Апокалипсис завтра
Шрифт:
И сейчас, сидя в дорогом длинном халате, 50-летний грузный сытый и холеный мужчина с большой плешью, казался гостю фигурой властной и гордой. Из богатой украшениями шкатулки хозяин дома вынул дорогую кубинскую сигару, закурил. Фома пресмыкаясь смотрел на властителя.
– Давай, говори, с чем пришел… – так же грозно, но негромко пробасил председатель. Видимо, боялся разбудить домочадцев. Никифоров догадался об этом и полушёпотом поведал свою тайну:
– Николай Иваныч, я считал своим долгом Вас предупредить, что с моим соседом Петровичем творится неладное. Он вдруг возомнил себя спасителем деревни и решил самостоятельно её, так сказать, поднять из руин. Где-то у нас он, понимаете ли, развалины увидел! Ну, старый идиот, маразматик, ну что с него взять?! Я вот лично никакого загнивания и заваливания нашего села
Председатель нахмурился. Злобно затушил сигару. Фома захлопал глазами, почуял неладное.
– Так значит, ты ко мне за этим среди ночи вломился как варнак?! Надо было всё-таки тебя из ружьишка-то пригвоздить… Ты, значит, Фома Никифоров, дураком несведущим меня считаешь?! Думаешь, наверное, что Николай Иваныч высоким забором от села отгородился и знать ничего не знает, что в его хозяйстве происходит?! – гость выпучил глаза и сжался под гневом хозяина. – Про безумства Петровича мне доложили ещё с утра, верные мне люди. А ты пошёл вон! Убирайся, чтобы духу твоего не было здесь! И запомни: я за всеми вами слежу и всё знаю! А в следующий раз так заявишься – накормлю дробью с двух стволов! Пшёл вон, червяк! – уже кричал вслед мгновенно подобравшемуся Фоме разгневанный председатель.
Оставшись один, Николай Иванович налил себе в квадратный бокал дорогой шотландский виски. Не разбавляя, осушил стакан. Немного сморщился, крякнул. Затем он прошёл в коридор, взял оттуда стационарный телефон, притащил на кухню и прикрыл за собой дверь. Толстыми пальцами потыкав кнопки, набрал номер. Долго пикали длинные гудки, после в трубке послышался хриплый голос:
– А-ло… Кто э-то? – разбуженный участковый, похоже, с трудом соображал, где находится и что происходит.
– Доброй ночи, Паша. Это Иваныч. Помощь твоя нужна…
Сорокалетний худощавый мужчина в семейных трусах прикрыл дверь спальни, в которой храпела жена. Взяв телефон с проводом, вышел в сенки, сел за стол, закурил. Затянувшись пару раз и продрав наконец глаза, той же хрипотой ответил:
– Что… стряслось?
– Нужна твоя помощь непосредственно по профилю. У нас тут самодеятель появился. Петрович. Знаешь такого?
– Д-а-а… – опять хрип.
– Так вот, этот старый пердун возомнил себя мессией, спасителем своей малой родины. Он решил дорогу на своей улице отремонтировать своими силами. Сам понимаешь, разрешения на это ему никто не давал…
– Бр-ед… – деревенский милиционер закашлялся от табачного дыма. – Кхе-кху… Он чё, рехнулся?!
– Видимо. Я так понимаю, ты о его крестовом походе не в курсе. Уши тебе заложил и застил глаза твой шестидневный запой, Павел Семеныч…
– Ой, Иваныч, не начинай… Ты мне среди ночи позвонил попенять?! – участковый взял бутылку с мутной жидкостью, налил её в стакан, залпом выпил. Тряхнул головой, наконец-то пришёл в себя. Окурок затушил в переполненной пепельнице и тут же закурил следующую сигарету. – Что… ты хочешь?
– Тяжело сообразить, да?! – усмехнулся председатель. – Угадай с трёх раз!
На том конце провода повисла пауза.
– Мне нужно чтобы ты его остановил, кретин! – жёстко, уже без юмора резанул Николай Иванович.
– П-х-х… – мужчина с худым заплывшим лицом снова поперхнулся дымом. – Как это… Как я остановлю…
– Это твои проблемы! Это твоя работа, профессия, мать твою! – резко ответил председатель. – Статью сам подберёшь и закроешь его. Увезёшь в район, он посидит в клетке, остынет,
глядишь, выбросит свою дурь из головы.– Постой, постой, Иваныч… – в голосе милиционера появилась озабоченность. – Я… я… не могу… Меня же возненавидят на селе! Петровича народным героем выставят, он же за благое для деревни. А я, значит, буду злодей, который сельскому заступнику ласты закрутит?! Нет, я на это не подпишусь! Тем более после прошлого косяка…
Последний "косяк" – это случай трёхнедельной давности, когда вдрызг пьяный участковый села Берёзовка Павел Семёнович Бельский, находясь при исполнении служебного долга, заявился домой на служебном уазике в компании выпивших деревенских проституток. У ворот милиционера встретила жена. Не проронив ни слезы, она молча ушла в дом. Бельский же, взяв из заначки последние деньги, отправился кутить дальше. Всё это непотребство наблюдала со скамейки соседнего дома баба Клава, и уже к вечеру село гудело от возмущения поведением защитника закона. Неделю после скандала милиционер старался не показываться односельчанам на глаза – было стыдно. И только эта история начала сбавлять градус недовольства – как на тебе! Теперь нужно было упрятать за решётку старика. Да какого! Герой труда, заслуженный и уважаемый на селе человек! Посадить… И за что?! За благое дело, ремонт дороги для своих же деревенских людей! Нет, думал Павел, меня просто казнят! Прибьют гвоздями к моим же дырявым воротам…
От горьких размышлений его оторвал грозный голос в трубке:
– Ты чё там, уснул?! Я говорю – это твои проблемы! Позвони корешкам в район, раз сам такой трусливый! Пусть они скрутят его…
На следующее утро Петрович с сияющим как намытый эмалированный таз лицом принялся месить раствор. Включил бетономешалку, стал высыпать туда ингредиенты. Подошёл заспанный тракторист, стал помогать. Жена Петровича с недовольной миной на лице вышла на крыльцо, гневно взглянула в сторону развернувшейся стройки и отправилась кормить скотину. Фома аккуратно подсматривал из окна своего дома, прячась за шторкой, чтобы не дай бог не заметили.
Внезапно к дому Петровича подъехал новый белый джип председателя, участковый уазик и милицейская "буханка" из района. Улыбка исчезла с лица предприимчивого пенсионера, он бросил лопату и зашагал навстречу машинам. Из джипа вылез толстяк-председатель, с самодовольной свиной улыбкой подошёл к Петровичу. За спиной управленца выстроились милиционеры.
– Здоров, Петрович!
– И вам не хворать… – злобно ответил старик.
– Слушай, Петрович, ты чего здесь развёл за ремонт? Дорогу, что ли, делать собрался?
– Вы не ремонтируете, поэтому я решил починить сам. Не хочу жить в дерьме! – бросил прямо в лицо председателю пенсионер, смотря тому прямо в глаза. Улыбка исчезла с рыла борова. Он нахмурил узкие глазки.
– Значит так, это чистой воды самоуправство и хулиганство! Эта дорога тебе не принадлежит, чтобы ты ей распоряжался! И ты права не имеешь…
– Дороги, как и село, общие. Общие – значит принадлежат жителям деревни, и мне в том числе. Я благое дело затеял, и люди меня поддержат! А у тебя, кровососа, одна задача – побольше карман набить себе за счёт колхоза! И как люди здесь будут в руинах жить – тебе всё равно! И на состояние дороги плевать, ты на джипе по любым ямам проедешь. А я не хочу больше смотреть на это безобразие и не буду! Уйдите, не мешайте делом заниматься, иначе я за себя не ручаюсь!
Поняв, что разговаривать со стариком бесполезно, председатель сделал знак рукой. Бельский стыдливо опустил голову и спрятался за спиной Николая Ивановича. Вперёд шагнули трое милиционеров из района с дубинками в руках. Из безопасного места за дальнейшим действом наблюдал Фома. Его сильно трясло от страха, холодный пот ручьями стекал по спине в семейные трусы. Он держался за штору, чтобы не грохнуться в обморок, и смотрел в окно. Фома видел, как Петрович кинулся за лопатой, а после побежал на представителей закона, размахивая ей. Молодые крепкие обученные ребята оказались проворнее старика, поэтому всё кончилось очень быстро. Лопату отобрали, резиновыми палками отходили деда как следует, пока он не перестал брыкаться. Тракторист-помощник с выпученными глазами поднял руки вверх – мол, сдаюсь. Петровича упаковали в буханку и повезли в район. Председатель, погрозив пальцем, велел трактористу вернуть в райцентр оборудование. Механизатор, повесив голову, кивал.