Аракчеев

В связи с этим Александр попросил Лагарпа понаблюдать за ним со стороны и высказать свое мнение.

Швейцарец исполнил просьбу молодого российского императора предельно добросовестно: поглазел на него из толпы на площади, посмотрел за тем, как ведет он себя во дворце в общении с сановниками, как держится в салонах во время развлекательных бесед, и сделал вывод, что Александр роль монарха в целом исполняет хорошо, но допускает при этом некоторые ошибки. «Вы вошли в залу немного робко, — объяснял Лагарп молодому самодержцу его первый промах, — хвалю ваше сердце: скромность как нельзя более к лицу юности, но государь должен иметь вид более уверенный; чистая совесть и искреннее желание блага России — вот что дает вам право смотреть прямо и смело на все окружающее».

«Вы обошли собрание несколько поспешно», — указывал учитель на второй промах Александра. «Вы весьма хорошо сделали, обратившись с приветом к лицам, почтенным по своим заслугам, но некоторых из них вы не удостоили ласковым словом», — сообщал Лагарп о третьем промахе своего августейшего ученика. «Мне кажется, наконец, — звучал четвертый Лагарпов совет Александру, — что, являясь вместе с императрицею, Вы облегчили бы себе труд торжественного приема, не говоря уже о том, что это произвело бы отрадное впечатление на всех, искренно вас любящих. Где бы Вы ни были, в обществе ли, среди народа или в кругу лиц, которым вверили Вы отдельные отрасли управления, держите себя по-царски: я вовсе не слепой поклонник этикета, но глава народа должен, употребляя живописное выражение Демосфена, облекаться в величие своей страны». Это были именно те советы, которые Александр и желал услышать. Зная их содержание, можно представить, насколько чувствителен был он в первое время по восшествии на престол ко всякого рода мелочам, от которых зависело его реноме, как заботился о том, чтобы выглядеть в глазах своего окружения подобающим царскому сану образом. Мог ли он, пребывая в таком состоянии, призвать к себе пользовавшегося дурной славой в столице генерала?

Сам Аракчеев, кажется, вполне понимал мотивы, по которым новый император оттягивал приглашение его на службу. Прожив в отставке почти три года, Алексей Андреевич вдруг серьезно забеспокоился о своей репутации в столичном обществе, заволновался отношением к нему прежних его сослуживцев. Эта перемена в настроениях отставного генерала Аракчеева хорошо проступает в его письме от 28 августа 1802 года бывшему подчиненному, а в указанное время шефу артиллерийского батальона в Риге Д. А. Булыгину: «Ваше превосходительство! Милостивый государь Дмитрий Александрович! Всевышнее существо, сотворившее нас, не всем нам определило ровное счастие: одному оное дано в одной части, а в другой отнято, как и я, ваше превосходительство, получил в жизни своей очень много счастия; но любовь от подобных мне товарищей не дана: ибо во всю мою службу я всегда был не любим за требуемый мною по службе порядок. А как я имел удовольствие (иметь) вашего превосходительства ближе всех к себе под командою, то всегда думал, что я вам, милостивому государю, может быть нанес какое неудовольствие, почему я и не хотел вас беспокоить моими письмами. А как ныне вижу ясно хорошее ваше ко мне расположение, то и охотно всегда себе за честь буду поставлять вести мою переписку и, начиная оную, приношу мою благодарность за ваши дружеские письма, желая нельзя чаще оныя получать».

Грустные признания Аракчеева звучали так, будто их делал человек, оканчивающий свое житие на этом свете и желающий накануне перехода в мир иной заслужить прощение за свои грехи, помириться с людьми, которых когда-то обидел. Алексей Андреевич явно не предчувствовал, какая долгая чиновная жизнь ему предстоит, на какую высокую ступень в сановной иерархии он взойдет, какой огромной властью будет обладать и сколь много обид потерпит еще да и… причинит сам!

Глава шестая ИНСПЕКТОР АРТИЛЛЕРИИ

12 марта 1803 года истек второй год правления Александра I. Аракчеев по-прежнему пребывал в отставке. Три с половиной года уже исполнял он единственную должность — хозяина Грузинской вотчины. Но в Петербурге произошли перемены. Испарился постепенно дух либерализма, определявший атмосферу «прекрасного начала» Александрова царствования. Новый император не вызывал уже у столичных жителей былого восторга. «Смирение, бережливость, снисходительность Александра наскучили людям, которые недовольны ничем настоящим, и или выхваливают прошедшее, или теряются в мечтаниях и планах о будущем», — писал об этой перемене в настроениях петербургского общества Н. И. Греч.

Критические стрелы в адрес императора Александра пускались и в первые месяцы его правления, но спустя два года количество их заметно прибавилось и сделались они острее. В столице стали распространяться списки сатирических стихов и басен, где молодой государь подвергался всяческим насмешкам и даже издевкам. В одной из таких басен Александр изображался в виде глухого тетерева [123] , который будучи выбран царем птиц, «не царствует, корпит над скопленной добычей», в то время как царство разоряется, исчезает честность, укореняются коварство и разврат. В заключение басни декларировался урок для птиц: в цари себе «не выбирать ни злых, ни глупых петухов».

123

Александр был глух на одно ухо.

К началу 1803 года Александр сумел удалить из столицы основных участников заговора против своего несчастного отца. С другой стороны, он позволил занять более влиятельное положение в сановной иерархии аристократам-либералам. В сентябре 1802 года был издан манифест, объявлявший о создании в центральном управлении империей министерств вместо коллегий. Ближайший сподвижник Александра граф В. П. Кочубей стал министром внутренних дел, другой соратник-либерал Его Величества H. H. Новосильцев занял пост товарища министра юстиции. Граф П. А. Строганов сделался товарищем министра внутренних дел, князь А. Чарторижский был назначен товарищем министра иностранных дел. Некоторые современники впоследствии утверждали, что министерства были созданы императором Александром именно для того, чтобы его молодые друзья-либералы могли получить влиятельные должности.

Как бы то ни было, но к концу второго года правления императора Александра обстановка вокруг него решительно переменилась. Тогда-то и встал вопрос о возвращении на службу отставного генерал-лейтенанта Аракчеева.

В марте 1803 года Алексей Андреевич в очередной раз наведался в Петербург [124] . Немногим больше месяца спустя в Грузино доставили записку от императора: «Алексей Андреевич! Имея нужду видеться с вами, прошу вас приехать в Петербург» [125] . Эта записка решила дальнейшую судьбу Аракчеева. Александр сперва пригласил его работать в «Воинской комиссии для рассмотрения положения войск и устройства оных», а 14 мая 1803 года принял в службу с назначением «инспектором всей артиллерии и командующим лейб-гвардии артиллерийского батальона».

124

В «Настольной книге» Аракчеева, хранящейся ныне в его личном фонде в РГВИА (Ф. 154. Оп. 1. Д. 273), есть такая запись: «1803 марта 23. Приехал я из Петербурга в Грузино».

125

На прокладных белых листах принадлежавшей ему книги Святого Евангелия Алексей Андреевич отметил свой вызов в столицу следующей записью: «Апреля 27-го 1803 года получил именной указ от Императора Александра Павловича, чтобы быть графу Аракчееву в Петербурге из Грузина».

Некоторые из современников восприняли это назначение как вполне закономерное. «Вот, наконец, и граф Аракчеев опять главою всей артиллерии. Дай Бог ему пожить и чтоб он не привел в ненависть и этого Государя, как покойника», — писал граф Ф. В. Ростопчин князю П. Д. Цицианову 3 июня 1803 года. Но большинство тогдашних сановников долго удивлялись такому повороту событий и не переставали ломать голову в поисках объяснения, почему император Александр возвратил на службу человека, которого Павел I с позором изгнал с должностей.

По мнению Е. Ф. Фон-Брадке, «человеколюбивая, кроткая душа монарха была слишком противоположна природе Аракчеева, чтобы можно было опасаться когда-либо сближения между ними; а между тем все-таки взяло верх соображение, что не следует оставлять без пользы такие замечательные дарования: ему была поручена артиллерия, находившаяся в то время в плачевном состоянии, и он ее совершенно преобразовал и, по крайней мере, приравнял к артиллерии, существовавшей в то время в остальной Европе». Действительно, Аракчеев являлся в то время общепризнанным знатоком артиллерийского дела. Высоко ценил его как специалиста император Павел. Александр в бытность свою наследником престола часто обращался к Аракчееву за советами. «При сем препровождаю бумаги Мелисина, которые государь мне приказал к тебе отослать, чтобы ты по мнению своему ответы учинил, — писал Александр Аракчееву 1 июня 1797 года. — Я рад очень видеть, что я не один прибегаю к твоему мнению». Спустя месяц с небольшим Его Высочество сообщал, что ответы, которые Алексей Андреевич дал на бумаги тогдашнего инспектора по артиллерии в Петербурге и Москве генерала от артиллерии Мелиссино, Павлу очень понравились. На основании данных ответов изданы соответствующие повеления.

Глубокие знания в области артиллерии Аракчеев приобрел благодаря упорному труду и многочасовым занятиям со специальной литературой, которыми восполнял отсутствие боевого опыта. Еще во время своей преподавательской деятельности в кадетском корпусе он начал вести артиллерийские записки, составившие в конце концов довольно объемистую тетрадь. Им были переписаны в систематическом порядке все издававшиеся в разные времена уставные положения по русской артиллерии, подробно показаны размеры и устройство каждого вида орудий и лафетов, данные о стрельбе, а также официально установленные расходы на содержание артиллерии. Эти записки он продолжал вести и во время своей службы в Гатчине. Одновременно с изучением отечественной артиллерии Аракчеев знакомился с артиллерией иностранных государств, воевавших с Россией. Так, в бытность свою старшим адъютантом у Мелиссино он сумел по отнятым у турок орудиям составить атлас турецкой артиллерии. Автор изданного в 1896 году в Петербурге объемного труда «История гвардейской артиллерии» П. Потоцкий следующим образом писал об Аракчееве: «В кампаниях он не участвовал, следовательно, и служебною своею деятельностью не мог приобрести критического взгляда на выгоды и недостатки нашего оружия в боевом отношении; но рано уже находим мы в нем направление будущего великого администратора и устроителя русской артиллерии». Император Александр эти способности Аракчеева в силу частого с ним общения в годы царствования Павла I знал, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой.