Арабо-израильские войны
Шрифт:
Всю неделю арабский пастух перегонял свою отару овец с места на место. Со своим подпаском он то удалялся, то приближался к недалекому Эль-Кодсу, при этом внимательно осматривая каждую складку на местности, каменистый склон или неглубокую расщелину. Но это был не простой пастух, а один из предводителей местного «тейпа» по имени Харун Бен Яззи. Он выполнял личное поручение Абделя Кадера, относительно детальной разведки всех подходов к «святому городу».
Настало время претворить в жизнь данное обещание.
Абу Мусса правильно рассудил, что воздвигнуть постоянное заграждение где-нибудь у входа или на выходе из «бутылочного горлышка» Баб-эль-Уэда
Таким образом, сразу осложнилась ежедневная задача доставки в Иерусалим 30 грузовиков с питанием, необходимым для выживания жителей.
Не перечислить, сколько бед и забот обрушилось на мэра еврейской части Иерусалима Дова Джозефа уже в первые дни 1948 года.
Первая опасность — отсутствие каких-либо серьезных запасов продовольствия. Предвидя дальнейшее ухудшение ситуации, Джозеф дал распоряжение секретно печатать бланки продовольственных карточек.
Жителям также угрожала вторая опасность — умереть от жажды. Водоснабжение шло из местечка Рас-эль-Айн, и город можно было поставить на колени без единого выстрела. Достаточно было одного заряда динамита в удачном месте под акведуком. Дов Джозеф распорядился учесть все возможные подземные емкости, постепенно заполнить их водой и опломбировать.
Электроэнергия. Единственная существующая электростанция требовала для вращения генераторов 3 тонны горючего в день. Необходимо было сделать его запас.
Медицинская помощь. Основной госпиталь находился на горе Скопус, в некотором отдалении от города.
Учитывая возможность его изоляции или блокады, было решено открыть несколько вспомогательных медицинских пунктов в городе, также приступить к созданию банка крови. И наконец, самая критическая задача. После первых серьезных и удачных попыток арабов прервать снабжение города прозвучало предложение эвакуировать женщин и детей. Это сразу бы уменьшило население Иерусалима вполовину, если не на две трети.
После долгих раздумий Дов Джозеф отказался санкционировать этот акт. Соображений было два: столь массовый исход евреев вновь изменит психологический климат в городе, который только-только был поправлен после событий 4 и 7 января. И второе: если дойдет до «серьезного», то наверняка мужчины будут защищать своих близких с большей стойкостью и упорством, чем просто пустые дома.
Дов Джозеф не питал иллюзий относительно судьбы, что ждала их в случае захвата города противником.
Но позволить уйти из города сначала женщинам, потом мужчинам и вновь повторить год 70-й — это было бы недопустимо. Он знал, какая ответственность ложилась на его плечи с этой минуты.
Опять глубокая ночь (но без дождя). Грузовик остановился у входа в Менора-клуб, в пригороде Иерусалима.
Пять человек, оснащенные на этот раз не динамитом, а слесарным инструментом и веревками, направились вглубь территории этого аристократического заведения. Там на лужайке на невысоких пьедесталах были установлены две небольшие турецкие пушки в качестве одного из символов победы Британии над империей Оттоманов.
Времени для бригады рабочих потребовалось не очень много — орудия были аккуратно сняты и увезены в неизвестном для британской армии направлении.
А утром предводители «Хаганы» могли поздравить себя, что у них появилась
своя артиллерия. Факт кражи этих старинных пушек лишний раз свидетельствовал, насколько нуждалась еврейская сторона в тяжелом оружии.…Спустя пару дней инженеры убедились, что в том состоянии, в каком они есть, пушки уже непригодны для нормальной стрельбы. Тогда они были переделаны в две «давидки» (по имени изобретателя Давида Лейбовича).
«Давидка» представляла собой своеобразный миномет, который стрелял снарядом, изготовленным из куска водопроводной трубы. Снаряд, в свою очередь, набивался взрывчаткой, гвоздями и болтами. Вообще дальность действия и его поражающий эффект вызвали бы только насмешки у профессиональных артиллеристов вермахта или Красной армии. Но ценность «давидки» была в другом — громоподобный оглушительный разрыв снаряда, как правило, сеял панику в стане врага, а паникеры в очередной раз рассказывали, что евреи вновь применили свое «секретное оружие».
Противник, конечно, не оставался в бездействии. Помимо официальных поставок в арабские армии, оружие, так сказать чисто в индивидуальном порядке, выменивалось, выманивалось, похищалось и покупалось в многочисленных британских гарнизонах, еще стоявших в государствах и княжествах Арабского Востока. Как уже говорилось, все больший размах приобретали раскопки в Ливийской и Западной пустыне в Египте.
Но здесь со всей очевидностью в очередной раз проявились все те внутренние разногласия и арабское соперничество, которые так часто сводили на нет все их усилия в борьбе с сионистским противником.
Выкопанное бедуинами оружие сразу становилось предметом спора, и на него претендовали египетские «братья-мусульмане», палестинские арабы и просто уличные бандиты. Караваны грабились, оружие отнималось, и пока очередная партия пистолетов или ружей прибывала в Рамаллах или Наблус, она обычно перекупалась несколько раз. В эту зиму германская винтовка системы «маузер» — часто со следами ржавчины и изношенным механизмом — стоила на «суке» до 100 фунтов, в то время как в чешском оружейном раю под названием «Зброевка», где усердно трудились «коммерсанты» Азиз Керин и Эхуд Авриель, за ее новейший и более совершенный образец запрашивали только четверть указанной суммы.
Дамаск той зимой был поистине бурлящим городом. Слово Филистын звучало повсюду. На Центральном «суке», там, где традиционно торговали роскошными вышивками и шелками, которыми так славился Дамаск, теперь в открытую предлагали совсем другой товар, в частности германские «маузеры» и французские «лебели», английские автоматы и даже новейшие американские «базуки», которые тогда считались весьма совершенным оружием. В одном из пригородов, совсем недалеко от скромного мавзолея, где захоронен самый блестящий генерал Ислама — Саладин, разместился штаб генерала Исмаила Сафуата, который теоретически объединял под своим командованием все силы, противостоящие еврейским поселенцам (и мировому сионизму).
Эти силы уже включали:
— формирования Муфтия, то есть «Воинов джихада»;
— «Армию освобождения», которую должны были составить добровольцы, финансируемые Лигой;
— и даже регулярные арабские армии.
Однако Сафуат Паша осознавал, что реально его власть распространялась разве что на горстку подчиненных ему офицеров. Впрочем, не отличаясь от многих своих коллег, иракский генерал соединял в себе великолепное «владение глаголом» с решительным отказом посмотреть реальности в лицо. Он уже пообещал арабским войскам «триумфальный марш на Тель-Авив». А в ответ на обращение группы палестинцев, что они не могут атаковать еврейские конвои из-за крайней нехватки оружия, он бросил им: «Бомбардируйте их камнями» (?!).