Арабески ботаники. Книга вторая: Томские корни

Так началась совершенно новая жизнь путешественника и первооткрывателя, которая полностью соответствовала его живой, кипучей натуре.

Дороникум алтайский – Doronicum altaicum Pall.

Круг второй. Мартьянов, Крылов, Коржинский

Юность всегда купается в надеждах. Только в юности человек верит, что он сможет изменить мир, что его жизнь будет положена на алтарь отечества и не будет отринута, не будет забыта людьми. И вклад души, таланта, молодых сил в процветание России будет понят и оценен. Опыт жизни еще не научил, что «жизнь только издали нарядна и красива и только издали влечет к себе она». Равнодушие, корыстность, жадность и подлость начальничьего и чиновничьего сословия еще не опалила крылья надежд.

В 1882 году трое молодых людей стояли на крутом берегу Волги, вглядываясь в синюю даль другого берега. Двое выглядели постарше, уже с бородами, третий — молодой, нетерпеливый, порывистый.

— У меня все люди разделяются на две половины: на людей живых и людей мертвых. Самое главное и отличительное свойство людей живых — это любовь к природе, способность восхищаться ею, познавать ее красоту. А с другой стороны, не признавать ее превосходства, думать и искать научные объяснения всему живому. К мертвым я отношу разжиревших купцов, погруженных в свои расчеты, лавочников, в которых бьется только одна мысль: как еще больше разбогатеть. Есть еще средние люди, которые не могут быть отнесены ни к живым, ни к мертвым, со временем они становятся циниками и печориными…

— Ну, а мы к кому относимся, Сережа? — спросил один из них.

— Вы! Мы с вами живые люди, мы же верим в Разум, мы верим в торжество Знания.

— Эх ты, студент. В мире господствует борьба за существование, показанная господином Дарвином, и это закон. Жизни ты не знаешь.

— Нет, Порфирий, жизнь я знаю и Дарвина читал, но хочется чуда, а это только Господу нашему подвластно. А ты что скажешь, Николай?

Николай, самый старший из молодых людей, смотрел вдаль, где облака низко висели над противоположным берегом.

— Надо жить так, чтобы польза была для людей. Немного соберу денег и уеду в Сибирь. Там простор. Вы слышали про открытия капитана Невельского? Буквально недавно он доказал, что Сахалин — это остров. Это сейчас-то, в середине XIX века Нет господа если мы хотим быть людьми мы должны отправиться в Сибирь, где есть простор для Просвещения и Разума.

—Заест тебя там среда — возмутился самый молодой — будешь разводить овец пить горькую и вспоминать свои нереализованные мечты Жить надо там, где мысль кипит работать в университете, где есть все условия для научной работы. А теперь пора идти в университет на заседание.

И трое друзей отправились под величественные своды. Казанского университета прошли по гулким коридорам на очередное заседание общества естествоиспытателей при Казанском университете, на котором студент С. И. Коржинский делал первый в жизни научный доклад о флоре окрестностей Астрахани.

Вид Казанского университета в XIX веке

Каждого в будущем ждала своя судьба служения отечеству, но она неразрывно связана с развитием ботаники в Сибири. Николай Михайлович Мартьянов станет основателем лучшего в Сибири краеведческого музея в Минусинске, Порфирий Никитич Крылов — основателем томской ботанической школы и Гербария Томского университета. Сергей Иванович Коржинский в неполные 30 лет станет академиком Петербургской академии наук и главным ботаником Императорского ботанического сада. Но этот крепкий ботанический узелок завязался в Казани, и нити от него через многие поколения ботаников тянутся и в настоящее время.

Университет в Казани был утвержден 14 февраля 1805 года. Согласно первому уставу, все кафедры университета распределялись

по четырем отделениям: отделение нравственных и политических наук, отделение физических и математических наук, отделение врачебных или медицинских наук, отделение словесных наук.

Кафедра ботаники входила в состав отделения физических и математических наук. С начала основания профессорами кафедры ботаники становились: К. Ф. Фукс (1804–1818), В. И. Тимьянский (1820–1824), А. А. Бунге (1833–1836), П. Я. Корноух-Троцкий (1836–1858), А. О. Янович (1861–1863), Н. Ф. Леваковский (1867–1881). Николаю Федоровичу Леваковскому принадлежит особая роль в формировании Казанской ботанической школы. Этому способствовала не только одаренная личность профессора, но и само время выдвигало ботанику в ряд востребованных наук. А там, где есть общественно-социальный заказ, появляются выдающиеся исполнители. К этому времени Россия становилась «житницей Европы». Земля стала не только мерой богатства натурального хозяйства. Она стала источником получения значительной прибыли путем продажи сельскохозяйственной продукции. А это стимулировало изучение как почв, так и растительности. В 1864 году на заседании Академии наук был заслушан доклад академика Ф. И. Рупрехта о происхождении чернозема, в котором впервые была определена теснейшая связь между почвой и растительностью. Исследования Ф. И. Рупрехта проходили на территории Казанской губернии, и это не могло не отразиться на дальнейшем развитии этих взглядов среди ботаников.

Казань в середине XIX века

Надо отметить, что в данный период многие выдающиеся российские ученые были озабочены развитием сельского хозяйства и активно участвовали во всевозможных сельскохозяйственных обществах.

Так, действительными членами Вольного экономического общества состояли А. Н. Бекетов, Н. Н. Бекетов, А. М. Бутлеров, Д. И. Менделеев, В. В. Докучаев, П. П. Семенов-Тян-Шанский. Студенты в это время участвовали во многих экспедициях и полевых экспериментах и привносили новые идеи и методические подходы к изучению растительного покрова.

Наконец в середине XIX века были опубликованы сенсационные взгляды Ч. Дарвина на развитие природы. Его книга «Происхождение видов путем естественного отбора», опубликованная в 1859 году, стала тут же достоянием научной общественности Казанского университета. Как все великое, теория естественного отбора была проста и открывала широчайшие возможности для использования в ботанической науке, для обсуждения путей развития растительного покрова во времени.

В то время Ботанический кабинет, на основе которого развертывалась учебная и научно-исследовательская работа кафедры ботаники, помещался во дворе университета в здании за анатомическим театром и занимал три больших комнаты. Рядом располагался университетский ботанический сад, и это позволяло сотрудникам кафедры работать и на грядках, и в Ботаническом кабинете. Возглавлял кафедру Николай Федорович Леваковский. Он не был классическим ботаником, его больше занимали вопросы анатомии и физиологии растений, но это не мешало ему интересоваться и флорой, и растительностью. Увлеченный идеями Дарвина, Леваковский выступил с инициативой «устроить постоянные наблюдения за ходом борьбы за существование между различными дикими растениями». Для проведения наблюдений был испрошен у Совета университета пустопорожний участок, находящийся на университетском дворе. На десятом заседании Совета общества естествоиспытателей 6 апреля 1870 года Леваковский сделал предварительное сообщение, которое он начал такими словами: «Все органические существа, в силу известных законов, находятся в постоянном настойчивом состязании как с подобными себе, так и с различными внешними условиями. Эта борьба за существование необходимо вытекает уже из быстрой прогрессии, в которой стремятся размножаться органические существа». Несомненно, эти опыты способствовали формированию нового поколения ботаников. Именно здесь начиналась научная карьера молодого садовника Порфирия Крылова. В 1872 году в Казань приезжает молодой провизор Мартьянов. В 1881 году на кафедре ботаники Казанского университета появился студент Сергей Коржинский.

И всем им суждено было встретиться на заседаниях общества естествоиспытателей при Казанском университете.

Личность П. Н. Крылова остается загадкой, несмотря на то, что написано о нем немало. Он родился в семье бывшего крепостного, печника, в деревне Сагайской Минусинского уезда Енисейской губернии 14 августа 1850 года. В раннем детстве родители переехали в Пермь, где вскоре умирает отец, и Порфирий остаются с матерью одни в глубокой бедности.

Тем не менее в 1861 году он поступает в Пермскую мужскую гимназию. Вот как пишет об этом периоде Л. П. Сергиевская: «Гимназическое образование П. Н. Крылова ограничилось только четырьмя классами. Мальчик интересовался естествознанием и географией, но и эти любимые предметы, при схоластичности преподавания, не удержали его в гимназии. Оставшись в IV классе на второй год, он получил при переходе в V класс двойку на экзамене по истории и не захотел больше учиться. Директор гимназии пытался его вернуть. Он послал ему на дом сказать, чтобы продолжал сдавать экзамены, что по истории ему дадут переэкзаменовку. Но Порфирий после неудачного экзамена ушел с товарищем за 40 км от дома ловить певчих птиц. Из-за неявки на экзамены, мальчик был отчислен из гимназии с выдачей свидетельства об окончании четырех классов, в котором значились оценки: по латинскому языку «отличные», по немецкому — «посредственные».

Но здесь возникают вопросы, на которые пока нет ответа. Во-первых, в гимназию брали детей дворян, разночинцев и солдат, детей крестьян в классическую гимназию не брали. Кто и как ходатайствовал о принятии его в гимназию? Во-вторых, кто же платил за образование? Плата за обучение в гимназии в то время составляла 15–50 рублей в месяц, от которой освобождались 10% успешно учащихся учеников. О том, что эта плата была немаленькая, можно судить по зарплате учителей (без всяческих надбавок), которые получали в начале своей карьеры по 60 рублей в месяц.

Гимназический курс делился на общее (I–IV классы) и специальное (V–VII классы) обучение. В первых классах преподавался Закон Божий, русский и славянский языки, математика, география, немецкий и французский языки. Латынь, очень важный предмет для будущих ботаников, преподавалась со второго класса только в гимназии третьей категории и ей отводилось по пять часов в неделю. Возможно, поиски архивных документов пермскими учеными дадут ответы на эти вопросы.

Четырех классов гимназии П. Н. Крылову хватило на всю жизнь. В то время этого было вполне достаточно, чтобы слыть образованным человеком. Здесь есть еще одна особенность, отмеченная Л. П. С ергиевской, это любовь к птицам. Она пишет: «… он страстно увлекался певчими птицами». Это характерная черта проницательных наблюдателей, поскольку, чтобы поймать птицу или взять птенцов из гнезда (так чаще всего и делают грамотные орнитологи), надо это гнездо увидеть. В этом отношении меня всегда потрясает способность нашего современного замечательного ботаника Ю. А. Котухова находить гнезда птиц. И он искренне удивлялся, что мы такие невнимательные.