Апостолы Революции. Книга первая. Лицедеи

– Я уверен, что твой арест имеет целью нанести удар по мне.

– В самом деле? – удивленно спросила она. – И что же заставляет тебя так думать?

– Стечение обстоятельств, – уклончиво ответил он.

– А именно? – осторожно уточнила она. В конце концов, ей тоже хотелось кое-что у него узнать. Если Шарль, действительно, работал на Барера, являясь при этом шпионом роялистов, кому, как не самому Бареру, подтвердить или опровергнуть это предположение!

– Длинная история, – отмахнулся Барер. Он присел на край стола, возвышаясь над молодой женщиной, подобно ворону, сходство с которым придавал наброшенный на плечи черный плащ.

– У меня достаточно времени, чтобы выслушать даже очень длинную историю, – усмехнулась она.

– Ты и без того знаешь слишком много, – ответил Барер.

– Неужели ты являешься тайным агентом английской разведки?! – она нарочно произнесла эти слова с театральным ужасом, призванным подчеркнуть иронию. Но получилось не очень удачно.

Барер не засмеялся, его острый взгляд готов был пронзить ее насквозь.

– Ты отдаешь себе отчет, с кем говоришь? – произнес он строго и очень спокойно. – Как тебе такое вообще могло прийти в голову!

Элеонора расхохоталась.

– Ага, попался! Я так и думала!

Но ее попытка свести все к шутке не удалась. Она затронула слишком опасную тему, могущую стоить головы как шутнику, так и объекту насмешки.

– Ты сумасшедшая, – констатировал Барер со злостью.

– С каких это пор ты разучился шутить, Бертран? – с досадой спросила Элеонора.

– С тех самых пор, как узнал, насколько тесные отношения связывают тебя с Робеспьером, – огрызнулся он. Настало время подойти и к другому мучившему его вопросу.

– С Робеспьером?! – она вытаращила на него испуганные глаза.

– Лицедейка! – сквозь зубы процедил Барер.

Она кокетливо улыбнулась.

– Ты точно шпион, мой дорогой, если тебе известны такие тайны! – проворковала она, поднимаясь и обнимая его за шею. – И что же за отношения связывают меня с Робеспьером?

– А вот это ты мне скажи.

Элеонора вздохнула и провела тыльной стороной руки по его щеке. Улыбка все так же блуждала на ее губах.

– Не надо ревновать, Бертран, ни к чему это, – нежно прошептала она. – Ревность – это яд, убивающий любовь. Зачем терзать себя подозрениями и никому не нужными подробностями? Разве тебе мало той любви, что я давала тебе?

– Ты не ответила на мой вопрос, – хмуро заметил он.

– А что я должна ответить? Я не могу запретить мужчинам любить себя. Да и зачем? Я никому ничего не обещаю. Тебе я тоже ничего не обещала, как не обещала и Огюстену Робеспьеру. К тому же, от него в последние месяцы никакого проку – он вечно в разъездах. Так что оставь свою ревность. Подумай лучше о нас с тобой. Как приятно было бы оказаться сейчас у меня на Сен-Луи! Принять ванную, выпить шампанского, поесть пирожных.

– Это верно, – улыбнулся Барер и притянул Элеонору к себе. Она не сопротивлялась.

– Так что же нам мешает? – продолжала ворковать она, ее руки обвивали его шею, подобно кольцам удава. – Если я сейчас выйду отсюда, сегодня ночью можем устроить маленький праздник в честь счастливого избавления. Только ты и я. Что скажешь?

Ну и актриса! Барер мягко, но решительно отстранил от себя стройное тело, которое так и льнуло к нему. Этак она и правда добьется своего!

– Подожди еще пару дней, – ласково проговорил он, изобразив самую обворожительную улыбку, на какую был способен. – Тогда и шампанского выпьем, и в театр сходим.

– Негодяй! – закричала она и замахнулась, чтобы ударить его, но опустила руку, отвернулась и заплакала. – Предатель! Трус! Негодяй!.. Предатель… Трус… – слова пробивались сквозь рыдания, больше похожие на истерику. – Ты обещал, что защитишь меня… Ты обещал… Ты… ты… предал меня… Вы все предали меня… Где Робеспьер? Где этот мерзавец?

– Он уехал в Лион, – сухо ответил Барер, решив, что лучшее, что он может сделать, это направить ее гнев на брата Максимилиана.

Элеонора замолчала и повернула к нему заплаканное лицо.

– Как уехал? Когда?!

– Вчера утром.

– Уехал, зная, что я в тюрьме? – она произнесла эти слова медленно и тихо, как будто заставляя себя поверить им. – Как он мог?! Как он мог?! Он!

Ее мир перевернулся с ног на голову. Тот, в защиту которого она так твердо верила, в любви которого не сомневалась ни минуты, тот единственный из ее любовников, кто предложил ей свою руку, кто готов был представить ее в обществе как свою жену, попросту бросил ее на произвол судьбы!

Барер предпочел не рассказывать, что, уезжая, Огюстен просил Давида позаботиться о возлюбленной. Его вполне устраивала роль единственного спасителя Элеоноры. Теперь можно не сомневаться, что она откажет Робеспьеру-младшему от дома.

– Доверься мне, – только и сказал он, крепко обнимая заплаканную, дрожащую, беззащитную женщину. – Я обещаю, что не оставлю тебя. Еще три дня, максимум четыре… Тебе ничего здесь не угрожает.

Конец ознакомительного фрагмента.