Арабатская стрелка
Шрифт:
Председатель сельсовета побаивался её с детства. Порода такая была у Свариных. До всего им дело есть. Вынь да положь правду-матку на блюдечке. А если нет этой самой правды? Разве она всегда есть?
Старуха Сварина хоть и опиралась на свою клюку, но сидела с такой прямой спиной, словно и не давил на неё этот восемьдесят восьмой март в её жизни.
– Всё у тебя просто, Кузьминишна, – вздохнул председатель, – пожгут – не пожгут… Да-а, знать бы, как оно обернётся, мне бы, может, легче было, хоть бы и пожгли…
– А ты не ищи, где легче, ты ищи, где правда. Ты – власть или хрен собачий?! Отец мой, в 41-м годе, на твоём месте собрал всех, да прямо в сельсовете сполох и объявил.
– Эх, порода… – снова вздохнул председатель.
Кто ж не слыхал в Стрелковом про
– Ты мне тут не пыхти, – не унималась старуха. – Тогда ясно всё было, где свои, где чужие, а сейчас везде свои. Потому и слово твоё ждут люди. Не рви ты их, председатель, сам решай. Никогда по жизни не юлил и сейчас не юли…
От таких вот слов старухи Свариной, Ивану Пантелеевичу легче не стало. Проводил до калитки, поблагодарил, да и вернулся в дом – в то же место, в те же думки.
Хозяйничал Иван Пантелеевич уже много лет один в своём доме. На одной стене грусть проглядывает – портреты тех, кто ушёл в мир иной: жена, сын, невестка… На другой радость прорывается – фотографии внуков висят: Мишка и Лерка. На старом серванте нежность просвечивает – россыпь детских фотографий в рамочках толпится: Лиза, Настя, Маруся – эти Мишкины москвички; Даня и Сонечка – Леркины киевляне. Много правнуков у председателя. Каждый год в середине июля съезжается вся эта детвора на день рождения деда Ивана, и прирастает старый сервант новыми фоточками, скопившимися за год; накрываются столы во дворе под абрикосиной, что от старости плодоносит уже только на верхушке, но тень во дворе в любую жару держит исправно, и так неделю-другую, пока не схлынет детвора обратно по своим столицам. И снова один…
В дверь громко заколотили. Слишком громко, незваный гость словно стучал палкой.
– И чего тарабанить так, – пробормотал, поднимаясь, председатель. – Заходи, давай, открыто! – крикнул он.
В дверях стоял Васька Глод, местная достопримечательность, довольно взбалмошный, не от мира сего парень лет за тридцать, вечный «предприниматель». Над его попытками открыть очередной бизнес в Стрелковом уже даже никто и не смеялся, так искренне бросался он в новое дело с головой, забывая, чем занимался ещё вчера. И что забавно, вовсе не разбогатеть всегда Васька хотел, а пользу принести. Некоторые за это даже дурачком его считали, что тут скажешь… зато любили его в селе. А председатель вдвойне привечал Ваську, так как был тот одноклассником его внука, когда Мишка жил у деда в Стрелковом и учился в местной школе.
В руках Глод держал сложенный телескопический спиннинг, которым, очевидно, и тарабанил в дверь.
– Здравствуй, Василий, проходи. В дом-то зачем тащишь удилище своё, на рыбалку, что ль собрался? – невольно улыбнулся Иван Пантелеевич. – Брось, вон, у порога, и проходи. Чай пить со мной будешь? Садись, давай, за стол.
– Да, дядь Вань, буду. Здрасьте-здрасьте. Как там Мишка, звонит часто? – Возбуждённо-радостно улыбался в ответ Васька Глод и, не дожидаясь ответа, сам стал отвечать: – Не, дядь Вань, эт не для рыбалки, эт для отряда. Я в телике бачил. Умные они там, в Киеве, все приходят на митинг с маленьким спиннингом, хоп, разложил его в секунду, прапор нацепил и пятиметровый флаг готов для отряда. А мы шо, хуже?
– Для какого отряда? – не понял ничего председатель. – Ты что надумал, Вася?
– Ну, як же, якого – отряда самообороны, дядь Вань. У всех есть, гляньте-ка, вон, в телике, шо творят, а мы шо хуже, дядь Вань? – возбуждённо зачастил Глод. – Я и название уже придумал…
– Остановись-ка, Василий, – перебил его Иван Пантелеевич, – какой отряд? Какой-такой самообороны? Какое название? Ты что такое несёшь, Василий? – оторопев, застыл председатель с чайником в руках.
– Название хорошее, дядь Вань,
правильное: отряд самообороны имени Вадима Титушки. Да, вы шо, телик совсем не бачите? Только и слышно из Киева: «титушки» – то, «титушки» – сё…– Ну, слыхал, конечно, но мало ли кто как ругается, там половину того, что болтают, сейчас не разберёшь, ну их, – махнул рукой Иван Пантелеевич и стал разливать заварку по чашкам.
– Ну, вот! – обрадовался Васька Глод. – Я тоже сначала не знал хто это, а потом смекнул, раз ругают по чём свет стоит, значит, надо присмотреться. В общем, в Геническе на базаре вызнал я всё про него, дядь Вань. Титушка тот, простой хлопец из Ровно, спортсмен, говорят, чемпион олимпийский, по какому спорту брехать не буду, бокс там или штанга, не знаю, дядь Вань, но гонял хулюганов по Киеву будь здоров, вот и невзлюбили они его, обзываться стали… В общем, надо, дядь Вань, на флаг его поднимать, когда в отрыв пойдём. Шо мы хуже бандеры всякой, – важно закончил Васька.
– Ну и каша у тебя в голове, – покачал головой председатель. – Да, ты пей, пей чай-то, – подвинул к нему чашку Иван Пантелеевич, – и скажи мне, сынок, это в какой же такой отрыв ты собрался, а?
– Ну, дядь Вань, – укоризненно смотрел на него Васька, – всё село только об том и болтает.
– Болтунов, смотрю, развелось, не только в телевизоре, – проворчал председатель.
– Ну, дядь Вань, – ещё более укоризненно протянул Васька. – Бабку Свариху хто зазвал, не вы шо ли? Бачил я, как она от вас щаз ковыляла. А шоб заноза эта впустую ходила куда, да ни в жисть такого не было. Я, дядь Вань, сразу смекнул, для чего вам Совет ветеранов сподобился. Вот только на дедах, не обижайтесь, дядь Вань, далеко не уедешь, надо молодняк в отряд самообороны собирать. Да вы не бойтесь, дядь Вань, мне можно доверять. Шо я, хуже Сварихи, шо ли?
Васька Глод помолчал, громко отхлебнул чай и признался:
– Отряд як соберём, канаву копать первым делом будем.
– Какую канаву, Вася?
– Ну, як же, дядь Вань. За северной околицей дорогу в село перекопать надо срочно. По телику бачил, везде копают. А то, як попрут бандерлоги 1 с севера, не сдюжим. Як думаешь, дядь Вань, сколько народу в наш отряд имени Титушки запишется?..
Долго выслушивал ещё Иван Пантелеевич Ваську, пока тот чай прихлёбывал, насилу выпроводил. Но только со стола прибрал, как в дверь тихо постучали.
1
Бандерлоги – оскорбительное название (мем) для обозначения крайних украинских националистов, последователей Степана Бандеры. В первоисточнике – «Книге джунглей» английского писателя Редьярда Киплинга – вымышленный обезьяний народ, который всё время собирается составить собственные законы, придумать собственные обычаи, но никогда не выполняет задуманного.
– Во, дают, – изумился председатель, но вслух крикнул: – Открыто, заходьте!
На этот раз в дверях застыл директор местного санатория «Стрелок» Калина. Деревня скора на прозвища, вот Николая Петровича Калину с детства и перекрестили в Колю-Окалину, потому как окал он в своей речи к месту и ни к месту.
– О! Здорово, председатель! Извиняй, что на ночь глядя, разговор серьёзный есть, пустишь?
– Да, пустил уже, проходи в дом Николай Петрович.
Калина достал из-за пазухи поллитровку и, хитро улыбаясь, протянул её хозяину:
– О! Держи… Со своим добром я, Пантелеич, принимай.
– Ну, значит, и впрямь разговор серьёзный, раз с магазинной горилкой пожаловал. Садись-ка за стол, Николай Петрович, вечерять будем.
Хоть и один жил дед Иван, а борщ наловчился такой знаменитый варить, что даже Лерка, внучка его, шеф-повар киевского ресторана «Будапешт», всегда тарелку за добавкой тянула. Лерка с детства дедову еду уважала, ещё когда пацанкой гарцевала тут с Мишкой по двору.
Минут через двадцать на столе дымились две огромные тарелки горячего борща, председатель дорезал ломтями колбасу, сало, хлеб, достал из банки соленья и выставил на стол огурцы, помидоры.