Апостол Павел

Мартин Лютер утвердил как главенствующий теологический принцип спасение через веру: Господь не требует от человека оправдания, но дарует его тому, кто верит в Христа. «Итак запомним, что человек оправдывается без дел закона. Только верою». По поводу наречия «только» были пролиты реки чернил, так как у Павла оно отсутствует. Лютеру понадобились годы сражений, чтобы доказать: добавление слова необходимо для правильного понимания мысли на немецком.

Спустя два года Мартин Лютер ознакомил Виттенберг со своими девяносто пятью тезисами. Так родилась церковная Реформа. Она проводилась под знаком написанного Павлом.

Исходя из тактических соображений, Рим возвысил Павла до уровня Петра, но народным святым он так и не стал. В XVIII веке некоторые начали утверждать, будто истинным основателем христианства был не Христос, а Павел.

Есть ли в этом доля истины?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует не только задуматься об авторе посланий, но и о том, какую роль в становлении христианства сыграли его проповеди. Следует сопоставить иудаизм и христианство. In fine [39] сопоставить Иисуса и Павла. Задача оказалась не из легких для Реймаруса в XVIII веке, Ницше в XIX веке. И в наши дни протестанты либерального толка повторяют тезис о Павле — основателе церкви, но не для того, чтобы восславить его, а для того, чтобы упрекнуть в создании религии, продолжающей Тору, утяжеленной отталкивающими запретами, за то, что Павел подменил Иисуса-человека воссозданным обликом, «в котором нет ничего человеческого». Иудаисты-реформаторы, вспоминая о проклятии Иисуса их предками, считают сегодня Распятого на Голгофе «истинным еврейским пророком, послание которого чудесно вписывается в рамки религии их отцов». Как пишет протестант Этьен Трокме, «если христианство позднее порвало с иудаизмом, так это потому, что Павел эллинизировал религию, лишив ее иудейских корней. Тарсянин — истинный отец этой новой религии, в которой Иисус не смог бы узнать своего учения». Мишель Кенель, директор департамента исследований Парижского католического института, согласен с тем, что «речь Павла построена на философских и теологических представлениях, заимствованных из греческого мира, чуждых историческому проповедничеству Христа и чаще всего отсутствующих в евангельских текстах». Конечно, в Евангелиях не найдешь таких слов, как «искупление», «оправдание», «совесть», «свобода», но можно ли упрекать Павла за то, что он ввел их в церковный словарь?

39

В конце (лат.).

Так был ли он основателем христианства?

Едва мы задаем себе этот вопрос, как приходится снова возвращаться к сыну плотника. В памяти нашей возникают названия, которые никогда не упоминал Павел: Назарет, Вифлеем, Капернаум, Иордан, Тивериадское озеро. И образы: рыбаки, их лодки и сети, умножение хлебов, исцеление слепого, воскрешение Лазаря, торговцы в храме, появление перед синедрионом, распятие на кресте. И фразы, которых нет в посланиях Павла: «Да любите друг друга, как я возлюбил вас», «Не судите, да не судимы будете», «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам», «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень», «Придите ко мне труждающиеся и обремененные», «Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Знал ли Павел хотя бы то, что Иисус умолял Отца помиловать своих палачей, «ибо они не ведают, что творят»? Знал ли он, что сын Марии показал себя как человек среди человеков: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил!» Мы всегда будем перечитывать эти притчи, наполненные овцами и семенами, урожаями и плодами виноградной лозы. Даже если мы вынуждены признать, что религия Иисуса Христа не вполне то же самое, что религия Павла, мы будем смешивать наши слезы со слезами жен на Голгофе.

И разве может у христианства быть иной основатель, чем Иисус Христос?

Мне кажется, я слышу голоса критиков и понимаю их высокомерное снисхождение: «Стоит ли довольствоваться христианством, основанным только на чувствах? Эти слова, знаки, жесты, что вам так дороги… разве вы отрицаете за другими право развить их смысл? Должен ли был молчать святой Августин?»

Возможно, что Савл, последуй он за Христом в Галилею, так никогда бы и не стал Павлом. Может, и лучше, что он никогда не встречал Христа: он рассказал бы о нем так, как это сделали Марк, Матфей, Лука и Иоанн. Но он не стал бы тогда искать в глубинах собственной души смысл послания, полученного им на дороге в Дамаск, и христиане не считали бы его сегодня одним из столпов Церкви, его мысль не поражала бы философов своей глубиной и оригинальностью и не просвещала бы тех, кто находится в исканиях. И если послания Павла читают во время церковных служб во всех христианских конфессиях, так это потому, что он выполнил миссию, данную ему, по его убеждению, самим Иисусом.

Никто не может отрицать, что Павел распространял не столько слова Иисуса, сколько вводил в сознание идеи, которые у него об этих словах сложились.

Можно не сомневаться в том, что Павлу принадлежала инициатива проповедовать среди язычников и его отвага граничила с героизмом, он обладал упорством, добиваясь задуманного результата. Он без конца подвергал себя опасностям: тюрьма, пытки, насильственная смерть. Паскаль соглашался верить лишь в те истории, «свидетели которых готовы жизнь за свои слова отдать», и Павел как раз из таких свидетелей. Это не мешает ему постоянно противоречить образу традиционного святого: он хочет завоевать толпы, но предается столь серьезным теологическим рассуждениям, что лишь греческие философы и обращенные в христианство иудейские раввины способны постичь их глубину. Он настолько уверен в своей правоте, что один из лучших комментаторов Павла должен признать, что апостол даже не старается выстроить свое рассуждение: «Он трепещет, он кипятится, он думает о тысяче вещей сразу, он расширяет семантику слов» (Amiot, 1959). Желая сразу добраться до главного, он сбивается с пути, «оставляя противника в растерянности, а то и убеждая его». Тем не менее его рассуждения открывают бескрайние перспективы и заставляют говорить о гениальности, а личность подавляет. Его послания остаются единственными в своем роде документами, которые одновременно демонстрируют, по словам Э. Трокме, «внутреннюю волю, впечатляющий мистицизм, многообразный гений». В Послании к римлянам Павел обратился к вечности.

В Деяниях Павел, беседуя с пресвитерами в Милете перед своим последним путешествием в Иерусалим, выступает как пророк, предсказывая собственную смерть. Он обращается к своим последователям с такими за душу берущими словами: «Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас» (Деян 20:31).

Со слезами… может, образ плачущего Павла добавит красок образу беспощадного и нетерпимого апостола, который до сих пор доминирует в иконографии? Художники и иконописцы даже украшали Павла мечом. Чтобы объяснить этот абсурд, считали нужным ссылаться на Послание к ефесянам: «И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие» (Еф 6:17). Впрочем, эти же слова встречаются и у пророка Исаии. Ничто не указывает на то, что Павел старался утвердить в сознании своей паствы беспощадную картину разделения благословенных и проклятых, которую, как мы знаем, нарисовал в «Божественной комедии» Данте. В том же Послании к ефесянам Павел писал, что все люди спасутся во Христе и, следовательно, одна церковь должна объединить иудеев и христиан.

Павел всегда шел путями духа. Мы видим его, вечного безумца Божьего, проповедующего по всей Азии и Европе о спасении от Того, кто примирит человека с человеком и каждого с самим собой; он разит мечом, когда пишет; он яростен, когда нападают на идеи, которые, Павел в этом уверен, ему преподал Господь. Павел нежен с Филимоном; он в отчаянии, когда пишет галатам; он встревожен, обращаясь к коринфянам. Что бы он ни делал, о чем бы ни думал, он остается человеком.

Пришел черед с ним расстаться на страницах этой книги, и я спрашиваю себя: обращался ли я с Павлом, как подобает? Он иногда раздражал меня, и этого я не скрывал. Он меня разочаровывал, и я это говорил в открытую, не прибегая к иносказаниям. Так ли я должен был писать о нем: не о великом святом, а о великом человеке? Может, мне следовало попытаться подняться на его высоту, а не низводить его до моей слабости?

Чтобы учение Христа стало религией, был необходим Павел. Павел был апостолом всеобщности христианства. Он сказал: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2 Тим 4:7).

Источники МУЧЕНИЧЕСТВО СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА

Мне показалось разумным представить читателю рассказ о смерти Павла в том виде, в каком мы находим его в «Деяниях Павла». От этого апокрифического текста II века до нас дошли многочисленные фрагменты. Наиболее древние были опубликованы в Оксфорде в 1698 году. Сегодня известно сорок восемь рукописей с отрывками из «Деяний Павла».

Неоднократно подчеркивалась историческая значимость этого текста: в нем собраны сведения, бытовавшие в устной традиции, которые позволяют дополнить образ, сложившийся у христиан сто лет спустя после смерти апостола. Прочитав его, можно понять, почему «Деяния Павла» не были включены в канонические. Наряду со сведениями, которые можно рассматривать как реальные, автор увлекается изложением чудес, и это, вероятно, оттолкнуло тех, кто отбирал тексты. Наилучший пример, конечно, с молоком, что хлынуло из шеи Павла, когда ему отрубили голову, а также смелая параллель — уподобление смерти Павла смерти и воскресению Христа [40] .

40

Автор приводит по-французски версию, которую соотносит с сирийским источником, ссылаясь на Гейдельбергский папирус. Чтобы избежать двойного перевода и дать русскому читателю научно обоснованную версию, мы приводим фрагменты перевода А. П. Скогорева с латинского текста IV–V веков, этот перевод взят из Библиотеки Новозаветных апокрифов.

МУЧЕНИЧЕСТВО СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА

После того как Лука пришел в Рим из Галатии, а Тит из Далмации, ожидали они в городе Павла. Когда же Павел, придя, узрел их, весьма обрадован был и нанял себе он за городом амбар простой, где с этими и другими братьями беседовал о Слове Живом. И стал он собирать, меж тем, большую паству, и были с помощью Божией обращены им в веру многие души, так что на весь город зазвучал голос проповеди и благовестил его, и пошла молва о нем по всей округе. И доподлинно уже стало известно римскому миру о чудесах и знамениях, и учении великом, равно как и об удивительном благочестии. И даже из дома цезаря случались к нему большие паломничества уверовавших в Господа Иисуса Христа, и возрастали день ото дня великая радость и ликование верных. Да и наставник цезаря до того дружески к нему привязался, узрев в нем божественное знание, что едва способен бывал оторваться от бесед с ним, а уж если сам побеседовать не мог, наслаждался радостью дружеского общения и пользовался его советами непрестанно, посылая ему и получая от него письма. И промыслом Духа Святого проповедь Павла так утвердилась и воссияла, что уже учил он открыто, и многие ему с большой охотой внимали. А поскольку спорил он с языческими философами и побеждал их, к учению его потянулись еще больше. И даже какие-то сочинения Павла читал цезарю его воспитатель и приходил от них в восхищение. Сенат же о нем отнюдь не ведал.

И вот однажды под вечер, когда Павел у себя наверху, споспешествуя вере, проповедовал собравшимся о возвышенном, некий Патрокл, любимец и виночерпий царя, дабы услышать заветы жизни вечной, пришел, скрываясь от взоров, в амбар, где обитал Павел. Приглашен же туда и духовно наставлен был он с товарищами своими, любимцами цезаря, которые [спасаясь] от присущего тому разврата, усердно посещали проповеди Павла. Когда же из-за многолюдства войти к нему он не смог, залез к окну, что повыше, и уселся там кое-как, дабы слово Божие мог лучше слышать. И придя в трепет от проповеди Павла, возжаждал исправиться. Но так как Павел речь продолжал долго, юношу стало клонить ко сну, и зависть злобного дьявола, скорбя, что пытливый отрок познал любовь слова Божиего и апостольского, принудила юношу слегка вздремнуть, и, упав с окна столь высокого, он дух испустил. Когда об этом сообщили только что вернувшемуся из бань Нерону, который в многолюдном собрании юного любимца к себе потребовал, опечалился царь смертью Патрокла до глубины души и назначил другого вместо него виночерпием, чтобы тот ему чашу подавал.