Апокриф
Шрифт:
А потом его подцепил Кастел. Он сразу произвел на Иваста впечатление. И злобой какой-то остервенелой, и внешним видом: поллица — сплошная маска грубых шрамов и спаек после термического ожога; правого глаза как такового — нет… Что-то там, в глубине изуродованной глазницы ворочается осклизло-белесоватое… Ивасту сначала трудно было на это смотреть: все взгляд отводил, но потом ничего, привык.
Кастел ненавидел Стиллера и войну с такой же силой, с которой когда-то их любил. В прошлом у него был и патримол со шнурами и нашивками, и битье морд противленцам, и истерический порыв поотрывать головы всем, кто «наших режет» в устье Смилты…
Потом вместо романтического освободительного похода — бесконечная окопная бестолковщина: дикие лобовые атаки с
Наконец, был последний для него, и, как ему представлялось, особенно бессмысленный штурм какой-то идиотской укрепленной высоты в голой степи. И он, Кастел, проклиная все на свете и рыча все ругательства, которые только знал, чтобы заглушить собственный страх, по свистку ротного командира поднял свое отделение и побежал вместе со всеми к доту, поливавшему наступающую цепь крупнокалиберным свинцом.
Он плохо помнил, как они добыли это чертов дот, сколько своих трупов отдали в уплату за него, сколько гранат забросили в его проклятые амбразуры… Ярко вспоминалось почему-то одно: он, Кастел, стоит уже внутри закопченной бетонной коробки, полной пороховой и тротиловой вонью, и все поливает из автомата какие-то бесформенные кучи лохмотьев, лежащие вдоль стен… И почти сразу — контратака. И огнеметный танк. Кастел успел выскочить из захваченного с таким трудом дота в ход сообщения за секунду перед тем, как туда влетела жирная огненная струя. Потом огнеметчик плеснул пламенем вдоль траншеи, по которой бежал Кастел. Ему почти повезло — он успел прыгнуть за фортификационный зигзаг, но камуфлированный комбинезон у правого плеча все-таки облепило сгустком напалма. Кастел, отшвырнув автомат, беспорядочно замахал горящей рукой и дико крича от рвущей боли, перевалился через бруствер. Он теперь катился вниз по изрытому воронками склону высотки, на которую еще недавно с остервенением лез, подавая пример солдатам своего отделения. Теперь у него была единственная мысль: найти (нет, не воду!) кучу рыхлого песка! И он попал прямо в нее (опять повезло!) на краю вывороченной снарядом воронки и, воя от боли и ужаса смерти, стал зарываться в этот песок рукой, лицом, всем телом, как, наверное, зарывается пустынная ящерица, спасающаяся от хищника. А потом пришло благодатное беспамятство…
Кастел так никогда и не узнал, удалось ли ему погасить липкое пламя самому, или кто-то успел прийти на помощь. Он не знал, кто и каким образом вытащил его из-под обстрела и доволок до первого медицинского поста. Зато он хорошо запомнил несколько недель постоянной адской боли и самоубийственное желание содрать с себя собственную палящую кожу, вернее, то, что от нее осталось. Сделать этого, однако, он не сумел, поскольку все эти жуткие недели, пока боль не стала утихать, был надежно привязан к койке. Потом еще несколько недель в ожоговом центре, затем — в отделении челюстно-лицевой хирургии в крупном тыловой госпитале в Продниппе, где ему кое-как слепили подобие правой половины лица. Правая рука — от плеча до кисти — тоже была не подарок: спайки рубцы; пальцы двигались плохо…
Наконец, его отправили домой, признав полностью негодным к дальнейшей военной службе, присовокупив в качестве признания его боевых заслуг «Звезду отваги и мужества» на голубой муаровой ленте…
Кастел шел из госпиталя по направлению к вокзалу, втянув голову в поднятый воротник армейского бушлата и низко надвинув на правый глаз (бывший глаз!) форменное суконное кепи с большим козырьком. А в голове у него стучало: «Ну, глядите, дождетесь! Ну… я вам!!!!»
С такими настроениями Кастел недолго искал себе единомышленников и очень скоро оказался в «Боевом крыле РДП».
В общем-то, «Боевое крыло» организационно к РДП никак не относилось с самого момента своего создания. ЦК РДП сразу же открестился, как мог, от группы опасных чудаков,
объявивших о переходе к силовым методам борьбы с режимом. Оно и понятно — под «ответный» удар властей могла попасть вся легальная политическая работа радикалов.Всех новоявленных боевиков тут же поисключали из партийных организаций, однако неистовым ребятам из «Боевого крыла» было на это глубоко плевать. Они имели наглость даже сохранить в составе названия своей организации аббревиатуру РДП, довольно цинично рассчитав, что это действительно может явиться основанием для репрессий в отношении партии. Расчет был провокационен и прост: чем больше режим будет давить на РДП, тем скорее сила обстоятельств заставит партийных болтунов согласиться с новыми методами борьбы.
Кастел пришелся боевикам очень кстати. Настоящих спецов, умевших держать в руках реальный ствол, палить из гранатомета или резать горло врагу подходящим ножом, среди тех, кто составлял «Боевое крыло», почти не было. Зато имелись довольно беспечные, организационно беспомощные и не имевшие понятия о настоящей конспирации энтузиасты, страстно желавшие стрелять и взрывать. В общем, Кастелу поручили боевое обучение. Легко сказать — боевое обучение! Оружия — нет, тренировочной базы — нет… ничего нет.
Кое-как наладили теоретические занятия по тактике нападений и отступлений, арендовали спортивный клуб, где под видом общей физической подготовки стали обучаться приемам рукопашного боя. С миру по нитке начали добывать стволы, клинки и взрывчатку, скупая или попросту воруя; искали подходы к интендантствам… И почти сразу пошли провалы. Практически все собранное с таким трудом оружие было изъято в ходе обысков и арестов. Провалы не испугали главарей боевиков. Они восприняли это даже с некоторой гордостью — как первое боевое крещение организации, как первый жертвенный взнос на «алтарь борьбы» с режимом. Жертвы, однако, приходилось приносить с завидным постоянством, а реальных результатов деятельности «Боевого крыла» в виде подготовленных и осуществленных акций не наблюдалось. И тогда среди боевиков нашлось несколько трезвых голов (среди которых была и голова Иваста), в которые пришла мысль о том, что боевая организация работает под контролем (известно чьим!). Мысль была отвратительна своей простотой и, в общем-то, очевидностью. Необходимо было искать предателей среди своих, решительно менять принципы набора в организацию, систему конспирации, связи…
В вот тут-то, что называется, явочным порядком, и создалась новая головка «Боевого крыла» — Иваст, Кастел и Брокада. Они, хорошо зная друг друга, приняли за аксиому, что никто из них провокатором не является, и резко оборвали все связи со старой, фактически развалившейся организацией, а затем стали крайне осторожно подбирать новых людей, подвергая каждую вновь приобретаемую связь тщательной проверке. Было решительно покончено с вольным братством и доверием всех ко всем. Организация перешла на классическую пятерочную структуру, где каждый рядовой боевик знал только руководителя пятерки и никого более. Даже среди руководящего триумвирата было условлено: всего не знает никто, а желание получить дополнительную информацию вне собственной компетенции — основа для подозрения в предательстве.
Брокада в этой системе стал главой разведки, постановщиком задач и разработчиком общего плана акций, за Кастелом осталась военная подготовка боевиков и определение тактики нападений, а Иваст, неожиданно для самого себя, стал казначеем и чем-то вроде службы внутренней безопасности.
Провалов стало меньше, наконец-то удалось накопить по разным тайникам такое количество стволов и взрывчатки, которое позволяло надеяться хотя бы на техническую возможность осуществления серьезной террористической акции.
Иваст также отметился успехом как контрразведчик. Он провел примитивную, можно сказать, хрестоматийную комбинацию, сообщив под тем или иным предлогом и, разумеется, под секретом большому кругу членов организации информацию о месте закладки крупной партии оружия. Каждому, попавшему в разработку, было указано, конечно, свое место.
Двое попались. По адресам, которые стали им известны, прошли обыски.
Иваст тут же сообщил о результатах проведенной на свой страх и риск комбинации Кастелу и Брокаде.