Арбалетчики князя Всеслава

Поздним вечером мы наконец пресытились женской лаской, а зудящие комары напомнили нам, что всё хорошо в меру. Добрая половина нашего отряда, упившись, дрыхла меж костров, дымок от которых был всё-таки несколько лучшей защитой от маленьких ночных кровососов, чем занавешенные грубыми циновками окна деревенских домов. Отсыпав Астурде горстку честно заработанных ей монет, я шутливо шлёпнул её по округлому заду и спросил:

— Ты нарочно подстроила эту встречу с Велией?

— Нет, что ты, клянусь богами! — но глаза опустила и улыбнулась краешками губ.

— И часто ты испытываешь терпение богов подобными клятвами?

— Они милостивы и прощают мелкие шалости, — на этот раз Астурда улыбнулась откровеннее, — Но тебе не о чем беспокоиться, и в этом я клянусь тебе по-настоящему!

Испанец же только посмеялся над моей оплошностью:

— Нашёл, из-за чего переживать! Это же античный мир! Да тут любой важный сеньор просто обязан иметь красивую рабыню-наложницу, а если достаточно богат и может себе позволить — то и целый гарем наложниц. И законные жёны вовсе не ревнуют к ним своих мужей.

— Точно?

— Ну, если не совсем уж отмороженные стервы. Но кто же, если он в здравом уме, на такой женится?

— Так у меня ж немного другой случай.

— У тебя ещё проще. Если не полагается ревновать к наложнице, то с какой стати ревновать к проститутке? Вот если бы она была любовницей, не берущей денег — тогда другое дело.

— Хорошо бы, чтобы ты оказался прав. Но тогда какой смысл ей было палить меня перед девчонкой?

— Палить — это значит сжигать? Или стрелять? А, понял! Нет, «палить» ТЕБЯ — никакого смысла. А вот показать тебе юную сеньориту обнажённой, да так, чтобы не нарушить приличий…

Утро показало, что Хренио не так уж и неправ. При встрече Велия не отвернулась и не надула губ, а весело и озорно улыбнулась, и у меня возникло подозрение, что накануне Астурда заработала несколько больше, чем получила от меня. И ещё я сильно заподозрил, что знаю источник её вчерашней «левой» подработки. Увиденный потом на её руке браслетик из стеклянных финикийских бус — точь в точь такой же, как тот, что порвала Велия при похищении, дабы дать нам дополнительный след — меня уже не удивил.

— Я же говорил тебе, что сеньорита положила на тебя глаз, — осклабился мент.

А после завтрака Тордул построил отряд, и мы зашагали на рудник. Там за наше отсутствие успели уже навести порядок. Узнав в моём рабе беглеца Нирула, начальник рудника устроил нешуточный скандал, требуя отдать парня ему для заслуженной кары. Давил он нахрапом, рассчитывая на авторитет высокой должности, но я-то ведь ему не подчинялся. А я не люблю, когда мне хамят, да ещё и те, кто не имеет на то законного права. Не один из воинов рудника ухмыльнулся, когда я спокойно и непринуждённо разжевал местному «царю и богу», что степень заслуг и провинностей МОИХ рабов решаю Я. Но когда тот нажаловался на мою «непочтительность» Тордулу, отец-командир, разобрав дело, принял мою сторону, и там, где начальник рудника уже не мог распознать голосов, его охранники гоготали, не таясь. И было отчего — вид их начальник имел такой, что от него было впору прикуривать. Надо полагать, нечасто они его таким наблюдали.

Мой новый арбалет был уже в основном готов, и с моим возвращением мастер-оружейник быстро подогнал его ложу окончательно по мне. Он оказался заметно потуже старого, и «козья нога» для его взвода была совсем не лишней. В принципе-то на крайний случай я взвёл бы его и резким рывком обеих рук, но делать так постоянно — пупок развяжется, что в мои планы уж точно не входило. Опробовав агрегат, который бил гораздо дальше и точнее старого — вот что значит работа профессионала — я остался им доволен и не пожалел для мастера трёх серебряных шекелей в качестве премиальных. В результате тот тоже остался доволен выполненной работой и охотно принял заказ на ещё три агрегата с комплектующими. Я же, благодаря регулируемому целику — не зря целый день убеждал мастера при заказе сделать его именно таким — быстро привёл свой экземпляр к нормальному бою, после чего Нирул, сын оружейника-кузнеца как-никак, намертво закернил мне его в отрегулированном положении. Теперь на выбранной для стрельбы «основной» дистанции — примерно в пятьдесят метров — хорошим болтом я попадал в точку прицеливания, не беря никаких поправок. Конечно, его нужно было ещё пристрелять и на других дистанциях, дабы выработать поправки на них, и этим я занялся уже на следующий день…

— Васькин, ты идиот! Ты что, с дуба рухнул?! Ты вообще соображаешь, чего мелешь своим дурным языком?! Ты же нас всех под монастырь подведёшь, долбаный дебил! Угрёбок болтливый! — визгливые голоса наших разъярённых фурий… тьфу, прекрасных дам, то бишь Юльки с Наташкой, были слышны издали, когда я возвращался с импровизированного стрельбища. Картина маслом, которую я увидел, была ещё та — даже «руки в боки» в наличии имелись, и для полного колорита не хватало только традиционных скалок в этих руках.

— Что за шум, а драки нету? — поинтересовался я.

— А ты вообще молчи, Д’Артаньян недоделанный! — это провизжала Юлька, выглядевшая позлее Наташки.

Я расхохотался, поняв, в чём дело. Володя с Серёгой, дорвавшись наконец до своих баб, не смогли, конечно, удержаться от распускания павлиньих хвостов. И при расписывании наших эпических подвигов — преувеличенных, надо полагать, не меньше, чем в традиционные три раза — проболтались им и о скормленной аборигенам «нашей» истории а-ля Дюма. Виноватый вид выглядывавших из-за их спин незадачливых кавалеров полностью это подтверждал. А за свой смех я поплатился тем, что обе стервы переключились теперь на меня, причём Юлька не постеснялась ещё и в маньяки-педофилы меня произвести.

— Ну вас на хрен! — сообщил я им, не утруждая себя полемикой — Пошли, ребята, разомнёмся! Нирул! Неси наши тренировочные мечи!

— Грёбаный рабовладелец! — провизжала мне вслед Юлька, но я проигнорировал сей недостойный благородной дамы выпад.

— Ты спас меня от распиливания пополам! — благодарно уведомил меня испанец.

— Не только пополам, потом ещё и каждую половину вдоль! — просветил его со смехом Володя.

Есть женщины в русских селеньях, Их коротко — «бабы» — зовут! Слона на скаку остановят И хобот ему оторвут! 

— продекламировал Серёга.

Их с Володей эти фурии попытались остановить, но отдуваться вдвоём за всех четверых им как-то не захотелось, и они вспомнили об обязанности воинов поддерживать на должном уровне свою боевую подготовку. Пока мы облачались в смягчающую удары кожаную амуницию, наши бедные уши выслушали немало оскорблений, да и вслед нам неслись далеко не благие пожелания, но это уж приходилось воспринимать как меньшее из зол.

На горной лужайке с достаточным числом кочек, камней, коряг и рытвин — реальное поле боя обычно всё-же здорово отличается от ровного дощатого пола спортивного фехтовального зала — мы и занялись тренировкой.

— Сэр, вы насрали в мою шляпу, защищайтесь! — дурашливо наехал Серёга на Володю, принимая картинную фехтовальную позу.

— Сэр, вы надели на меня эту шляпу, защищайтесь! — не остался в долгу тот.

Хотя, конечно, от классического фехтования на шпагах наша разминка отличалась существенно. Куда ближе она была к средневековому фехтованию на мечах и баклерах, как раз от иберийской цетры и произошедших.

Наши тренировочные мечи были, правда, не средневековой длины — ну куда, спрашивается, пешему бойцу заведомо кавалерийский рыцарский меч длиной в метр? Наши новые мечи, которыми я задумал перевооружиться при первой же возможности, будут покороче — где-то сантиметров в восемьдесят. Как раз такой примерно длины были морские абордажные сабли и пехотные «кошкодёры» фрицев-ландскнехтов. Это оптимальная длина, уже не мешающая драться в строю, но ещё позволяющая полноценно фехтовать. Такими и выстругал Нирул по моему приказу наши тренировочные деревяшки, вес которых был полуторным по сравнению с весом боевого меча.