Апокалипсис: Пролог

– Александр Иванович, – вмешался лорд Милнер. – Ваша неприязнь к царю всем хорошо известна. Каким образом вы планируете осуществить отречение царя? Вот что нам хочется услышать.

– Извольте! Всем известно, что Николай, по своим личностным качествам, не уверен в себе, постоянно рефлексирует, не имеет собственного мнения и легко поддаётся влиянию. Вспомним хотя бы ту вакханалию, которая творилась в период негласного правления этого дикого старца, Распутина. Вы все помните, какую тяжёлую драму переживала Россия ещё совсем недавно. В центре этой драмы – загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков, странная фигура для ХХ столетия… Какими путями этот человек достиг своего положения, захватив над государем такое влияние, перед которым склонились все представители государственной и церковной власти?.. А такими… За его спиной стояла целая банда. Это было настоящее коммерческое предприятие! К счастью, от этого авантюриста избавились. Но разве нет вероятности, что новая одиозная личность захватит воображение императора? Да этот «старец» настолько дискредитировал царя, настолько явственно показал его ничтожность и несамостоятельность, что никакая революционная и антицерковная пропаганда за долгие годы не смогла бы сделать того, чего Распутин достиг за несколько месяцев. И где же, спрашиваю я вас, власть государства? Где власть церкви? Позор! Но! В данном случае бесхребетность царя, его склонность попадать под чьё-то влияние – нам на руку. Зная психологию его натуры, я легко добьюсь от него согласия отречься от престола. Мне в помощь будут и многочисленные телеграммы, которыми мы буквально закидаем Николая, дабы не дать ему возможность остановиться, вникнуть в ситуацию, не дать возможности здраво осмыслить то, что происходит, подойти к обстоятельствам критически. Моя задача – вогнать его в состояние растерянности, неуверенности, паники, непонимания того, что происходит. Мне помогут генералы Алексеев и Рузский, чьим согласием я уже заручился.

– Прекрасно! – воскликнул лорд Милнер. – Итак, дальнейший план таков: свержение Николая, регентство Великого князя Михаила Александровича при малолетнем наследнике, и реальная власть у правительства, возглавляемого господином Львовым. Далее – Конституция, выборы, где следует сделать всё для того, чтобы власть уже легитимно закрепилась за нашими представителями. И тогда Россия – в наших руках, господа, в руках прогресса и свободы. Что касается войны – войну следует продолжить до тех пор, пока обескровленная Германия не окажется полностью побеждена. Это отвечает всеобщим интересам. Но одержать победу мы сможем уже без участия России. В игру вступит Америка, которая и довершит столь близкий разгром Германии. После чего мы заключим мир на выгодных нам условиях. Господа, в новое правительство войдёте все вы, здесь присутствующие, за исключением Лилии Юрьевны и Михаила Иннокентьевича, которые являются в нашем собрании смотрящими от транснациональной организации. Насколько я знаю, Лилия Юрьевна только что оттуда.

– Да. Я привезла деньги от банка Якова Шиффа. До отречения царя нам необходимо продолжать раскачивать лодку самодержавия: листовки, забастовки, организация беспорядков.

– А вы что скажете, Михаил Иннокентьевич?

– К раскачиванию лодки необходимо привлечь различные партии, особенно такие радикальные, как большевики и эсеры.

– Занимайтесь, господа. А вы, господин Львов, господин Керенский, начинайте формировать список переходного правительства. Подумайте, кто какое министерство возглавит.

– А уже почти всё готово, – развёл руками Львов, – я – председатель и министр внутренних дел. Господин Керенский, как опытный юрист, – министр юстиции. Господин Некрасов, имеющий инженерное образование, – министр путей сообщения. Господин Гучков, имеющий опыт как председатель Военно-Промышленного комитета, – военный министр. Ну, а министром финансов сам Бог велел быть господину Терещенко. Министром иностранных дел планирую поставить Николая Павловича Милюкова.

– Возражений нет.

– Остальные кандидатуры ещё не определены.

– Определитесь в ближайшее время, господин Львов. Отречение вот-вот произойдёт. К этому моменту у вас всё должно быть уже готово… Что же, господа, расходимся. Нас ждут великие дела!

На этом историческое заседание масонской ложи было завершено.

9 Начало новой жизни

– Проснулся? – прогудел над ухом дядя. – Тогда вставай. Тебе десять минут на сборы.

Новоиспечённого петроградца разбудил протяжный гудок, гвоздём вонзившийся в тихий, приятный сон. Приподнявшись на полу, где с вечера постелила ему Мотя, он увидел, что за окном – непроглядная ночь, что на столе мерцает огонёк свечи, а дядя Андрей завтракает вчерашним супом.

– А что это гудит?

– Заводской гудок. Привыкай. Это нас так на работу будят. Ну, давай-давай, поднимайся.

Ваня вскочил, сна как не бывало. Какой уж там сон, когда с заводским гудком началась для него новая, интересная жизнь! Сейчас дядя поведёт его на завод, он увидит патроны и гильзы – настоящие! Ваня напялил свою парадную красную рубаху с косым воротом, подпоясался, натянул штаны. Дядя критически оглядел его и предложил:

– Ты это, пимы не надевай, я тебе свои сапоги старые достану.

Пяти минут не прошло, как Ваня поел супа, примерил дядины сапоги, и они вышли на улицу. Ночь непроглядная, только тусклый свет редких фонарей рассеивал черноту.

По Железноводской стекались к своим предприятиям рабочие, которые жили в доходных домах, построенных на рубеже ХIХ-ХХ веков на этой улице. Часть рабочих поглощало здание Северной мануфактуры, остальные сворачивали на Уральскую и двигались по направлению к трубочному заводу. Проходная завода проглатывала людей, чтобы выплюнуть их, выжатых, с высосанными из них силами, после окончания двенадцатичасового рабочего дня.

Дядя Андрей провёл племянника в контору, где его бегло осмотрели, быстро оформили и сразу же отправили на рабочее место.

Цех, куда определили нового работника, поразил своей громадностью, высоким потолком, своды которого терялись в вышине, необъятным пространством с уходящими в бесконечность стройными рядами станков. Через всю стену был растянут плакат, на котором жирные чёрные буквы гласили: «Всё для фронта! Всё для Победы!». Многочисленные станки лязгали, стучали и грохотали, так что поначалу уши воспротивились такому непривычному и неприятному шуму. Но скоро привыкли. Новичка определили к мастеру, которым оказался парень, не на много старше Вани. Звали его Егор. Высокого роста, с непослушной прядью черных волос, спадавшей на широкие брови, из-под которых внимательно смотрели на мир карие пытливые глаза, на тонком нервном лице – выражение пресыщенности и брезгливого пренебрежения… Все рабочие были одеты кто во что горазд. Особенно много мелькало таких же рубах, подпоясанных поясами или кушаками, как у Вани. Егор же был одет в серый батник и жилет и выглядел по-городскому, при этом он больше походил на интеллигента, чем на пролетария, так что лидерство нового знакомого было признано сразу и безоговорочно.

К работе Ваня приступил с трепетом – патроны делать, это не телятам хвосты крутить, однако уже скоро убедился, что работа не сложная, деревенский труд потяжелее будет, но монотонная: главное – не зазеваться в процессе и не пропустить постоянно подаваемые заготовки для гильз.

Во время обеденного перерыва Егор ввёл своего подопечного в курс дела:

– Тебе какой оклад положили? 15 рублей?

– Да. Здорово, правда?

– Ты особо не радуйся. Полностью ты эти деньги на руки получать не будешь. Во-первых, на харчи из них высчитывают.

– Знаю. Дядя говорил.

– Во-вторых, за койку, хоть и немного, но всё-таки брать будут… Или ты у дяди жить собираешься?

– Да нет. Тесно у них.

– Правильно. Главное – независимость… Дядя твой молодец: не все наши, даже семейные, в отдельную фатеру перебираются. Так и живут в казарме, по две-три семьи в клети…

– А ты почему в казарме живёшь? Зарплата не позволяет угол снять?

– Почему же не позволяет? – обидчиво выпятил губы Егор. – Получаю я не меньше твоего дяди. Но меня казарма вполне устраивает. Зачем мне отдельная фатера? Я же холост пока. Лучше я денежку на что-то другое спущу… Слушай, ты, я вижу, совсем дремучий, только что из-под коровы, давай поближе ко мне перебирайся. Возле меня как раз койка освободилась.

Ваня с радостью перетащил свой тощий узелок на местечко возле нового друга. Сама казарма оказалась столь же огромна, как цех. Только в производственном помещении люди стояли, а здесь – лежали. И вместо станков всюду – куда ни кинь взгляд – терялись в бесконечности стройные ряды коек в два яруса. В изголовьях верхнего были приделаны ящики для вещей, постояльцы нижнего хранили свои пожитки на полу под кроватями. Помещение отапливалось плохо, к тому же из-за высоты потолка, такого же, как в цехах, и без того скудное тепло улетучивалось наверх. Но всё это не смутило Ваню. Небось, крестьянин, не дворянин. Он закинул свой узелок под койку, так как ему досталось место в нижнем ярусе, и почувствовал себя самостоятельным и гордым от сознания того, что он влился в рабочую массу, стал настоящим пролетарием.