Арамис. Зов Крови
Шрифт:
– А ты не наблюдала за Арамисом, когда он спит? Дед говорил, что у Арамиса может быть то же самое, что было у Бонмал.
Упоминание имени умершей подруги для Свеи как всадить нож в грудную клетку. Прошло девять лет с момента её смерти, а Свеа всё никак не может привыкнуть к тому, что подруга стала жертвой ритуального жертвоприношения.
В тринадцать лет Свеа узнала, что тело Бонмал являлось своеобразным пристанищем божественной сущности, и что её убийцей являлась жестокая бессмертная тварь. Мон-Геррет молчали о Чуме, никогда не упоминали при Свее имя всадницы Апокалипсиса и старались сглаживать неприятную тему. Это стало причиной, по которой Свеа стала относиться
– Арамис не ходит по ночам. И в нём не сидит какая-то бессмертная тварь. Ей было бы не выгодно просто сидеть в детском теле в момент, когда всё идёт по одному месту. Для бессмертной челяди происходящее сейчас – лакомая семла.
У Баалама появилось острое желание закурить, но наличие детектора дыма на белом потолке не позволяло даже вдохнуть вейп. Хоть Бааламу читали лекции о вреде сигарет, он, видя курящих деда, отца и мать, игнорировал всякие слова. Свеа же ничего не могла поделать с желанием курить как можно больше для того, чтобы пережить травмы и жестокие методы воспитания в семье. Мать Розель – высококвалифицированный психолог, по воле мужа не встревала и не пыталась убедить его в том, что он неправильно воспитывает детей. Хотя, чего она ожидала от мужчины, которого воспитали телесными наказаниями и ругательствами?
– Мне жаль, – вздохнул Баалам.
– Засунь свою жалость себе в… – не договорила Свеа, ибо Баалам приложил к еe губам палец.
– Мы не ругаемся в Академии. Я не удивлюсь, если кроме камер здесь есть прослушки. А ты помнишь наказание за брань.
– К сожалению, – вспомнила Свеа и посмотрела на костяшки.
Учителя били не так сильно, как разгневанные отец или дедушка. Но у учителей не было дорогих ремней с большими и острыми бляхами. Они использовали линейку или указку, чтобы наказать, а дедушка и отец – всe, что было заострeнным и серебряным.
Свеа нарисовала в блокноте пентаграмму и написала под ней «число зверя». Такой простой рисунок не вписывался в содержимое блокнота. Здесь Свеа писала всe, что ей удалось узнать про древнедемонический и Апокалипсис. Если бы у неe только была возможность выкрасть мемуары Шона Мендерса, еe исследование книги Апокалипсиса проходило бы намного легче и быстрее. Баалам без разрешения взял блокнот Свеи и принялся листать его. На первой странице – неумелый портрет Астарота и подпись «Глава ада», на второй – попытки изобразить всадников апокалипсиса. Чуму она рисовала с маской чумного доктора, Голода изображала бледным и очень худым, Войну с несколькими мечами и в толстых доспехах, а Смерть – в чeрной мантии с косой в разлагающейся руке.
– У тебя неправильное представление о Смерти. Та, что может махом убить всех людей на земле, не будет прятаться под мантией и держать в руке косу. Смерть и есть оружие.
– Раз ты такой умник, какой ты видишь Смерть?
Баалам промолчал. Он, безусловно, знал, как выглядела Смерть, и потому решил не травмировать подругу шокирующими подробностями. К тому же упоминание того, что у Смерти, как и у рода Мон-Геррет, волосы красного цвета причинит Свее куда больше боли.
– Ну, молчи и дальше, выскочка.
Свеа обратила внимание на подъехавшую к главным дверям Академии полицейскую машину. Баалам, встав с пола, подбежал к окну и сложил руки на груди,
когда увидел лицо полицейского. Кроме серой формы и портупеи с оружием на полицейском был значок засекреченной организации ЛКЯ – ликвидации катаклизмических явлений. Люди, занимающиеся подобным, у Баалама и его семьи доверия не вызывали. ЛКЯ влезали в то, что легко могло быть связано с божественным. Мужчина со значком скрылся в Академии. Баалам закатил глаза, отвернулся от окна и обратился к Свее.– Ещё одна научная челядь. Полицейский из засекреченной организации пришёл в Академию. Может он и вовсе шпион?
– Бред не неси. Зачем ЛКЯ приходить в Академию? Скорее всего, этот мужик параллельно подчиняется ЛКЯ, никто не собирался лишать его работы в полиции. Хоть в мире и происходит что-то непонятное, проблемы с законом всё ещё есть.
Свеа перелистнула исписанную страницу блокнота и задержала взгляд на нарисованной пентаграмме. Не успела она и подрисовать что-то, как дверь в комнату отдыха открыла учительница. Свеа ловко спрятала блокнот под подол чёрного платья и сделала непринуждённый вид. Учительница не успела заметить движение.
– Свеа, ваш водитель уже подъехал, но он в курсе ситуации. Не известно, как долго здесь пробудет полиция, но он будет ждать. Ботильд, а разве ты не должен был идти домой?
– Я хотел подготовиться к контрольной, а потом пришла Свеа.
Баалам сказал так, будто обвинял Свеу в том, что она не дала подготовиться к контрольной. Свеа посмотрела на друга таким взглядом, который вынудил его закрыть рот.
В дверях комнаты отдыха показалось две головы. Сначала на Свеу осуждённо посмотрел полицейский, затем – спокойно – её брат. Мальчик не подал виду, что ненавидит чужие касания.
– Фрекен Мендерс-Альдани, – кивнул полицейский и крепче сжал руку на плече Арамиса. – Герр Бергман… – ухмыльнулась Свеа. – Вы твердили моей семье о ненависти к ЛКЯ и стремлении защищать простой народ, а теперь влились в ряды засекреченной организации?
– Не вам говорить о засекреченной организации, фрекен Мендерс-Альдани. – Полицейский переключил внимание на учительницу. – Вам следует пройти со мной, фрау Ньюберг.
Учительница не стала спрашивать, откуда полицейский знает Свеу. В Швеции не существует людей, которые понятия не имеют, кто такие Бартоломео Морэй Мендерс-Альдани и его отец Леон Линденссон Мендерс.
В разговоре с полицейским Баалам уловил исходящее от герра Бергмана презрение. Будто Свеа являлась той, кого он всем сердцем ненавидит.
– Язва, – выругалась Свеа, поднялась с пола и убрала блокнот с книгой в рюкзак.
То, как она яростно пыталась застегнуть молнию, заставило Баалама сделать шаг назад. Раньше Баалам не придал бы значения злости Свеи, но если один раз она гневно застегнула рюкзак, то во второй раз она кого-нибудь ударит. Герр Бергман определённо вызывал у Свеи чувства хуже, чем она у него.
– Сидит в своём кабинете, попивает горький кофе и мониторит моё творчество. Из-за того, что я пишу стихотворения на тему религии и смерти, этот упырь всерьёз занялся моим окультуриванием и поставил на учёт. Мне кажется, если бы какая-то несовершеннолетняя забеременела, он бы забил на это.
– Сейчас у людей осторожное отношение к религии. Все священные тексты находятся под пристальным наблюдением, а любое сочинение на тему Бога или дьявола контролируются. Сейчас никому нельзя так просто об этом говорить. ЛКЯ не зря говорили, что часть их исследований посвящена божественным катаклизмам. Поэтому ЛКЯ необходимо следить за тем, чтобы гражданские рты насчёт темы религии не открывали.