Апрель. Книга вторая

Ладони сделались голубыми в отсветах Кристалла. Только в самой глубине пульсировала, как сердце, алая искра.

Или как маяк.

…Ветер! Он взбесился. Я думал, оглушительный треск — это не выдержал корабль. Но, обернувшись, увидел багровую трещину, вертикальную, бежавшую от основания к вершине Рога. Из неё языком саламандры хищно рванулось пламя, заметалось и опало в Океан широкой, трепещущей лентой лавы.

Над Рогом медленно поднималось облако. Дым? От него удалялись облачка поменьше. Птицы! Как страшно… Почему они ждали так долго, разве не чувствовали надвигающейся беды?!

А куда им лететь? Я, Нимо, не знаю другой земли. Может быть, птицы знают? Маленькие, хрупкие комочки — куда им лететь?

Корабль подо мною дрожит — трепещет Бабочка. На ней убрали все паруса, и я вижу, как боцман напряжённо смотрит вверх — наступили мгновения, когда ни он, ни матросы ничего не смогут сделать для корабля.

Я вижу Аля — он больше не лежит на Гамаке, он распластался на бушприте, обхватив сияющий от солнца брус ногами — а руки вытянул вперёд. Бабочку и ветер влечёт вперёд наша общая воля, я вижу, Алю страшно, но он словно отделил от себя страх, и несётся впереди корабля. Я вижу его глаза — и в какой-то миг он видит меня.

Крошечные искорки влаги блестят на его локтях. Воздух вихрится, уже не поспевает за Бабочкой, Алю в лицо несётся упругий поток. Лёгкие волоски на локтях прилегли к коже…

Я — ветер! Я, Нимо! Я, как безумный, обнимаю Аля, шепчу ему какие-то бессмысленные слова — обрывки давно забытой песенки — и уношусь выше.

Часть 3. Хранитель

Наверное, я всегда знал, что не стану Ветряным. Не помню, как появилось это знание, не помню, был ли я в этот миг потрясён им. Но в осознанной протяжённости времени оно было со мной, и я умел с ним ужиться, как с застарелой, ноющей болью.

Дети на нашей улице были уверены, что я-то как раз и есть будущий маг воздуха. Это странно, потому что, оглядываясь назад, я вижу себя слишком серьёзным, пожалуй, даже угрюмым ребёнком. Но другие, возможно, видели в этой замкнутости уверенность в избранности, а ещё — были и другие признаки, подсказанные детям сплетничающими взрослыми. Главное — у меня никогда не было матери и отца. Воспитывал меня дед.

Это была загадочная личность и значительный человек на Островах. Он занимал какую-то непонятную и неинтересную для меня в то время должность в Совете, владел превосходным особняком на Западном Крыле. Что дед считался влиятельным сановником, мне было понятно и по тому, с каким почтением приветствовали его люди — а он отвечал сдержанно и как будто отстраненно, как будто пребывая в мыслях где-то далеко. Таинственным он был для всех, и для меня особенно — как бы близко я ни наблюдал его.

Временами он пропадал надолго, и тогда я всецело оказывался на попечении древнего полуслепого и полуглухого слуги и его помощника, подростка слишком мечтательного, чтобы хоть сколько-нибудь мне докучать. Впрочем, думаю, я тоже не доставлял им хлопот — склонности к серьёзным проказам и опасным приключениям у меня не отмечалось.

Между мною и миром взрослых как-то само собой устроилось необременительное для обеих сторон согласие — я вел себя в меру благоразумно, и при этом понятия не имел о существовании так называемых «наказаний».

Для меня не было формальных запретов — и это тоже делало меня похожим на юных, беззаботных Ветряных, и каким-то образом сдерживало же в тех немногих авантюрах, на которые я решался. Мне не требовались «плохие» компании и скверные слова, чтобы самоутвердиться, а если я и затевал какой-то эксперимент или дальний поход, то всегда чувствовал некую границу, где следовало остановиться и повернуть назад.

Мне исполнилось десять, и как-то вечером дед позвал меня в свой кабинет, место, как тогда казалось, самое секретное и таинственное в мире.

Дед ошарашил меня первыми же словами:

— Ураз, представитель Золотых в Совете, считает, что ты должен стать магом Огня.

Непонятно почему эти слова вселили в меня ужас. Я не боялся Огня и в то время ещё не задумывался о тайнах Золотых. Может быть, меня так испугало слово «должен» и сама мрачность тона, неотвратимость изменений, внезапно надвинувшихся. Дед внимательно взглянул на меня и повернулся к окну.

— Я не думаю, что он прав. Однако, Золотым не принято возражать без оснований. Наверное, тебе стоит посетить первую Встречу Посвящения — это всего лишь экскурсия по внешним, публичным приделам Храма. Затем… ты примешь решение. — Дед еле уловимым утяжелением тона подчеркнул слово «ты». — Если… дело Огня не покажется тебе призванием, у меня найдётся способ отмести претензии Ураза на твою судьбу. Однако, всё, что ты узнаешь от меня об этом, будет глубочайшей тайной.

Дед встал. Впервые он смотрел мне в глаза таким цепенящим взглядом.

На несколько дней дом захватила суета. Появлялись и исчезали какие-то люди. Нуг, старик-слуга, выглядел растерянным от забот. Его помощник, юный Тевин с отчаянием дикого зверька норовил забиться в какую-нибудь норку, отсидеться от посторонних и поручений. Дед оказывался тут и там, временами запирался в кабинете. Он был так хмур и озабочен, что я стал его опасаться. Однако скоро эта настороженность прошла.

Дед поступил мудро, не назвав мне точное время посещения Храма. Иначе я бы извёлся от волнений накануне. Однажды рано утром Нуг вошёл ко мне, чтобы разбудить — чего он почти никогда не делал. Нуг принёс новый костюм. Обыкновенно, то, вот что я бывал одет, мало занимало меня, этот костюм я полюбил сразу.

Не помню, чтобы с меня снимали мерку — однако он был точно продолжением меня, совершенно не сковывая движения, он в то же время облегал тело. Я теперь не могу вспомнить его цвет — скорее всего, это был цвет неба, едва прикрытого тонким слоем облаков.

Храм Огня, как я позже узнал, был не более чем местом для собраний, подобных Встрече Посвящения. С неширокой улицы, обвивающей Рог, мы свернули на узенькую дорожку, мощёную плитами, как будто выкрашенными охрой. Храм гнездился довольно высоко на Роге, здания и террасы здесь казались угнетающе пустынными, хотя до самого Острия Рога было ещё далеко. Дед не пошёл с нами, он прямо сказал мне, что это свидетельствовало бы об излишней опеке. Мне же было всё равно — страх перед неведомым не слабел, но его оттеснила неизъяснимая лёгкость, как будто в эти часы я был больше чем человеком — в мальчишечьем теле оставалась лишь некоторая часть моего существа, оно, это существо, простиралось, захватывая Острова и отражаясь в небе.

Храм Огня окружала невысокая ограда. Её легко мог преодолеть мальчишка моих лет, и это прибавило мне храбрости. Провожатый отворил калитку и отошёл в сторону, сделав приглашающий жест. Когда я оглянулся спустя две или три секунды, провожатый исчез. Я стоял один у ворот Храма и с каждым мгновением всё глубже чувствовал тишину.

Храм был скалой, отростком Рога, его уменьшенной копией. Терраса вкруг Храма расширялась, внутри ограды был разбит парк шагов полтораста в окружности.

Подойдя к Храму, я тщетно искал вход, дверь или хотя бы намёк на неё — арку, окно, щель в скале. Камень был монолитом, и когда я уверился в этом, почувствовал взгляд и повернулся.