Арахно. В коконе смерти

– Ничего, – успокоил Толик, про себя недоумевая. О ком это он, Господи? Не о Ленине же, в самом деле!

– Однако вернемся к «Школьной литературе». Они сказали: что-нибудь позитивное, современное, для юношества. Чтобы отвлечь и направить в нужное русло. Как вы умеете, сказали они. А как я умею? – Самойлов рассмеялся сухо и невесело. – Мои юношеские познания, увы, датируются предвоенными годами. Я не знаю, что волнует современных подростков, о чем они думают, как разговаривают.

«Ваше счастье! – подумал Толик. – Они вообще не думают, хотя лучше бы не разговаривали. И не волнует их ничего. Кроме, разве что, извечных вопросов. Вроде того, где взять бабок на 64 бутылки „Очаковского“ с покемонами под крышкой и правда ли, что училка по музыке дает всем желающим трогать грудь за 10 баксов».

Однако успокаивать «хрестоматийного» вслух он не осмелился. Решил дождаться продолжения. Слово – серебро, рассудил Толик, выпадет – загремишь.

– Я видел вас три недели тому назад на приеме у господина Щукина. И вы мне сразу понравились. У вас живое, открытое лицо. К тому же, сказал я себе, этот симпатичный молодой человек наверняка должен быть в курсе современного языка и реалий. Ведь вы… Не обижайтесь, но вы – самый юный среди тех, кто присутствовал на встрече. Я имею в виду писателей, а не… – он не закончил фразы. – Господин Щукин любезно сообщил мне номер вашего телефона, и вот я звоню…

Самойлов помолчал, очевидно ожидая, что Толик хоть словом выкажет естественную заинтересованность, но тот остался нем, как братская могила, в свою очередь опасаясь сморозить какую-нибудь глупость. Сергею Леонидовичу ничего не оставалось, кроме как перейти от предисловия к сути.

– Анатолий, – сказал он. – Скажите прямо, как вы относитесь к идее совместного творчества?

– С-с вами?

– Да. Мы могли бы…

– А… – не синхронно заговорил взволнованный Толик. – Тот учебник… вы говорили… для которого заказ – он по зоологии?

– Нет. Учебник по литературе, экспериментальный. Его планируют включить в программу уже в следующем учебном году, из-за этого такая срочность.

– А при чем здесь тогда Щукин?

– Совершенно ни при чем. То есть, так я предполагал изначально, – Самойлов вздохнул. – Вы знаете, я обдумывал слова Василия… к сожалению, запамятовал отчество. Его предложение показалось мне интересным и даже заманчивым, однако… В самом деле, чем я могу ему помочь? Все, что мне удалось выжать из себя за три дня тягостных раздумий, – единственная строчка, подражание Коленьке. «Мне в окно залетел телифон…» – Он счел нужным пояснить: – Телифоны – это такие, знаете…

– Знаю, знаю, – Толик спешил блеснуть эрудицией. – Класс паукообразных. Длина до 7,5 сантиметров. Ночные хищники, обитают главным образом в тропиках, питаются насекомыми. Для человека безвредны. В России представлены единственным видом – телифон амурский. Только… по-моему, залететь в окно он никак не может. Это же не насекомое.

– Вот видите… – печально изрек Самойлов. – Я даже позвонил господину Щукину, чтобы извиниться и сказать, что не представляю для его проекта никакой ценности. Иначе говоря, совершенно бесполезен. А уже после, когда получил этот школьный заказ, подумал вдруг: а что, если… Я имею в виду, что, если попытаться охватить обе темы разом? Объединить, так сказать, два соцзаказа в один. И, знаете, стоило мне взглянуть на проблему с новой точки зрения, как кое-что тут же начало вырисовываться. Вот, смотрите, что я придумал…

– Прошу прощения, Сергей Леонидович! – перебил Толик, демонстрируя немыслимую еще пять минут назад наглость. – Сначала мне хотелось бы обсудить условия нашего сотрудничества.

– Какие могут быть условия? – искренне удивился Самойлов. – Я предлагаю вам обычное соавторство.

– А фамилия? Чьей фамилией будет подписан текст.

– Моей и вашей. Или вашей и моей. Если хотите, мы можем разместить их в алфавитном порядке.

– Ладно, неважно. А что с гонораром?

– То есть?

– Поделим поровну?

– Естественно.

По большому счету, условия соглашения Толика не волновали. Он не колебался ни мгновения и с самого начала знал, что согласится. С первой же секунды, как только уразумел, чего от него добивается старик. А тот хотел, в сущности, совсем немногого: выражаясь нормальным языком, вставить всем напоследок так, чтобы у них башни посносило. И в Толике был заинтересован как в «наивном» носителе этого самого нормального языка, которым сам, увы, не владел.

Так что Толик прекрасно понимал, что в любом случае согласится. Идиотом будет, если упустит свой шанс. Таким идиотом, что Феденьке – как Самойлов, вероятнее всего, величает Ф.М. Достоевского – и не снилось. И тем не менее, он внутренне подобрался, чтобы унять праздничную дрожь в пальцах, заглушить предательские обертона в голосе и сказать совершенно серьезно:

– Хорошо, Сергей Леонидович. Я должен подумать.

Интуиция подсказывала ему, что такое официальное можно даже сказать, строгое окончание разговора будет сейчас наиболее правильным.

– Думайте, ради Бога. Хоть… до вечера. Извините, но меня тоже торопят. Вам оставить мой номер, чтобы вы могли перезвонить, когда примете решение?

– Да, пожалуйста. Диктуйте…

Он положил трубку – рука пока что не дрожала, но была напряжена почти до судорожного состояния-и вдруг запел, мелко подпрыгивая на месте, на манер тех бритоголовых юношей и девушек в белых простынях, что так любят разгуливать толпами по центру Москвы с бубнами и крошеными барабанами:

– Мама мыла мама мыламыла мыла раму рамумама раму мама рамураму раму мама мама…

Он пел и подпрыгивал, за неимением барабана отбивая ритм пальцами правой руки на левом запястье, и чувствовал, как с каждым новым куплетом бесконечной мантры уходит из тела напряжение – из одеревеневшей ладони, из пересохшего горла, из наморщенного лба и собравшегося в кулак живота.

– Мама! – ликовал он. – Мамочка! М-мать! – и поочередно воздевал к белому, заклеенному рельефными виниловыми обоями потолку то один, то другой средний палец

Напрыгавшись, выглянул в окно, зыркнул на пацанов, продолжающих с потрясающим упорством месить мокрую глину на футбольной площадке, и мрачно пригрозил:

– Ну что ж, поколение, испорченное памперсами, телепузиками и чупа-чупсом! Пожалуй, мы с Сереженькой напишем для вас новый букварь! Вы у нас живо узнаете, как литературу прогуливать!

И только после этого, почувствовав колоссальный упадок сил, рухнул на диван, попав лицом в щель между подушками. Хорошо, что не заправил с утра, похвалил себя Толик. Как знал…

– Итак, А – это, конечно, Анатолий, – прошептал он в эту душную, пахнущую пылью и воспоминаниями о нервной бессоннице последних дней щель. – Б – это Борис. В?.. В – это Василий. Вася Щукин, мой герой!..