Апокалиптическая фантастика

Я сказал:

— Если нет, придется придумать.

Пока что их было три: желтая, голубая и вот еще розовая, хотя одновременно мы видели не больше двух. Далекие ровные огоньки напоминали мне планеты, вон та, знакомая, может быть Венерой, бледно-желтая — Юпитером, а розовая — Марсом. Но ничего похожего на звезды, только глубокая бархатистая тьма во все стороны. До бесконечности. Так сказали боги.

Это меньшее творение, содержащее все, что боги решили сохранить из создавшей нас ошибки.

Что, если большие боги, неведомые и непознаваемые, проведают о поступке своих орудий? Не смахнут ли нас тогда тряпкой в конце концов?

Мэриэнн встала и потянулась, все так же глядя в небо. Ее тело то освещалось, то затемнялось в мерцании костра: груди, волосы, бледная кожа.

— Как ты думаешь, мы теперь бессмертны?

Разве не так положено в подобных делах? Я сказал:

— Если бы это был мой сюжет, я бы закончил его так.

Глядя в черную пустоту бесконечной долины, предположительно заполненной всем живым, что когда-либо существовало на Земле, она сказала:

— Никогда не понимала, как скучные люди могут жить вечно.

В конечном счете единственным местом, куда не пробился воздушный дождь, если его можно так назвать, оказался бункер с нашими спасательными капсулами. Поли с Джулией прятались в своих, порознь, мы с Конни вместе, на этот раз в моей. В случае если бы нас сбросило на пол, моей было бы не так высоко падать.

Мы оставили свет включенным и скорчились там, закусывая и прислушиваясь к реву дождя, похожему теперь на океанский прибой над самым ухом. Мы доедали вчерашние объедки, как будто так и надо, как будто снаружи просто дождливая бурная зимняя ночь Северной Каролины.

Завтра будет солнечно и мы отправимся на прогулку по Умстедскому лесу среди нагих серых деревьев под хрупким безоблачным темно-синим небом. А в свой черед вернется лето.

Нам немногим больше пятидесяти, Конни. Мы молоды. Молоды и красивы. Не забыла?

Тунец, вылежавшийся за ночь, стал еще вкуснее, а Конни раскопала в шкафу отличный велспрингский хлеб.

— Последний, — сказала она, упираясь ногами в дрожащий пол и взмахивая острым ножом.

Сэндвич с пикулями, чипсы и французский луковый соус, для меня пластиковая бутылка «Велча», а для Конни — ее диетическая кола.

Подумать только!

Как бы ты ни старалась, милая моя Конни, растолстеть уже не успеешь.

Я то и дело протягивал руку к ее бедру, гладил теплое местечко между ног, а закончив, мы растянулись на тихо покачивавшейся под нами койке и прижались друг к другу носами. Моей руке в ее трусиках было тепло и приятно. Конни улыбнулась мне в щеку и пробормотала:

— Неисправим.

Мне хотелось, чтобы она опять назвала меня Скотти, чтобы почувствовать, как тает от этого сердце.

БАМ!

Бункер содрогнулся так, что нас подбросило в воздух, а на той стороне помещения завизжала Джулия — высокий протяжный вопль, как спецэффект в дешевом фильме.

Крак!

Капсула сильно накренилась, стены вокруг нас дрожали и стонали, она наклонилась в другую сторону, сбросив нас всех на внутреннюю сторону бункера. Пол громыхал, Поли невнятно ругался, кажется даже без слов. Когда я нашел его взглядом, он на четвереньках торопился вернуться к койке.

Флуоресцентные лампы замигали, словно стробоскоп.

Балласт уже не держит, догадался я. И обернулся к Конни, выкинув из головы Поли, Джулию и прочее. Она выглядела испуганной насмерть. Бледная, с круглыми глазами. Глаза искали что-то в моих — хоть что-то.

Я тихо поцеловал ее и просунул ладонь под резинку ее трусов, положив плашмя на живот. Улыбнулся. На заднем плане всхлипывала Джулия. Поли не слышно. Эй, Поли, все прячешь голову под подушку?

Конни, кажется, ответила на мою улыбку.

Я сказал:

— Я рад, что ты такая храбрая.

Кровать под нами дернулась, наклон пола стал еще круче. Снаружи что-то гудело и хлопало так громко, что я не мог представить, что происходит. Господи, звучит так, словно гигантские простыни хлопают на сушилке. Гигантские простыни и одеяла. Под ураганом.

Она сказала:

— Не знала, что я храбрая. До сих пор.

Я просунул руку в самое тепло ее паха, добрался пальцами куда нужно. Снаружи что-то громко стонало, словно в кино про дровосеков падало гигантское дерево. Черт, о чем я думаю! «Иногда великая идея» [70] ? Это вроде бы Пола Ньюмена. Парень тонет, прижатый упавшим стволом. Не смейтесь!

70

«Иногда великая идея» —фильм по роману Кена Кизи «Порою блажь великая». Пол Ньюмен выступал в качестве режиссера и исполнителя главной роли.

Я задумался, что скажет Конни, если я решу сейчас ее взять. Может, если хорошо рассчитать, мы кончим как раз ко взрыву капсулы. Я загнал обратно в горло смешок.

Поли теперь что-то говорил. Болтал без умолку.

Конни чуть отстранилась, взяв мое лицо в ладони, глядя на меня:

— Никогда не видела двоих, испуганных так, как Поли и Джулия. Почему ты не боишься?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Наверно… я всегда боялся только людей. А это… черт, надо же когда-нибудь умирать.

— А мы уже умираем?

Снаружи снова громко простонало, потом глухо ударило, словно кто-то захлопнул капот седана эпохи 1950-х. Я сказал:

— Скоро узнаем. Так или иначе.

Она прижалась спиной к стене, приподняла ногу, чтобы мне было удобнее, и спросила:

— А если мы выживем?

Я пожал плечами:

— Какая разница?

Трудно было стянуть трусики на наклонной койке, но мы справились. Постель подскакивала и содрогалась. Где-то на середине под визг — ветра или кого-то живого — потух свет.

Мы заметили только потом.

Что удивительно, если подумать.

Потом?

Ну, тишина.

Очень тихо.

Мы с Поли стояли в скафандрах, заполнивших шлюзовую камеру, закончив проверку герметичности и заканчивая последний спор о том, разумно ли тратить воздух из шлюза.

Черт, Поли, мы ничего другого не предусмотрели.

Л узнать надо.

В темных глазах сомнение.

Конечно, дурацкие огоньки показывали, что сточная труба пробита, но внешнее питание сохранилось. Это все, что требуется знать. Мы в безопасности.