Аравийский рейд
Шрифт:
На правом борту танкера болтается веревочная лестница, отбрасывающая узкую живую тень на оранжевый металл. Сверху темнеет чья-то фигура, но не у лееров на краю палубы, а подальше – в глубине.
Мы у борта. Слабая волна то поднимает нас, то опускает. То норовит «нежно» приложить о нависающую над головами махину.
Я вцепился одной рукой в лестницу, другой поднял автомат безо всякой в нем уверенности. Валера поддерживает чуть живого Хайера.
«Беретта» у Стаса за поясом. Киваю: «Действуй!»
Он судорожно хватается
Подбадриваю как могу:
– Все нормально, Стас. Не торопись – лодка далеко. Отдохни. Мы просто все устали…
Он висит без движения. Мне кажется, что его тяжелые надрывные хрипы слышны всем – даже пиратам на палубе «Тристана».
Даю немного времени на отдых, но катер держит курс прямо на нас. Поторапливаю народ:
– Не ссать, парни, все будет кренделем! Прижали животы к борту и ползем! Кто сорвется – не орать. Падать молча.
– Ага. И брызг со шлепками не производить, – отзывается Стас.
Это здорово. Мы с Торбиным при любых капризах погоды старательно прячем эмоции, а Стасик этого не умеет – что чувствует, то и говорит. Его сарказм означает для нас многое: желание жить, бороться, побеждать.
Трижды глубоко вздохнув, он тихо матерится и начинает энергично взбираться по трапу.
– Двигай вторым, Глеб, – шепчет Валера, – поможешь ему расчистить плацдарм. А я шайтана подержу.
Он прав – так будет лучше. Нащупываю ногой перекладину трапа. Карабкаюсь вверх…
На быстрый подъем не хватает силенок. Тем не менее я достиг середины, Величко на метр повыше. На палубе слышатся шум, беготня. А прямо над нашими головами кто-то есть – слышны шаги, какая-то возня…
Суета и паника на «Тристане» не удивляют. Еще бы! Похищен главный координатор пиратского движения – Мухаммед Абди Хайер по кличке Большой Рот. На берегу взрываются склады, горит база, гибнут сообщники пиратов. Акваторию прочесывает катер в поисках устроивших весь этот цирк русских моряков… Тут поневоле задергаешься, занервничаешь.
Ладно, черт с ними, – Стас держит пистолет наготове. Еще две ступеньки, и он займется расчисткой пути на палубу. Лишь бы не подвели патроны!
Однако, как это часто бывает, беда приходит с другой стороны. По борту танкера стучат пули; сзади с небольшим опозданием долетает звук выстрелов.
«Не успели!» – проносится в башке.
Нога соскальзывает с перекладины; скриплю зубами, зависая на левой руке. Ощущаю себя распятым Иисусом – абсолютно беззащитным перед большим и коварным Злом.
Однако мне проще, нежели Иисусу. Я не убежденный пацифист, и справедливость с бескрайней добротой в схватке со злом не отягощают. Да и руки мои к кресту не прибиты.
Разворачиваюсь и поднимаю автомат. Ствол гуляет, но я стараюсь направить его в яркое пятно прожектора.
Вместо очереди раздается одиночный выстрел.
Патрон или переводчик огня? Жму на спусковой крючок.
Бесполезно.Пули опять бьют по металлу рядом.
– Давай-давай! – тороплю друга и нащупываю ногами опору. Велик спешит – ощущаю это по рывкам трапа.
Передергиваю затвор. Просовываю для удобства руку меж поперечных перекладин лестницы – так легче вести прицельный огонь.
Автомат стреляет дважды и замолкает. Зато оппонент с катера отвечает полноценной очередью. Одна из пуль проходит рядом с моим лицом и больно обдает щеку крошкой отлетевшей от обшивки краски.
Слышу приглушенный стон.
– Стас!
Молчит.
– Стас! – отчаянно зову друга и одновременно выбрасываю затвором просравший патрон.
Снова пытаюсь выстрелить. Осечка.
Упрямо дергаю затвор. Выстрел. Осечка…
Поднимаюсь на ступеньку выше.
– Стас, куда тебя?
Не отвечает. Я на уровне его ног и вижу, как тело друга потихоньку оседает вниз. Обессиленно падает правая рука, мимо пролетает какой-то предмет и хлюпает в воду. «Беретта»! Он держится за веревку левой ладонью, но и она постепенно ослабляет хватку.
С горем пополам стреляю еще раз. Все – магазин пуст. В сердцах тащу из кармана запасной – последний. И… о, чудо! Прежде чем капризно замолчать, автомат выпускает в цель пять пуль. После чего стрельба с борта катера прерывается.
Неужели попал?
Чувствую, как на мое лицо капает кровь.
– Стас, держись!
Забрасываю автомат за спину и подставляю плечо – поддерживаю Велика, чтоб не упал. Очень тяжело так висеть. И неудобно. А главное – невозможно стрелять.
Смотрю вниз на Валеру. Черт лица в темноте не разобрать, но точно знаю: он растерян и до крови кусает губы от безысходности, от бессилия что-либо изменить…
Внезапно над нашими головами раздается три пистолетных выстрела, следом по палубе скачут пустые гильзы. Отчетливо слышу неторопливые шаги – кто-то подходит к леерам…
Смотрю вверх и тащу из-за спины автомат. Медленно загоняю в патронник вместо негодного патрона новый; поднимаю ствол, нахожу пальцем спусковой крючок…
Давай, сука, покажись! И мы посмотрим, кто из нас успеет выстрелить первым. Только бы не подвел патрон…
Над нами нависает огромная темная фигура.
Я узнаю появившуюся над леерами рожу и в первое мгновение теряюсь. В следующее – давлю на спусковой крючок с такой неистовой силой, словно от нее зависит начальная скорость пули.
Осечка.
Стас оседает и буквально садится на мои плечи.
Кое-как дергаю затвор, перемещаю ладонь назад. Привычно обхватываю рукоятку и нащупываю указательным пальцем крючок. Плавно нажимаю…
И вдруг доходит: что-то не то. Боцман не стреляет, не рычит, не призывает на помощь темнокожих дружков. А тело Стаса становится легче…
Вдвоем с боцманом затаскиваем Велика на палубу: я толкаю снизу, Шмаль сверху тянет за шкирку.
В моей голове сумбур – не понимаю, откуда на палубе взялся этот человек и почему он взялся помогать. Однако раздумывать и выяснять некогда.