Аракчеев: Свидетельства современников
Шрифт:
Приношение его в 1826 году 50 т[ысяч] рублей на пользу воспитания дочерей военного ведомства чиновников [282] и в 1833 году 300 т[ысяч] рублей на пользу воспитания в Новгородском кадетском корпусе дворян новгородских и тверских было движение его огромного излишества в денежном капитале и скорее злобы против кого-нибудь, нежели доброты <…>
Н. А. Качалов [283]
Записки
282
В письме к императрице Марии Федоровне, ведавшей целым рядом воспитательных и благотворительных заведений, от 17 апреля 1826 г. А. просил ее принять 50 тысяч рублей, высочайше пожалованные ему «на дорожные издержки», для учреждения вечного капитала для девичьего отделения Императорского военно-сиротского дома. Проценты с этой суммы назначались на воспитание пяти девочек «сверх положенного в сем заведении штатного числа»; при этом А. оговаривал, чтобы предпочтение отдавалось «тем девицам, коих отцы служат в военном поселении новгородского отряда; когда же их не будет, то назначать дворян Новгородской губернии», а воспитанницы именовались бы «пансионерками императора Александра Благословенного» (Шильдер. Николай. Т. 2. С. 493–494). 20 апреля вдовствующая императрица уведомила дарителя о том, что его «благотворительное намерение <…> в точности исполнится» (Дубровин. С. 490); 3 мая А. пожертвовал дополнительно 2500 рублей с тем, «дабы бедные девицы в сем году еще воспользовались дарованною мне от Государя Императора милостию» (Шильдер. Николай. Т. 2. С. 494).
283
Качалов Николай Александрович (1818–1891) — дворянин Новгородской губернии; в 1840-е гг. офицер Балтийского флота, затем белозерский уездный предводитель дворянства (1854–1863), председатель Новгородской земской управы, директор Департамента таможенных сборов, член Совета при министре финансов. Мемуары написал в 1880-е гг.; отрывок из них приводится по публикации
Замечателен случай, составивший карьеру Маницкого [284] . Аракчеев был всесильный человек и проживал в Грузине, на берегу реки Волхова. Император Александр I подарил Аракчееву свою парусную яхту «Голубку», служившую Императору вместо существующих паровых яхт. Для отвода этой яхты на реку Волхов был назначен морской штаб-офицер Маницкий и только что выпущенный из корпуса мичман Юрлов [285] . Когда Маницкий явился к Аракчееву и объявил, что яхту в Грузине провести невозможно, потому что она сидит в воде 8 фут, а вода в Волховских порогах только 2 фута, Аракчеев объявил, что требует, чтобы яхта была доставлена во что бы то ни стало. При исполнении он будет вечный должник Маницкого, при неисполнении — вечный враг. Яхту облегчили от всего, что только можно было снять, в порогах вытащили на берег и берегом протащили все пороги, с лишком 10 верст. Конечно, яхту не только поломали, но и исковеркали, но поправили и поставили против дома Аракчеева. За эту услугу Аракчеев составил быструю карьеру Маницкого и покровительствовал ему до смерти. За эту же сухопутную кампанию Юрлов, не бывший ни в одной кампании, произведен в лейтенанты и вышел в отставку <…>.
284
Речь идет о Степане Ивановиче Миницком, выпущенном из Морского кадетского корпуса мичманом в 1786 г. Утверждение Н. А. Качалова (состоявшего с Миницким в свойстве: А. Р. Качалов, дядя автора «Записок», был женат на Н. И. Кутыгиной, падчерице Миницкого) о том, что своей карьерой Миницкий был обязан А., неверно: в 1799 г. он имел чин капитан-лейтенанта, в 1802 г. получил Георгиевский орден 2-й степени за участие в восемнадцати морских кампаниях и стал числиться по армии; в 1803 г. подполковник, в 1810 г. — полковник, в 1809–1820 гг., исполняя должность капитана над гребным флотом (с 1806), распоряжался проводкой на камелях (специальных понтонах для транспортировки судов по мелководным участкам) «из Петербурга в Кронштадт новопостроенных кораблей и фрегатов» (Общий морской список. СПб., 1890. Ч. 4. С. 365). По всей видимости, он был приглашен А. для доставки царского подарка в Грузино как опытный и хорошо зарекомендовавший себя специалист. Его дальнейшие служебные успехи (в т. ч. получение в 1817 г. генерал-майорского чина, а в 1824 г. — значительной денежной награды (25 тысяч руб.) от императора), скорее всего, действительно следует связывать с протекцией А., тем более что в их общении оставались востребованными и профессиональные навыки Миницкого: в 1818 г. он отправлял в Грузино «все нужные для яхты вещи» и в письмах обсуждал с А. детали отделки, внутреннего убранства и доставки голландского буера (это небольшое прогулочное судно в 1817 г. было подарено императором А.), подбирал опытный экипаж на суда грузинской флотилии (см.: Дубровин. С. 218, 220), в 1819 г. — «заведовал постройкой транспортных судов для перевоза материалов из-за озера Ильмень к местам поселения полков, расположенным по реке Волхову» (Общий морской список. Ч. 4, С. 365). Назначенный в 1821 г. управляющим исполнительной экспедицией Адмиралтейств-коллегий (со званием генерал-интенданта), а в 1823 г. — архангельским, вологодским и олонецким генерал-губернатором и главным командиром Архангельского порта, Миницкий продолжал свою карьеру и после падения А. (правда, весьма неровно): в 1828 г. он получил высочайший выговор «по делу о принятом в адмиралтейские магазины недоброкачественном провианте», на следующий год — чин вице-адмирала, а в 1830 г. был отставлен «за предосудительные и пользам службы не соответствующие поступки».
285
В 1815 г. подаренная А. яхта была приведена из Свеаборга (по Финскому заливу, Неве и Ладожскому озеру) в Новую Ладогу, к устью Волхова (переходом командовал лейтенант Н. А. Муравьев — Общий морской список. СПб., 1893. Ч. 7. С. 563), после чего уже Миницкий зимой «распоряжался перетаскиванием берегом яхты «Голубка» из Ладоги в село Грузино, на протяжении 22,5 верст» (Там же. СПб., 1890. Ч. 4. С. 365). Юрлов Александр Андреевич поступил в Морской кадетский корпус в 1807 г., выпущен мичманом в 1814 г. Его участие в доставке яхты в 1815 г. было следующим: «на ботах с казенными материалами [видимо, необходимыми для транспортировки по суше] перешел из Петербурга в Новую Ладогу и потом был у проводки яхты «Роченсальм» до села Грузина». В 1816–1818 гг. служил на лодейнопольской верфи; лейтенант (1818), в 1819 г. вышел в отставку с чином капитан-лейтенанта (Там же. СПб., 1894. Ч. 8. С. 555–556).
Яхта «Голубка» отслужила Аракчееву большую службу. В 1831 году, во время бунта новгородских военных поселений, толпа бунтовавших прискакала на Волхов против дома Аракчеева, стоящего на другом берегу, не посмела переправиться через реку, опасаясь 6 небольших пушек [286] , бывших на яхте, и тем дала Аракчееву возможность уехать по дороге к Тихвину, в имение Алексея Петровича Унковского [287] , где он и пробыл до усмирения бунта. Яхтой командовал морской унтер-офицер, исполнявший обязанность палача, — к нему отправляли всех для наказаний. Я не помню и не слыхал, куда девалась эта яхта.
286
Подробности относительно вооружения яхты неизвестны; упоминавшийся выше буер был оснащен по борту «четырьмя медными пушечками восьмилодовыми (восьмифунтовыми? — Константин Дегтярев) на вертлюгах» (письмо Миницкого к А. от 11 февраля 1818 г. —Дубровин. С. 220).
287
Унковский Алексей Петрович — в 1815 г. поручик, тихвинский исправник.
Аракчеев большую часть года проживал в Грузине, и вся знать обоих полов считала своею обязанностью ездить на поклон к временщику [288] . Несмотря ни на какое высокое положение, никто не смел переправляться через реку и подъехать к дому, а все останавливались на другом берегу и посылали просить позволения. От того, скоро ли получалось это разрешение, измерялась степень милости или немилости приехавшим; нередко случалось, что приехавший получал отказ в приеме и возвращался в Петербург. Проезжали 120 верст на почтовых. Начиная от Чудова до границы Тихвинского уезда, по дороге к Тихвину, Аракчеевым было устроено шоссе, существующее до настоящего времени. Во время всемогущества временщика шоссе было заперто воротами, устроенными в каждом селении, и Аракчеев дозволял проехать по своей дороге только тому, кому желал оказать особую милость, и тогда выдавал ключи для отпирания ворот. Все же проезжающие должны были ездить по невозможной грунтовой дороге, проложенной вдоль шоссе. Замечательно падение, почти моментальное, всех временщиков. Только что получено было известие о кончине императора Александра I, не было никаких официальных распоряжений, и сам Аракчеев, и вся Россия признала, что власть его окончилась. В это самое время проезжала в Петербург белозерская помещица (Екатерина Васильевна Рындина, бой-баба. Она топором разбила все замки на воротах шоссе, первая проехала без позволения, и с тех пор дорога поступила в общее употребление, замки не возобновлялись, и Аракчеев этому покорился <…>.
288
В январе 1817 г. новгородский губернатор Н. Н. Муравьев писал А.: «Надобно вашему сиятельству обвестить, чтоб лица, не пользующиеся вашим позволением, не беспокоились посещать вас в Грузине без предварения. Иначе нахальству в свете нет меры и беспокойства вам не будет меры, а кто не пожелает похвастаться гостеприимством грузинского помещика?» (Дубровин. С. 179).
А. И. Мартос [289]
Записки инженерного офицера
1816 год я адъютантствовал при графе в Петербурге. Должность самая пустая — дежурить в прихожей комнате и зевать на Литейную улицу, — которую и исправлял я, как умел. Надобно вам знать, что граф часто давал мне и прочим намеки, что кто служит при нем адъютантом, должен вменять себе в особую честь, чего мы не догадывались и подлинно как были просты. Его влияние при дворе было самое сильное, одним словом — друг Царя, первый министр, должность приятнейшая делать добро, творить людей счастливыми, отереть слезы невинности, быть защитником против несправедливости и, владея сим небесным даром, так сказать, выйти вне сферы обыкновенного человека и передать свое имя, подобно Колбертам, Сюллиям, Долгоруким [290] , потомству и бессмертию. Но сколько людей, столько и склонностей <…>.
289
Мартос Алексей Иванович (1790–1842) — сын скульптора И. П. Мартоса; с 1806 г. служил в Киевской инженерной команде, в 1809 г. подпоручик. В 1810 г., во время Русско-турецкой войны состоял при генерал-майоре И. П. Гартинге в Молдавской армии, отличился при осаде крепости Силистрия; с осени 1812 г. находился при главнокомандующем Дунайской армией адмирале П. В. Чичагове, а в 1813–1815 гг. — вновь при Гартинге (управлявшем Бессарабской губернией) в Кишиневе; штабс-капитан (1813). С начала 1816 г. адъютант А., капитан «по инженерному корпусу» (ноябрь 1816). В январе 1818 г. вышел в отставку «по болезни». С 1822 г. на статской службе (в Енисейском губернском правлении, с чином надворного советника); в 1827–1832 гг. новгородский губернский прокурор, с 1837 г. — управляющий Ставропольской комиссариатской комиссией; действительный статский советник (1841). Историк, археограф. Фрагмент «Записок…», создававшихся, как явствует из авторских помет, в 1816–1818 гг., печатается по: РА. 1893. № 8. С. 522–524, 526, 528, 534–535.
290
Кольбер Жан Батист (1619–1683) — маркиз; с 1666 г. министр финансов при дворе Людовика XIV. Сюлли Максимильен де Бетюн (1560–1641) — герцог (с 1606); министр финансов и друг короля Генриха IV. Князья Яков Федорович (1659–1720) и Василий Владимирович (1667–1746) Долгорукие — ближайшие сотрудники Петра I.
В августе месяце мне приказано
ехать Новгородского уезда в Высоцкую волость, снять все деревни, описать и сделать дорогу. Я прежде приехал в Новгород, откуда отправился водою вниз по реке Волхову в село Высокое. Потом мне велено описать ближние леса, отыскать глину, песок; я отыскал и описал, и все еще не знал, что будет из тех подробностей. Несколько квартирмейстерских офицеров там же, еще до меня, работали топографическую карту. <…>26 сентября граф дал мне ордер управлять Высоцкою волостью, в которой должен поселиться его полка гренадерский баталион [291] ; тогда сомнение исчезло, я должен был повиноваться и все еще не понимал во всем смысле слова: поселять войска в России, с которой берут рекрут когда хотят и делают с ними что хотят. <…>
291
По именному указу, объявленному 5 августа 1816 г., 2-й батальон гренадерского графа А. полка (1943 человека нижних чинов и 15 офицеров) под началом Ф.К. фон Фрикена отправлялся из Петербурга на постой в казенную Высоцкую волость Новгородского уезда, которая переходила из ведения гражданского начальства в полное заведование командира поселяемого батальона (Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 33. № 26). Намерение приступить к масштабному поселению войск в Новгородской губернии в течение 1816 г. держалось в секрете, в том числе от крестьян и солдат. Письмо Фрикена к А. о ходе работ (13 декабря 1817 г.) см.: Дубровин. С. 214–216.
Захотелось поселить войска ближе к Петербургу, и как по почве земли не найдено хуже Новгородской губернии, то и брошен на нее жребий, не говоря о Петербургской губернии, которая еще беднее и хуже Новгородской. Здесь зима продолжается шесть месяцев, три грязной распутицы и только три месяца хорошего времени, когда крестьянин должен убрать и засеять поле, сенокосы и сими тремя месяцами обеспечить годичное содержание своего семейства. Рожь при хорошем урожае более не дает, как сам-пять, а овес сам-третей; землю чрезвычайно много удобривают навозом, иначе зерно не дает никакой прибыли, а посему зажиточному хозяину надобно держать скота как можно более. Места при Волхове приятны, и всюду, где была возможность, трудолюбивая рука пахаря в лесах расчистила нивы и луга; болота, мхи, топи, грязные речки и ручьи лежат вокруг тех расчистков, так что, кажется, должно ограничиться тем, сколько поля имеет всякий хозяин, ибо больше почти неоткудова взять. Вот главнейшая причина неудобств жизни в тамошнем краю; я удивился, когда в декабре месяце крестьяне приходили у меня спрашиваться ехать в Новгород за покупкою муки, ибо своей уже не становилось, и посему декабрь, генварь, февраль, март, апрель, май, июнь и до половины июля, до нового хлеба, жители должны покупать хлеб. Вы спросите: чем же они кормятся? Худое хлебопашество заменяется другими выгодами: они продают в Петербурге сено, дрова, телят, которых нарочно отпаивают, домашнюю птицу, иные ездят с рыбою и сими изворотами живут порядочно. <…>
Крестьяне были подчинены мне, а поселенный батальон стоял у них по квартирам в 23 деревнях; они вышли из всякой зависимости гражданского начальства: я творил и суд, и расправу, я был Харон с тою разницею, что этот проказник перевозил существа, переставшие чувствовать, а я приуготовлял к перевозу таких же двуногих животных, без перьев, в жизнь адскую [в] сравнении с их прежней. Теперь навязалась мне проклятая комиссия писать обо всем графу; я имел случай узнать, как он мелочен: почти все конверты сам печатает [292] и надписывает адресы (все это, разумеется, ко мне), имел случай узнать всю его коварность и злость, превышающую понятие всякого человека, образ домашней жизни, беспрестанное сечение дворовых людей и мужиков, у коих по окончании всякой экзекуции сам всегда осматривает спины и …. и горе тому, ежели мало кровавых знаков! Это не выдумка, клянусь вам; я лучше умолчу, боясь оскорбить ваше самолюбие; но да избавит Промысл от подобных добродетелей и вас, и каждого. Я вам скажу один случай о занятиях сего государственного человека, а множество подобных укажут вам масштаб измерять его занятия. В деревне Тигодке одна баба сушила в бане лен, и когда она затопила печь, то загорелась соломенная крыша; это часто бывает, и для того из предосторожности крестьяне всегда становят бани в отдаленности от жилья, близ воды. Должно было графу писать; пишем, переписываем, печатаем, посылаем (в противном случае беда за умолчание о столь важном предмете). Граф, как человек деятельный и неутомимый, во все входящий, знающий всю подноготную (это не выдумано, но его самые слова), пишет мне своею рукою: деревни Тигодки женщину, вдову, Матрену Кузьмину, от которой загорелась баня, высечь розгами хорошенько и проч. Какие высокие мысли! Какая логика! Какое утонченное занятие, в такое время, когда просителям, у порога стоявшим с убедительными просьбами о притеснениях, отказ за отказом. Признаюсь, что мне часто хотелось поймать графа в неаккуратности, коей он страшный враг, и доложить, что в таком-то повелении он забыл включить, по чём именно высечь хорошенько Аглаю, сушившую в бане лен. Недостаток аккуратности! <…>
292
То есть запечатывает.
Тогда [1817 год] я занимался при построении домов в селе Высоком, которое сгорело. Бухмейер был главный директор-строитель, попросту сказать: и повар, и кучер, хотя он столько же смыслил архитектуру, как и татарский мурза. Начали громоздить домы, сделали проходные сени, разделяющие связь [293] на два жилья, по бокам избу для хозяина в три сажени квадратных, рядом комнату для постояльцев, не больше трех шагов длины, а как поставили печи, то и повернуться почти негде. Все это не мешало снаружи дать симметрию, насыпать булевар; даже на [печных] заслонках, литых здесь на чугунных заводах, изображены купидончики: где, играючи, коронуют себя веночками, другие малютки из чугуна пускают мыльные пузырьки. Подлинно, что пустили мужикам мыльные пузырьки. Издержка непомерная; но все сии новые домы, объявившие войну хозяйственному расположению, представляют глазам путешественника приятную деревню. Они те же казармы, где нисколько не портятся нравы и где честность, доброта, гонение кражи и мошенничества имеют непреложный престол. <…> Перновского полка батальон вошел в Халынскую отчину Новгородского уезда, на реке Мете и частию на большой Московской дороге, близ яма Бронниц. <…> Халынские мужики ни за что не хотели переменить свою одежду <…>.
293
Связь — казарменный деревянный дом в военных поселениях (типовой проект разработан Ф. И. Демерцовым), рассчитанный на две семьи. Ряд связей прерывался площадью, посреди которой располагался хлебный магазин — склад зерна (Грузина. С. 221).
Когда царская фамилия в половине сентября месяца проезжала в Москву через Бронницы, за несколько верст вдруг выходят из лесу несколько сот крестьян и останавливают великого князя Николая Павловича, ехавшего с молодою княгинею [294] и ее братом принцем прусским Вильгельмом [295] . Можете судить, сколь поразила подобная встреча (незваных, прибавлю); они все бросаются на колена, плачут, криком своим просят, дабы их пощадили. Женщины и девки пели primo в сей мелодии; но великий князь отделался словами и продолжал дорогу. Прекрасный пример пруссакам о нашем домашнем благоденствии, улучшении, счастии и пресчастии. <…> Халынские жители отдавали свои домы, свое имущество, все, что нажили подлинным трудолюбием, лишь бы их оставили в покое. «Прибавь нам подать, требуй из каждого дома по сыну на службу, отбери у нас все и выведи нас в степь: мы охотнее согласимся, у нас есть руки, мы и там примемся работать и там будем жить счастливо; но не тронь нашей одежды, обычаев отцов наших, не делай всех нас солдатами» — эти их слова я часто сам слышал, в Бронницах будучи. <…>
294
Николай Павлович (1796–1855) — великий князь, третий сын Павла I, с 1825 г. российский император. Молодая княгиня — Александра Федоровна (Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина; 1798–1860), дочь прусского короля Фридриха Вильгельма III; с 1817 г. жена великого князя Николая Павловича, российская императрица с 1825 г. Ср. фрагмент ее мемуаров, касающийся второй половины 1817 г.: «В то время много говорили о военных поселениях <…> выполнение этого проекта было доверено Аракчееву, и оно производилось не с кротостью, а, напротив того, грубыми и жестокими способами, что вызывало неудовольствие бедных крестьян. По пути нам попадались местами жители некоторых деревень, на коленях умолявшие о том, чтобы положение их не изменяли» (цит. по: Шильдер. Александр. Т. 4. С. 82).
295
Вильгельм (1797–1888) — принц прусский; с 1861 г. король Пруссии, с 1871 г. — германский император Вильгельм I.
Е.Ф. фон Брадке [296]
Автобиографические записки
В 1817 году последовало Высочайшее повеление откомандировать полковника Паренсова [297] и меня в распоряжение графа Аракчеева по военным поселениям, и поэтому, после весьма лестных прощальных отзывов со стороны Барклая и Дибича, я был отправлен в Москву, где в то время находился двор, а при нем и граф Аракчеев, которого я для краткости просто буду называть графом.
296
Фон Брадке Егор Федорович (1796–1861) в 1806–1810 гг. учился в Горном корпусе; в 1811 г. — в школе колонновожатых, где с 1812 г. преподавал; с 1816 г. прикомандирован к главной квартире фельдмаршала Барклая де Толли в Могилеве; с 1817 г. служил в Новгородских военных поселениях. В 1820 г. поручик; приказом от 11 июля назначен начальником работ по расчистке полей в округе поселения гренадерского графа А. полка, которые производились батальонами 3-й пехотной и 3-й гренадерской дивизий: «Предписываю ему при вступлении 3-й гренадерской дивизии в работу разделить всю недочищенную в полях землю по участкам, на каждый баталион обеих дивизий, и объявляю, что после такового назначения каждый баталион не иначе выступит из округа поселения на зимние квартиры, как по окончании работы своего участка» (Приказы— 1820. С. 21). В 1824 г. капитан; впоследствии попечитель Киевского учебного округа (в 1834 г. по его инициативе был открыт Киевский университет); в 1839–1844 гг. на службе в Министерстве государственных имуществ; сенатор (1844–1854), попечитель Дерптского учебного округа (с 1854 г.). Мемуары написаны по-немецки, фрагменты их печатаются по переводу, помещенному в: РА. 1875. № 1. С. 33, 36–53.
297
Паренсов Дмитрий Тихонович (р. 1792) — в 1821 г. полковник, исправляющий должность обер-квартирмейстера Отдельного корпуса военных поселений; по представлению А. был награжден орденом Св. Владимира 3-й степени (Приказы-1821; 29 июля); впоследствии генерал от инфантерии.