коже Виктора пробежали мурашки. Всего на миг, но Виктор испугался. Он сунул ладони в карманы брюк и повернулся, чтобы уйти, а профессор вновь приложил ладонь к сканеру.

Пройдя несколько шагов, Виктор остановился, не оборачиваясь, спросил:

— Игорь Михайлович, все эти датчики, система допуска. Для вас это все мишура, ведь так?

Губы старика раздвинулись в улыбке. Виктор скосил глаза и увидел, как ладонь профессора, чуть задержавшись на стекле сенсора, вдавилась глубже, погрузилась в поверхность.

— Да, мне это ни к чему.

Ковалев сделал шаг и погрузился в стену по плечо.

— Так зачем вам такие сложности? Те, кто допущен к проекту, знают о вашей… особенности. Зачем маскарад?

— Это не для посторонних, — ответил профессор, — я сдерживаюсь для себя. Пока еще нужно оставаться человеком.

Виктор коротко бросил:

— Я рад, что вы на нашей стороне.

— Я не на вашей стороне, — сказал Ковалев, снова улыбнувшись, — это вы на моей стороне. Надеюсь, так и останется. Передай руководству, что не стоит зря мучить опытами животных и за людей пусть не думают браться, не получится. Еще рано.