Арабатская стрелка

Мишка Пономарь ехал один в купе своего полупустого вагона, и сейчас сидел на нижней полке за столом напротив двоих проверяющих, разложив перед собой билеты и документы.

– …Поэтому я просил бы не разговаривать со мной в таком тоне!

– Ну, хорошо, – равнодушно пропустил мимо ушей его обиду «как бы пограничник». – Не хотите так разговаривать, будем по-другому.

– Род занятий? Где работаете?

– Журналист. Сказал же вам уже – работаю на радио, программным директором на музыкальной станции.

– Ну, да – ну, да, – закивал проверяющий, – важная птица, я помню… А командировочное удостоверение предъявите-ка. С редакционным заданием вашего радио.

– Сотый раз говорю вам: нет никакого задания, с частным визитом еду, домой к деду. Сестра из Киева на машине добирается, в Херсоне меня встретит, и сразу в Стрелковое рванём.

– О, как… Сестра тоже гражданка России? – оживился, было, проверяющий.

– Нет, Украины. Это так важно?

– Ну, как вам сказать.., – протянул проверяющий, – скажу, как есть: вопросов много. Судя по вашим рассказам, вы не только родились, но и выросли в Стрелковом, до 17 лет там жили, я правильно понял? – Он дождался утвердительного кивка и продолжил: – Ну, вот, значит, к этому времени и паспорт уже должны были получить. Отсюда и первый вопрос: почему тогда у вас паспорт российский, а не украинский? А у вашей сестры, как вы утверждаете, наоборот? У нас двойное гражданство запрещено. Вы когда российское гражданство получали, официальный отказ от украинского оформили?

– Да проще всё гораздо, – пожал плечами Пономарь-младший. – Родился на Стрелке, а через несколько лет родители в Россию перебрались, страна-то одна была. Только в школу пошёл – Советский Союз медным тазом накрылся. В 14 лет паспорт российский получил, и в том же году папа с мамой разбились… авария… Дед нас с Леркой, она младше на три года, к себе сразу и забрал. Так что вопрос с паспортом передо мной никогда не стоял. А вот Лерке дед украинский паспорт справил, когда возраст подошёл, она сама так захотела, в Киеве собиралась учиться. А я в Москву уехал поступать, да так и остался. Вот и вся история.

– Ви розмовляєте на українській мові? – неожиданно спросил его по-украински пограничник.

И сразу вспомнились те слова.

– Нiжний дотик, – ответил невпопад и усмехнулся.

– Не зрозумів?

– Извините, вспомнилось, вдруг… В Киеве в блудную попал ненароком… Говорили-говорили, с тёткой одной, а друг друга так и не поняли. Ну, как сейчас примерно… – хмыкнул он. – Нет, не говорю по-украински. Пока жил в Стрелковом, как-то не сподобился. И дома, и на улице по-русски все говорили. Хотя, Лерка, вот та всё знает, чешет по-украински, будь здоров.

– Ну, вот видите, с каждым разом ваш рассказ всё подробнее, – впервые за всё время улыбнулся дознаватель. – Так что зря обижаетесь… Ну и что с вашим дедом сейчас не так?

– Всё так, – нахмурился, было, на снисходительный тон проверяющего, но тут же невольно потянулся к мелькнувшей у него «человечинке». – Надеюсь, что всё так, но уже который день не могу дозвониться… Как началась эта свистопляска в Стрелковом, так и пропал дед Иван. Больницы все обзвонили, нет нигде… А как одноклассника моего, Ваську, нашли, так мы и всполошились. Забили его до полусмерти… Васька, он ведь не от мира сего. Нет, не дурачок, так, приблажный немного, но его в селе никто пальцем тронуть не смел. Любили его… А забили… Соседи страсти рассказывают, а где дед и ещё трое мужиков никто не знает… Страшно, – неожиданно для себя признался он.

– А у нас сейчас по всей Украине страсти да свистопляска. Всем страшно… Вот только сами мы разберёмся. Вас нам тут не стояло. Слишком много вас тут объявилось, родственничков-то.

– Ты что, командир?! – ошеломлённо метнулся взглядом по камуфляжной зимней куртке без погон на плечах.

– Майор, – перехватив взгляд, равнодушно подсказал офицер.

– Майор, – согласно кивнул Пономарь-младший. – Ты чего, майор?! Я ж родился здесь, на Стрелке. И дед мой тут родился. И его дед. Это что, по-твоему, нас здесь не стояло?! Да если нас не стояло, то что вообще тут стоять могло?! Думай, что говоришь!

– Ну и что с того, что родился ты тут, – невозмутимо смотрел на него майор. – Где родился, там и пригодился, знаешь такое? Выходит, не пригодился ты нам, Михал Евгенич. Чужой ты тут.

– Ладно. Чужой, хрен с тобой, товарищ чекист. К деду пусти, а? Это ж дед мой родной, семьдесят вот-вот стукнет. А вдруг случилось что?

– Ну, сам говоришь, в больнице его нет. Значит в подполье ушёл или в Крым сбежал… А может в кутузке сидит с подельниками… – хмыкнув, предположил майор. Немного помолчал, и добавил: – Я по нынешним временам так скажу: если б случилось что и впрямь серьёзное, то все б знали уже, покойников не прячут у нас пока. Так что ты радуйся, что плохих вестей нет…

На этих его словах, лязгнув замком, открылась раздвижная дверь и в купе заглянул военный в камуфляже.

– Закончили, товарищ майор, – козырнул он.

Майор взял со стола билеты Пономаря, вместе с его паспортом сунул себе во внутренний карман, и встал.

– Собирай вещи, Михал Евгенич, – смотрел он на него сверху вниз, – не даёт тебе «добро» таможня, – и развернулся к выходу.

– Сидеть! – гаркнул второй толстогубый проверяющий, когда Пономарь-младший рванулся, было, возмущённо вслед за майором, который уже стоял в дверях. – Я те щаз сам упакую, в наручниках пойдёшь!

– За что?! – Выдохнул.

– А ты, Михал Евгенич, у нас сразу по двум статьям не въездной, – почти дружелюбно ответил, обернувшись, майор в камуфляже. – Мало того, что возраст у тебя военнообязанный 8 , так ты ещё и журналюга. Нам сейчас такие гости из России не нужны. Я-то тебе почти поверил, поэтому обратно отправлю без задержки, первым же московским поездом, но, вот, впустить не могу, приказ из Киева. Так что, крути свою музычку в Москве, а к нам не лезь… Вставай, говорю, на выход, без глупостей только.

8

Весной 2014 г. Украина ввела запрет на въезд в страну для россиян мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет. Въезд был разрешен только гражданам, следующим с семьями и детьми.

***

Поезд, ведь, всегда так стучит, да? Тук-тук, ту-дук… тук-тук, ту-дук… Страшненькое оно, это ощущение собственного бессилия. Под перестук, ту-дук, как-то особо отчётливо понимаешь это. Когда пытаешься раздвинуть пределы, а они лишь схлопываются в одну точку, и неприятности только разрастаются всё больше и больше. И этот железный метроном – тук-тук, ту-дук – просто взрывает мозг.

Как такое могло случиться?!

Нет, я даже не про то, что меня на границе развернули. В конце концов, с поезда на поезд пересадить – много ума не надо. Я о другом.

Что случилось с вашей лодкой? Она утонула 9 . Что случилось с вашим дедом? Он пропал. Что ещё, чёрт побери, я мог ответить этому грёбанному майору?!

Пересказывать путанные рассказы соседей и ещё более мутные публикации украинских газет про то, как Стрелковое границу переносило? В первых много страха, в последних мало правды. У них одно лишь сходится: и те, и другие поминают Ваську Глода. После того, как по решению схода дед с мужиками перенёс блокпост с южной околицы на северную, Васька Глод демонстративно пограничный столб перед ним вкопал. Говорят, он его давно уже сделал, ещё до референдума, полосатый пограничный столб с двуглавым орлом и надписью «Российская Федерация». Столб-то и двух дней не простоял, снесли его сразу, как колонна украинских бронемашин доползла-таки до Стрелкового. И блокпост на место перед газонапорной станцией вернули. А вот Ваську забили. Нет, не военные. Эти даже внимания не обратили на оболдуя местного. Вслед за колонной новые люди в селе появились, чужие. Эти, видимо, за столб и мстили. Хотя, кому чужие, а кому и нет. Много про Калину говорят, про свояка его, который из Винницы каких-то головорезов с собой привёл. Они Глода забили? Не знаю. Вправду не знаю, Васька из комы выкарабкается, сам и расскажет…

9

Она утонула – ответ президента России в прямом эфире CNN на вопрос Ларри Кинга: «Что случилось с подлодкой „Курск“?» в сентябре 2000 года.