Апокалипсис Welcome

– А где я его найду? – растерянно пролепетал Кар.

– Где хочешь, – оборвал его Ферри. – На крайняк, подойдет святая вода из церкви: иногда они набирают ее из источников. ПОНЯЛ МЕНЯ? БЫСТРЕЕ.

Ферри никогда не проявлял себя как железный лидер – напротив, в глубине души Кар считал его рохлей и нытиком, обожающим ежеминутно жаловаться на жизнь. Откровенно быстрая перемена в настроении приятеля настолько поразила Кара, что тот не стал спорить. Беспрекословно выйдя в ванную, он открыл серебряный кран, подставив руки: вода в фарфоровой раковине стала розовой. Малик, опираясь на ладони, со стонами поднимался с пола, незнакомец между тем отстегнул от пояса мешочек, сшитый из потертой ткани. От материи исходил кружащий голову запах. Дернув завязку, гость высыпал на ладонь содержимое – измельченные в порошок листья, раздавленные семена и тонкие, свернувшиеся лепестки цветов.

– Священный лавр, – спокойно пояснил он. – Часть погребального обряда. В нашей стране было принято класть такой мешочек в пожитки покойников. Подобное распоряжение было введено в действие после давней трагедии: в склепе захоронили важного сановника. Через месяц его гробницу вскрыли воры. Стража задержала их – войдя в склеп, воины увидели мертвого сановника, лежащего у входа. А на изнанке входной двери – глубокие следы ногтей. Оказалось, что сановник не умер, а только лишился сознания. Придя в себя, он царапал и зубами грыз плотно закрытую дубовую дверь, безуспешно пытаясь выбраться наружу. В тот же день царь издал указ: в состав погребального инвентаря должен входить жертвенник вместе с мешочком «дельфийской пыли». Если человек очнется и поймет, что его похоронили заживо, то сможет воззвать за помощью к богам. В состав «пыли» входят листья священного лавра, семена белены, полынь, пчелиные крылья и ряд трав, назначение которых мне неизвестно. Это очень опасное средство – почему, я объясню вам потом. Главное – оно поможет обнаружить, где скрывается невеста. О! Совсем забыл… мне понадобится желтый воск.

– У меня есть свечи, – обрадовался Ферри. – Сколько угодно. Это все?

– Да, – любезно ответил незнакомец. – Пожалуй, что так.

Выйдя из ванной, Кар шнуровал в прихожей ботинки, поставив рядом пустое цинковое ведро. В его глазах светилось откровенное восхищение.

– Я не знал, что вы и это умеете, – уважительно заметил он.

– Я много чего умею, – спокойно сообщил незнакомец. – Ваши легенды обо мне хирургически препарированы, из триллера сделали детскую сказочку, присовокупив дешевые фантазии. Моя реальная история – не для слабонервных слушателей. Впрочем, в данный момент это уже не важно.

«Дельфийская пыль» тихо шелестела, пересыпаясь в его ладонях.

Глава V. Меч, голод и мор (Пятница, Судан, провинция Дарфур )

Конь двигался на редкость величаво: он не шел, а словно плыл над поверхностью, перебирая худощавыми ногами, напоминая вышедшую на вечерний променад старую аристократку. Всадник мерно покачивался в седле, сжав в руках истертые поводья. Запавшие глаза смотрели в землю под копытами лошади: зрелище, открывавшееся ему, внушая холод ужаса другим, обволакивало сердце ездока чувством глубокого успокоения. Врач, взглянув на человека, восседавшего на коне, определил бы его как смертельно больного, находящегося в последней стадии рака. Плоское лицо всадника отливало мертвенной бледностью – оно было настолько истощено, что сквозь кожу отчетливо проглядывали кости. Бескровные губы стянулись в узенькую ниточку, тонкие пальцы равнялись с фалангами костей скелета: череп без бровей обрамляли редкие седеющие волосы. Глубоко посаженные потухшие глаза обозревали мир со скукой и усталостью. На оплетенном взбухшими жилами тощем теле, будто на вешалке, болталась камуфляжная форма: желтая с белыми пятнами, предназначенная для военных операций в пустыне. А вот природный цвет лошади наверняка затруднился бы назвать даже бывалый конюх. Шерсть худой и некормленой клячи представляла отвратительный коктейль из невыносимо белесой субстанции, смешанной с чем-то зеленым. Лошадь неспешно ступала по земле, и из-под ее ног змеей струилась гибель: все, к чему прикасалось копыто коня, умирало. Высыхала почва, дергаясь трещинами, испарялись ручьи, сворачивалась в жгуты трава – пальмы чахли на глазах, расставаясь с остатками сгнивших плодов. Следы копыт наполняла черная жидкость, горящая прозрачным огнем, – шлейф пламени тянулся за всадником весь скорбный путь, уходя далеко за горизонт.

Всадник поднял голову, в стеклянных зрачках отразилось небывало огромное дерево, размерами ствола превосходящее баобаб. У толстых корней, похожих на спутанные слоновьи хоботы, возлежала одинокая человеческая фигура с заметным издалека, легким свечением, словно путник надел на себя новогоднюю гирлянду разноцветных лампочек. Его ждали. Наездник пришпорил истерзанные бока коня, и тот «поплыл» чуточку быстрее – отказавшись, впрочем, перейти на галоп. Они достигли дерева через четверть часа: ангел Хальмгар, заботливо отряхнув крылья, поднялся со своего ложа, укоризненно глядя в мертвые глаза всадника.

– Ты опоздал, – заметил он с осуждением.

Тот улыбнулся – плоть треснула на лице, обнажая обломки острых зубов. Капельки белого гноя упруго дрогнули на сгоревших от солнца ресницах.

– Очень многие люди счастливы, когда я опаздываю, – каркающим голосом произнес ездок. – Думаю, они предпочитают, чтобы я вообще не приходил.

– Но не я, – поправил его Хальмгар. – Ты на работе. Соблюдай приличия.

– Прости, – выдавил из себя наездник. – Все дело в лошади. У меня такое чувство, будто она нажевалась марихуаны – идет еле-еле, спит на ходу. Жаль, что я не могу выйти из образа всадника. Пешком и то дошел бы быстрее.

В руках Хальмгара возник электронный органайзер.

– Хорошо, делаю пометку, – сказал он чиновничьим тоном. – В следующий раз коней для всадников Апокалипсиса заказываем не в Эстонии, а где-нибудь у арабов. Действительно – он скачет так, что я, признаться, едва не заснул, дожидаясь твоего визита. Однако если исключить этот фрагмент, то в целом выглядит весьма спецэффектно: особенно светящиеся следы. Я, как увидел тебя, сразу вспомнил: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, имя которому «Смерть»; и Ад следовал за ним, и дана ему власть – умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными».

Смерть потрепала лошадь по холке: раздался сухой, костлявый звук.

– Ты бы переговорил с Иоанном, – возмущенно заметила она. – Мало того что этот конь – полный тормоз, так он еще и совершенно непонятного цвета. В «Апокалипсисе» четко сказано – бледный. А этот на мороженую блевотину похож. Кроме того, с чего коню вообще быть бледным? С перепоя, что ли?

– Это ты, наверное, русский перевод «Апокалипсиса» читал, – мягко возразил ангел. – Оригинал откровения написан на греческом, где шерсть коня обозначает особое слово, объясняющее – дескать, «зеленоватый оттенок, который бывает при болезни» [51] . Но это Евангелие, а не медицинский справочник: поэтому пришлось заменить на «бледный»… чтоб не путались.

51

Действительно, при переводе «Апокалипсиса» с греческого на русский цвет коня Четвертого всадника был заменен на «бледный». Кроме самой Смерти, имена других всадников в оригинале «Откровения» не указаны.

Ветви дерева закачались, не выдержав присутствия Смерти: сверху на собеседников, громко шурша, посыпалась сгнившая кора вперемешку с высохшими гусеницами. Хальмгар присел, осторожно трогая ямку, оставшуюся от копыта коня, – из сухой земли начала сочиться темная жидкость. Опустив в нее палец, ангел поднял его вверх, на уровень глаз, жидкость вязко, не спеша, потекла от ногтя вниз – словно сгущенка.

– Нефть? – спросил Хальгар, уже зная ответ на свой вопрос.

– Разумеется, – кивнул всадник. – Мы неразлучны – где нефть, там и Смерть. Свежий приоритет, хотя им свойственно меняться. Раньше было золото.

Хальмгар бесцеремонно вытер палец о светло-зеленую шерсть коня.

– Ты и остальные — отлично поработали, – улыбнулся ангел. – На Земле не осталось белых пятен, и ничто не скроется от ока спутников и телевидения. Но когда без положенной маскировки на свет явились четыре всадника Апокалипсиса – их никто не заметил. Надеюсь, ты утолил свою жажду.

Лицо Смерти исказилось судорогой, отдаленно похожей на улыбку.

– О да, – плотоядно прошептал всадник. – Я не люблю сидеть на диете – чтобы питаться, мне нужна кровь. XXI век убивает меня. Я ненавижу современную медицину, продлевающую жизнь. Того, кто изобрел антибиотики, я с удовольствием бы выпотрошил, как снулую рыбу. Конечно, различные эпидемии с вирусами существуют и сейчас, но их не сравнить с превосходной чумой, за один десяток лет выкосившей четверть Европы [52] . О, как же я пировал тогда – настоящий шведский стол, круче, чем в пятизвездочном отеле! Я совсем отчаялся, но, к моему восторгу, остаются войны: я обожаю всех, кто открывает новую военную кампанию. Рядом нет, случайно, Джорджа Буша? Я поцелую его, как отца родного.

52

В 1347–1351 годах эпидемия чумы, занесенной из Китая, унесла в Европе жизни 15 миллионов человек – то есть фактически каждого четвертого.

– Еще поцелуешь, – двусмысленно пообещал Хальмгар. – Но вообще, как твое самочувствие? Апокалипсис фактически оставил тебя без работы. Своеобразный отпуск за свой счет, который длится вечно. Отныне больше никто не умирает. Грешники бесчисленным стадом растворятся в озере огненном, а праведники вместе с Христом войдут в небесный Иерусалим.

– Да, – кисло заметила Смерть. – Это так ужасно – осознавать, что ты больше ни к кому не придешь, не позвонишь в дверь. И ни одна собака не упадет в обморок, завидев мрачную фигуру с косой. Мне необходим психоаналитик.