Апокалиптическая фантастика
Шрифт:
Вскоре после этого Китай вторгся в Индию, Европа пришла на помощь индийцам, и разразилась Третья мировая война. По словам Эдварда, она продолжалась пять дней. А потом мир уже никогда не был таким, как прежде.
Это стало началом конца, рассказал Эдвард. После войны надежды уже не осталось. То, что человечество начало войнами, планета завершила ускорившимся глобальным потеплением.
Он долго смотрел на обрывок газеты. Бумага крошилась в его скрюченных пальцах. Я взял его за руку:
— Пойдем, Эд. Поедим чего-нибудь.
Мы сидели в грузовике
Улыбка Катрин была как у матери, наблюдающей за любимым ребенком. В свои шестьдесят она была седая, худая и напоминала скрученную проволочку. В ее серых глазах читалось нечто такое, что говорило о трагедии в прошлом или о знании будущего, и Дэнни любил ее с нежной, трогательной заботой.
Он ткнул пальцем в карту:
— Есть впадина, вот здесь, чуть севернее африканского побережья. Я уверен, что если мы пробурим достаточно глубоко…
— Да, свежая водичка нам не помешает, — заметил я. — Меня уже достало пить переработанную мочу.
Дэнни рассмеялся. Эдвард поднял стакан, рассмотрел мутноватую жидкость и причмокнул:
— Ну не знаю. Меня вполне устраивает. Хорошее тело чуть отдает горчичкой.
Я смотрел, как ест Кат — очень скупо. Она положила себе маленькую порцию, да и ту не доела. Мы еще не успели прикончить свою еду, как она встала из-за стола и, прихрамывая, направилась к койке, которую делила с Дэнни. Тот проводил ее взглядом и последовал за ней. Я взглянул на Эдварда, словно для объяснения, но его глаза не отрывались от тарелки.
После ужина я выбрался наружу, прихватив винтовку, и в лужице света от грузовика «принял ванну». Раздевшись, я уселся на песок и стал набирать горсти мельчайших песчинок и натирать ими тело. Грязь и пот постепенно сходили с кожи, оставался лишь тончайший слой песчаной пыли. Я копнул глубже, нарыл более прохладного песка и засыпал им живот и бедра.
Я подумал о Кат и решил, что у нее, наверное, все будет хорошо. Через несколько минут, как будто в подтверждение этой надежды, грузовик начал покачиваться, когда Дэнни и Кат занялись любовью. Я поймал себя на мысли о том, какой, наверное, Кат была привлекательной в прошлом. Но оборвал эти мысли в зародыше, встал и натянул шорты.
Я уже собрался было вернуться, когда открылась боковая дверь и из нее выглянул Эдвард:
— Пьер, ты где?
Он вышел из грузовика и медленно сел на песок рядом со мной.
Какое-то время мы молчали, глядя на ночное небо. Высоко над далеким горизонтом начались магнитные бури, расцвечивая небо полотнищами белого огня.
— Кат в порядке? — спросил я в конце концов.
Он бросил на меня взгляд:
— Она больна, Пьер. Мы все больны.
— Но Кат…
— У нее рак. — Он вздохнул. — И я не знаю, на какой стадии. Я ничем не могу ей помочь, разве что давать какое-нибудь болеутоляющее. Да и оно у меня уже на исходе. — Помолчал, добавил: — Мне очень жаль.
— И сколько ей осталось?
Он покачал головой:
— Может, год. Если повезет, то два.
Я кивнул, уставясь на едва различимые в темноте здания. Мне хотелось что-то сказать, но ничего
в голову не приходило. И я сменил тему:— Как думаешь, Дэнни прав насчет той донной впадины?
Эдвард пожал плечами:
— Честно не знаю. — Он помолчал. — Я помню, как на том месте было море, Пьер. И великолепные города. Туда съезжались богачи.
Я уже не впервые пытался вообразить огромный объем воды, описанный Эдвардом. Воды, заполняющей пространства размером с пустыню, и как она перекатывается волнами… Я тряхнул головой. Потому что смог представить лишь пустыню цвета питьевой воды, плоскую и неподвижную.
Эд посмотрел на небо, когда его разорвала белая вспышка. В свое время он объяснил, почему, несмотря на бушующие грозы, никогда не выпадает дождь: если немного дождя и проливается, то капельки испаряются в перегретых нижних слоях атмосферы, не успев долететь до земли. Теперь я думал о грозе как о дразнилке, манящей ложными обещаниями.
Я обвел взглядом здания:
— Как думаешь, мы сможем это восстановить? В смысле, сделать все так, как было прежде?
Эдвард улыбнулся:
— Мне нравится думать, что со временем, упорно трудясь… Я оптимист, как и Дэнни, и действительно считаю, что люди по сути своей хороши. Можешь назвать меня дураком, если хочешь, но я думаю так. Поэтому… если мы будем держаться вместе и при условии, что людей осталось достаточно, чтобы когда-нибудь восстановить нашу численность… тогда, пожалуй, надежда останется.
— И вернемся к временам, когда все было… цивилизованно?
— А это уже большой вопрос, Пьер. Мы столько утратили, так много знаний и культуры. Так много человеческого опыта. Так много из того, что мы знали, что узнали за столетия научных исследований и постижения природы… все это пропало и может никогда не быть открыто заново. А если и может, то на это уйдут века… даже при условии, что планета не слишком загублена и что человечество сможет исправиться… — Он рассмеялся. — А под исправлением я имею в виду не только буквальный смысл этого слова.
Я подумал над его словами, потом сказал:
— Но раз больше нет океанов, нет морей…
Он улыбнулся:
— Я живу надеждой, Пьер. Могли остаться маленькие моря, подземные запасы. Я слышал, что все еще есть небольшие моря там, где был Тихий океан…
— А мы не могли бы?..
Он улыбался.
— Что? — спросил я.
— До Тихого океана половина планеты, Пьер. Эта тарахтелка еще может довезти нас до Средиземного моря, если повезет. Но не до Тихого океана.
Я задумался: насколько велики бесплодные пространства Земли — и как мало я об этом знаю. Наконец я сказал:
— Если мы последние… в смысле, я уже несколько лет не видел других людей…
— Мы не одиноки, Пьер. Есть и другие небольшие группы. Должны быть. — Он помолчал. — И в любом случае, даже если жизнь на Земле обречена…
— То что? — поторопил я его с ответом.
— Ну… запасным вариантом всегда останется проект «Феникс».
Он уже рассказывал мне о проекте «Феникс», последней надежде. Сорок лет назад, когда правительства осознали, что дела паршивы и становятся только хуже, они объединили ресурсы и построили космический корабль, отправив к звездам пять тысяч человек.