Апокриф
Шрифт:
— Наверное, дорого стоят? А? — поинтересовался хозяин.
— Если честно, не знаю, — отвечал Еретик, — это подарок отца. Часы для спортсменов подводников. Совершенно водонепроницаемые, на десять атмосфер. С глубиномером. Но, думаю, недешево стоят… Тем более, это не наши — лансорские.
Если бы Еретик своевременно не отпустил замечание про подарок отца, то, скорее всего, предложение: «Продай!» — последовало бы немедленно. Покрасоваться с подобной штукой на родовом сходе хозяин считал, по местным понятиям, очень большим шиком.
Но, подарок! Тем более, подарок отца — дело святое, после чего оставалось только с достоинством вернуть искус его владельцу. Правда, Еретик великодушно позволил поиграть блестящим стальным сокровищем хозяйским мальчишкам. Беспокойство
На вопрос, когда гости будут готовы двигаться дальше, Еретик ответил в том смысле, что, чем скорее, тем лучше. Заботливое сомнение хозяина относительно состояния здоровья Крюка он отмел, заявив, что его товарищ крепкий парень, который способен выдержать и не такое. Кроме того, Еретик резонно заметил: долгое сидение на явке повышает риск ее провала в случае какого-нибудь неожиданного визита со стороны того же зонупа, например. Хозяин с некоторым удивлением подумал про себя, что парень, видимо, не по годам опытен, осмотрителен и, скорее всего, не зря командирствует в этом дуэте.
До подземной крепости, в которой угнездились главари Фронта, добирались по эстафете еще два дня. И не то, чтобы это было далеко — в обычное время хватило бы и нескольких часов. Однако теперь в зоне активной военно-полицейской операции на то, что раньше требовало нескольких минут (например, пересечение каньона), теперь приходилось тратить до полусуток, потому что с обеих сторон единственного на многие километры моста стояли военные или жандармские заставы, и соваться к ним с более чем подозрительной компанией не следовало.
В результате приходилось задействовать тайные баскенские тропы. А для этого нужно не менее чем за пару километров до каньона, дабы не попасть в зону видимости с блокпоста, свернуть с дороги и нырнуть в какую-то уводящую под землю дыру, а затем медленно тащиться, пригибаясь и со свернутой набок головой узкими и низкими подземными переходами, местами проползая даже на коленях. И все это, заметьте, имея в компании больного и при этом раненного в ногу человека, который и по дому-то пока еще передвигается при помощи костыля! Через полтора километра мытарств карстовая труба приводит к своему концу, срезанному отвесным обрывом каньона на высоте метров пятнадцати или двадцати от его дна. Теперь нужно дождаться условного знака, который подаст баскенский партизан, засевший в одной из нескольких десятков, казалось, совершенно одинаковых дыр, украшающих вертикальную, в целом совершенно гладкую и с виду такую близкую (десятка три метров — не более!) противоположную стену. Получив сигнал, что путь свободен, следует дождаться темноты, поскольку по краям каньона периодически ходят патрули, которые стреляют без предупреждения, если замечают признаки несанкционированной переправы.
Уже в густых сумерках начинает работать сколь примитивная, столь и эффективная баскенская механизация. Из дыры высовывается простейшая деревянная стрела с блоком, тихо скрипит лебедка и подвесное ременное сидение опускает на дно каньона тайного путешественника. Переход через мелкий ручей, бывающий в паводок могучим потоком, и вот — почти такая же стрела поднимает свой груз вдоль другой стены каньона. За напряженной и опасной работой часы уносятся стаей стрижей. Затем снова несколько сотен метров подземного лабиринта ценою, примерно, в два часа… Линия постов (пока еще только одна!) обойдена, а полусуток — как не бывало!
Глава 17. Эндшпиль
Вот, скажем, многие баскенцы, в период посещающей их задумчивости перебирают в пальцах зубы каменного волка, нанизанные на связанную в кольцо суровую нить. Всякий из зубов посвящен какому-то из подземных духов. Дорогие экземпляры подобных памятных связок имеют на каждом костяном звене соответствующую тонкую гравировку.
А Тиоракис — «хоим». Ему местные верования «до лампочки». Собственно, Тиоракису
«до лампочки» любые верования. Но повертеть что-то в пальцах во время напряженного раздумья или нервного разговора — так естественно для многих людей. Вот и вертит Тиоракис в своих пальцах здоровенные часы на массивном стальном браслете — «подарок отца». Часы эти всем тут за неделю уже примелькались, а сама манера гостя снимать их с запястья во время бесед и совещаний и крутить в пальцах, изредка щелкая крохотными кнопочками или поворачивая кольца каких-то визиров, ни у кого раздражения не вызывает. То, как бы спохватываясь, он кладет их на стол и даже отодвигает от себя, но, спустя несколько минут, снова прибирает к рукам… Никакой реакции у присутствующих. Ну, и отлично!В подземном, созданном природой и лишь слегка подправленном человеком, бункере Тиоракиса приняли со сдержанным, но вполне очевидным радушием. Это был тот максимум, на который вообще мог рассчитывать в Баскене «хоим». С абсолютным радушием здесь принимали только единоплеменников, если они, к тому же, были из своего клана.
Кроме радушия чувствовалось и уважение воинов к воину. Никто не сомневался в истинности подвигов Еретика (именно под этим прозвищем большинство здесь знало Тиоракиса). Даже крайне подозрительный Дадуд после обстоятельного доклада, полученного от Крюка, утратил почти все остатки сомнений в отношении столь ценного союзника.
Что касается Васода и Рамаха, двоюродных братьев, входивших в клановую верхушку и руководивших «Фронтом освобождения Баскена», то они, с одной стороны, полностью доверяли Дадуду, а, с другой, — признавали, что лучше Еретика никто сейчас не знает обстановку в столичном регионе, и никто из природных баскенцев, руководивших боевыми группами, не достиг таких впечатляющих результатов, как этот «хоим».
А раз так, нужно использовать это оружие в полную силу, бросить его в самое отчаянное дело. И пусть Еретик погибнет, но главное, чтобы успел нанести врагу смертельную рану.
Тиоракис очередной раз брякнул свои часы на стол и решительным жестом отодвинул их от себя.
— Да вы, кажется, не представляете насколько это сложно! — обалдев от услышанного возразил он. А про себя ему вспомнилось мнение Стаарза по поводу реальности угрозы теракта на ядерном объекте: «Это чисто гипотетически. На это у них силенок пока нет. А если вы хорошо поработаете, то никогда и не будет!» И вот — на тебе! Приехали! Они уже обсуждают это дело в практической плоскости!
— Спокойно, спокойно, Еретик! — как бы заслоняясь от Тиоракиса поднятыми перед собой ладонями, примирительно заговорил Рамах. — Мы разумные люди. Не фантазеры, и воображаем себе трудность задачи. Но вы же сами видите: пока мы занимались мелкими диверсиями, «гэбэровцы» вытянули значительную часть нашей сети. А для нас? Какой результат для нас? Только, что муравьиную кучу разбередили. Забегали все, напряглись… А реально? Реально что-нибудь сдвинулось? Правительство зашаталось? Беспорядки, бунты начались? Нет! Это я, Еретик, не вам в упрек. Вы все делали, как надо. Это я себе фитиль вставляю. Это мы здесь со стратегией промахнулись. Менять ее надо! Стратегию.
Сидевшие здесь же Васод и Дадуд молчали, но согласно кивали головами.
Между тем, Рамах продолжал развивать свою мысль перед Тиоракисом.
— Вы не обижайтесь, Еретик, к вам это не относится, но там, за пределами Баскена, подавляющее большинство населения — кули какие-то! Их с места просто так не сдвинешь. Это надо из основания у них… из-под них самих что-то такое выдрать… Вот тогда они посыпятся! Короче, пока мы обывателя за самые потроха не возьмем, — нам систему не расшатать. В общем, надо их по-настоящему испугать. Либо в самый кошелек поразить, либо — за жизнь заставить трястись… А лучше, все вместе… И вот, когда они дурными толпами начнут шарахаться по улицам, — тогда правительству не до нас станет. Тогда мы из него что хочешь выжмем. А если мы, баскенцы, выжмем, — то и все остальные выжмут. Хоть версенцы, хоть маами, хоть кто! Если захотят, конечно, и смелости хватит…