"Аратта". Компиляция. Книги 1-7

Что значат это взбешенное лицо и надменный тон? Разве он не рисковал своей жизнью, чтобы спасти наследника престола? Разве мало сделал, чтобы Аюр вернулся под отчий кров возмужавшим и набравшимся опыта? Что произошло? Что вообще творится в столице?

Ширам брел между увитых виноградом колонн, пошатываясь, точно кто-то вновь огрел его по голове кувшином, как в тот злополучный день. Ему почему-то вспомнилась узкая пыльная улочка в родной крепости Афайя. Идущая навстречу девушка была прелестна, точно весенний рассвет. Глаза ее сияли, и на свежих губах играла завлекательная улыбка. Желая проявить изысканную вежливость, он тогда посторонился, отвел плечо, пропуская красавицу. Хотел сказать ей, сколь она хороша, и только открыл рот, как эта фраваши в земном обличье змеей скользнула к нему и увесистый глиняный кувшин с силой опустился на голову юноши.

Пришел в себя он от звонких пощечин отца.

– Ну что, испил водицы?

– Испил, – ощупывая кровоточащую шишку на лбу, процедил Ширам.

– Тогда запомни. Слабость и красота – страшное оружие. Оно поражает даже тех, против кого не властны меч и отвага.

Сказав это, отец развернулся и ушел. Ему нужно было спешить – государь послал его бороться с наводнением в северные уделы. Так уж вышло, что это оказались его последние слова, услышанные сыном.

Как же так? Что случилось? Что заставило государя сменить прежнюю милость на гнев?

Ширам вдруг остановился. «А не повидаться ли с моей нареченной, царевной Аюной? – осенило его. – Кто, как не она, знает, что таится на душе у отца? Может, она разъяснит мне, в чем я провинился? Может, подскажет, как загладить неведомую оплошность?»

Ширам поднял глаза и окликнул идущего впереди слугу – распорядителя сада.

– Ступай! Предупреди мою невесту, царевну Аюну, что я во дворце и направляюсь к ней.

* * *

Слуга с поклоном удалился, а Ширам остался на месте, прислонился к колонне и начал придумывать слова, с которыми обратится к Аюне. Право слово, возвышенные речи не были его сильной стороной. Он умел изъясняться кратко и четко, однако беседовать со столь высокородными столичными дамами ему доводилось редко, да и особой охоты он к этому не испытывал. К этим, как он слышал, нужен особый подход, красивые слова…

Его внезапно одолела какая-то странная нерешительность. Ширам сердито тряхнул головой, будто отгоняя морок. В конце концов, их помолвка была лишь государственным делом. И если так, то сейчас он ищет не поддержку преданной и любящей жены, а союзника в борьбе против придворных интриг, в коих накх мало смыслил. Пусть она поможет ему во дворце – а он готов предоставить ей своих непревзойденных воинов и собственную доблесть. Да, вдвоем они будут огромной силой – лишь бы только Ардван сменил гнев на милость. А если еще прибавить дружеское отношение Аюра…

Он не успел додумать пришедшую ему в голову мысль. Появившийся слуга, стараясь держаться подальше от саарсана, растерянно объявил:

– Солнцеликая Аюна не желает вас у себя видеть.

Ширам выпрямился так, что слуга отпрянул, выставляя перед собой руки и причитая:

– Я лишь передал ее слова! Дочь государя нынче совсем не в духе. Я лишь пересказал…

– Замолчи и веди меня к ней! – рявкнул саарсан.

– Но солнцеликая…

– Я приказал тебе замолчать!

Он сделал шаг, поймал слугу за плечо, резко повернул и толкнул вперед:

– Веди!

* * *

Стража покоев солнцеликой Аюны, увидев разгневанного саарсана, постаралась как можно меньше привлекать его внимания. В конце концов, спаситель государя, а теперь и его сына, был знатным вельможей и нареченным царевны. Так что, если жениху с невестой пришла в голову блажь хорошенько побраниться, охраны это не касается.

Аюна сидела перед серебряным зеркалом, неподвижно глядя на свое отражение, пока служанки расчесывали ее длинные волосы цвета меда. Лицо царевны было безмятежно, но то была лишь привычная маска, которая на сей раз давалась ей с большим трудом.

«И что саарсану вздумалось идти ко мне? – гадала она, сжимая влажные от волнения ладони. – Разве я не сказала отцу со всей твердостью, что не хочу этого брака? Разве Киран не намекал, что накхи нынче впали в немилость?»

«А может быть, отец его и послал сюда? – подумала вдруг она. – Да, очевидно, Ширам сейчас идет от государя и теперь потребует от меня объяснений…»

Может, отец желает, чтобы она сама, глядя в глаза, сказала накху, что не любит его и не хочет быть его женой? Так она не побоится и скажет!

«Пусть поймет, что он мне не мил, и уйдет сам. Я царевна. А он – всего лишь накх…»

Ширам вошел беззвучно и поклонился, однако ответа не дождался. Аюна даже не обернулась в его сторону.

– Я рад приветствовать мою невесту и госпожу, – стараясь погасить в душе негодование, повторил накх.

– А я не рада, – кинула царевна через плечо, глядя на отражение саарсана в зеркале серебряного диска. – Разве я сказала непонятно? Или же речь накхов так отличается от нашей, что маханвир не уразумел смысл моих слов? Если так, повторю их: достопочтенный саарсан, твое присутствие в моих покоях не радует меня. И потому я желаю, чтобы ты незамедлительно оставил их.

Ширам усилием воли подавил полыхнувший гнев и заговорил после маленькой паузы:

– Яснее не скажешь, солнцеликая Аюна. Однако смею тебе напомнить, что я не праздный гость, который навязывает тебе свое присутствие. Мы принесли клятвы перед огнем Исвархи, и эти клятвы священны. Ты носишь мои обручальные браслеты, а я твои. И близок день, когда в храме Солнца верховный жрец обведет нас вокруг священного неугасимого пламени. И наши народы, много лет лишь проживавшие бок о бок друг с другом, станут наконец единым целым – великим народом великой Аратты…

– Ширам, сын Гауранга! – Царевна встала и обернулась так резко, что ее волосы взметнулись золотистым вихрем. – Когда мой отец и повелитель счел правильным, чтобы я разделила с вами ложе и саму жизнь, я, как преданная дочь, не перечила ему. Но сегодня я говорила с ним и повторю тебе – я не желаю этого брака. Сделай же мне драгоценный подарок – избавь меня от своего присутствия! И что за нелепые речи о едином народе? Арьи всегда будут арьями, а накхи – всего лишь накхами, так же как Солнце никогда не станет Луной…

– К чему эти речи, царевна? Для чего ты унижаешь сейчас народ накхов, меня, да и себя заодно? – собрав всю свою почтительность, негромко произнес Ширам. – Я лишь хочу говорить с тобой. Мне это нужно!

– А мне нет. Я не хочу ни слышать, ни видеть тебя.

Царевна величественно указала рукой на дверь:

– Удались, саарсан. И более здесь не появляйся.

– Я ничем не заслужил подобного обращения! – В голосе Ширама прорвалось возмущение. – И никто не смеет говорить со мной таким образом!