Арбалетчик с Тверской 3

Вторая половина XVI века — время становления глобального рынка, и этот процесс особенно тяжело сказался на традиционных мастерах и их продукции. Но, вместо того чтобы направить свой гнев на новое племя неприлично богатых банкиров или торговцев, большинство «бедных, но честных» ремесленников отыгрывались на, как им казалось, процветающих палачах, таких как Генрих Шмидт, и на прочих, кого считали по праву ниже себя, особенно на евреях. Одержимые сохранением своей «незапятнанной» чести, немецкие мастеровые гильдии повсеместно игнорировали императорский указ 1548 года, разрешающий сыновьям палачей вступать в ремесленные союзы, и продолжали запрещать своим членам любые социальные контакты с ними. Всякий ремесленник, бросивший вызов этому радикальному запрету, который также касался мясников, сапожников, кожевников, носильщиков и ряда других «сомнительных» профессий, рисковал стать отвергнутым обществом, потерять членство в гильдии или еще того хуже. Один базельский ремесленник, как утверждают, совершил самоубийство из-за опорочившего его близкого знакомства с местным палачом. Те, кто запятнал себя подобным образом, как минимум вынуждены были покинуть родной город и начать новую жизнь в отдалении. Такое однозначное восприятие социального статуса, основанное главным образом на происхождении, продолжало заметно влиять на мысли и поступки большинства людей в германских землях, да и во всей Европе, еще очень и очень долго — вплоть до Нового времени.

К счастью для Шмидтов, эти неуклюжие попытки с помощью закона обособить маргиналов и помешать их продвижению в обществе, никак не отразились на повседневной жизни и служили не более чем успокоительным для недовольных ремесленников. Например, вопреки современным представлениям, Генрих Шмидт, а позже и его сын не были обязаны носить стандартную униформу даже на работе, а уж тем более вне службы, и нет абсолютно никаких свидетельств существования стереотипной черной маски — плода воображения романтиков XIX века. Некоторые города требовали от своих палачей облачаться в ярко-красный, желтый или зеленый плащ, носить полосатую рубашку или характерный головной убор. Однако на иллюстрациях второй половины XVI века палачи всегда хорошо одеты, иногда даже с налетом щегольства. Короче говоря, они одевались так же, как и любой другой бюргер среднего класса, и в этом тоже была проблема для мастеров, озабоченных своим статусом.

Глава 36

Возможно, главу придется изменить. Из-за второй её части… Умному достаточно.

«Нет бога, кроме президента» Школы закрыть, умных расчленить…

Франсиско Масиас Нгема Ндонг закрывал школы, библиотеки и театры, заставлял местных жителей считать себя богом. В церквях вместо икон и распятий висели его портреты. Под страхом смерти в стране запрещалось носить очки — он ненавидел интеллектуалов и топил в крови всякое инакомыслие. Казну государства он хранил под кроватью. Народ ненавидел его и при этом боялся до дрожи. Жители были уверены, что он колдун, который воскреснет и будет мстить после смерти.

В детстве Франсиско Масиас Нгема с большой неохотой пошел в школу и уже в первом классе стал пропускать занятия. В результате он научился читать только по слогам, а писать и вовсе не умел до конца жизни. Впрочем, безграмотность не помешала ему построить головокружительную карьеру.

Отсутствие знаний компенсировала лояльность испанским колониальным властям. Он повсюду говорил, что их режим в этой африканской стране единственно правильный. За такую преданность испанцы пошли парню навстречу, разрешив с четвертой попытки сдать экзамен на должность госслужащего. Не обошлось без подсказок со стороны чиновников.

В результате в 36 лет Масиас Нгема стал мэром родного города, а еще через восемь лет, когда Экваториальная Гвинея перестала быть испанской колонией, он сел в президентское кресло. Изначально испанцы были уверены, что у руля стоит их марионетка, поэтому не волновались о своем будущем. Они даже представить не могли, как сильно заблуждались.

Уже первым указом на посту главы государства Ндонг объявил иноземных захватчиков врагами народа. Начались облавы на испанцев. Их могли посреди ночи вытащить на улицу, в лучшем случае просто избить, в худшем — казнить без суда и следствия. В страхе проживающие в стране бывшие колонизаторы бежали из страны, побросав роскошные дома и богатые плантации.

С теми, кто пытался помочь испанцам, расправлялись с особой жестокостью. Министры исчезали в одночасье. Некоторое время посты занимали многочисленные родственники президента, но и их казнили за малейшую провинность или просто косой взгляд.

В результате министерские посты занимал сам Нгема Ндонг. В 1973 году в новой конституции сообщалось, что в кресле президента он будет сидеть пожизненно. Для него было важно сосредоточить в своих руках всю полноту власти, чтобы проводить дни, исполняя свои капризы и прихоти.

Ндонг сорил деньгами, взятыми из казны. Он возглавил один единственный банк, существовавший в стране, а затем, решив, что дома у него бюджет государства будет в большей сохранности, перевез купюры в свое жилище. Одну половину он хранил под кроватью, вторую, опасаясь воров, закопал в зарослях бамбука. Такой расклад потерпел крах — большая часть денег превратилась в труху.

Цены на продукты и товары придумывал сам Ндонг. От того, в каком настроении он проснулся, зависела стоимость хлеба. В один день это могли быть копейки, в другой — цена становилась космической.

Чтобы пополнить казну, президент требовал выкуп за взятых в заложники зарубежных дипломатов и туристов.

Непростые отношения сложились у президента с религией. Запретив в стране христианство, он фактически провозгласил себя богом. В церквях вместо икон и распятий появились его портреты. Священников обязали произносить в проповедях «Бог создал Экваториальную Гвинею благодаря Масиасу», что впоследствии превратилось в «Нет бога, кроме Масиаса».

Террор и репрессии охватили всю страну. Диктатор жестоко расправлялся с новыми возлюбленными своих бывших жен и любовниц. Нгема считал, что его женщины должны хранить ему верность до конца жизни. Особенно активно он преследовал местную интеллигенцию. Школы закрывались, институты и техникумы и вовсе находились под запретом.

Под страхом смерти нельзя было произносить слово «интеллектуал», а также появляться в очках — Нгема считал, что их носят только умные люди, а они его раздражали. «Я хоть и сам из народа, но не дурак. А они очки надевают, чтобы над трудящимися издеваться», — обычно говорил он.

За годы его правления в стране осталось всего десять человек с высшим образованием, остальные — разбежались или были зверски убиты. После обретения независимости в Экваториальной Гвинее проживали 300 тысяч человек. Спустя 11 лет численность населения сократилась на две трети. Когда об этом президенту рассказал директор бюро статистики, глава государства приказал расчленить чиновника на мельчайшие кусочки, чтобы тот «научился считать».

На все просьбы со стороны министров, служащих и простых рабочих президент отвечал: «Всех казнить». Перед тем, как отправиться за границу с зарубежными визитами, он непременно казнил нескольких заключенных, чтобы остальным неповадно было совершить госпереворот во время его отсутствия.

Страна погрузилась во мрак. Причем как в переносном, так и в прямом смысле: президент отключил электричество. В стране не осталось ни одной библиотеки и ни одного театра, из всех СМИ существовала лишь одна правительственная газета.

В годовщину своего правления он расстрелял 150 оппозиционеров на центральном стадионе страны. Действо происходило под сингл Мэри Хопкинг «Those were the days», а расстрельная команда была наряжена в костюмы Санта-Клаусов. Так диктатор отметил Рождество. Кстати, не могу не сказать пары слов об этой самой песне. Вы слышали когда-нибудь старинный романс «Дорогой длинною»? Так это он и есть, только слова Подревского заменили словами Джина Раскина, а музыка как была Фомина, так и осталась.

«Дорогой длинною» под грохот автоматных очередей оппозиция ушла в небытие, а еще 36 особо активных ее членов были закопаны по шею в землю и отданы на съедение красным муравьям.