Арбалетчики в Вест-Индии

— У тебя будут воины, понимающие толк в большой войне. Не очень много, но достаточно, чтобы научить твоих людей воевать. Ветераны Ганнибала…

— Откуда?

— Это наша забота, гм… будущий «великий», — мы с Фабрицием дурашливо, но торжественно стукнули себя правыми кулаками в грудь и даже обозначили лёгкий поклон головами, как и полагалось по старинному обычаю приветствовать царственных особ.

— Гм… Но ведь тогда те лузитаны, которых я вышвырну из низовий Анаса, попросят помощи у соседей. Против меня выступит тогда вся Лузитания!

— Не выступит, Миликон. У лузитан появится свой царь, который найдёт для своих подданных дела поважнее. А с тобой он будет дружить — тайно, конечно.

— Свой царь у лузитан? Откуда вы знаете?

— А откуда мы знаем о будущем царе турдетан и кониев?

Покидал нас будущий «великий» Миликон, потрясённым едва ли меньше своего будущего лузитанского «друга» Ликута. Мы с Фабрицием долго ржали, припоминая изумлённые хари обоих будущих «великих». А потом — уже в доме «досточтимого» Волния на Острове — ржали и Васькин с Володей, когда я уже им рассказал. Сам-то глава клана тоже повеселился немало, когда Фабриций рассказывал ему на этрусском, но мы-то этрусским всё ещё не владеем, поэтому нашим рассказывал я — на нормальном русском. В нынешней гадесской «командировке» мы втроём, а Серёга с Юлькой и Наташкой остались в Карфагене. Бабы — оттого, что нехрен им тут делать по определению, а Серёга — ну, его с нами нет, так что не слышит и не обидится — по той же, если совсем уж честно, причине. Ну нехрен таскать не приспособленного к таким делам человека туда, где зазеваешься — так и убить на хрен могут. В деле с нумидийцами давеча, хоть и рядом держался и не особо-то лихачил, а один хрен как-то ухитрился словить охреначником в лобешню, отчего нагребнулся с лошади и ушиб копчик. Хоть и не смертельно, да и не привыкать ему, но — на хрен, на хрен. Он нам живым нужен, а не таким, о котором только или хорошо, или никак. Поэтому поручил ему перед отъездом минералы местные карфагенские поизучать, дабы чувствовал себя занятым нужным и полезным делом. А если сумеет при этом и в натуре полезное чего-то найти — так разве ж я хоть раз против?

Ну, раз уж с него начали — геолог он наш, этот Серёга Игнатьев, какой-никакой, а всё-таки геолог. Хоть и за неимением лучшего, а бериллы мне таки распознал и откуда надыбать их в Карфагене — тоже вспомнил, так что для сельской местности — уж всяко пойдёт. Просто не надо тыкать его в те ситуёвины, под которые он, будучи по реальной работе офисным планктонщиком, ни разу не заточен. Юлька Сосновская — хотя по факту её следовало бы тоже Игнатьевой числить — наша истеричка… тьфу, историчка. Пединститутская, к сожалению, но за неимением лучшей приходится терпеть эту. Я ведь не случайно насчёт истерички оговорился, если кто не въехал, и как бедный Серёга её стервозную натуру выдерживает — у него надо спрашивать. Это меня она при случае давно уже больше ради прикола подначивает, чем всерьёз, и я давно уже именно так её взбрыки и воспринимаю, и случается это уж всяко не каждый день, а вот его она пилит на полном серьёзе и ежедневно. Но то — их семейное дело, меня не колышащее. А делом занята полезным без дураков — систематизацией нашего попаданческого исторического послезнания и составлением для всей нашей компании и для наших нанимателей «летописи будущего». Оно ведь полезно зачастую бывает — знать то, чего не знают окружающие. Фактор инсайдерской информации, скажем так. Наташка Галкина, а фактически — Смирнова, и это к моменту нашего отъезда было уже даже заметно на глаз, является нашей ботаничкой и вообще биологичкой — кому ж ей ещё быть, как не студентке Лестеха? Особенно забавна она в качестве спеца по насекомым — с её-то насекомобоязнью, гы-гы! Однако ж шелководческую ферму мне наладить помогла, при которой и состоит теперь в качестве эдакого своего рода инженера-консультанта. Между прочим, достаточно важная статья нашего благосостояния на перспективу — спрос на шёлк растёт, особенно — на косский, не такой дорогой, как индийский и китайский. А там, глядишь — и ещё чего полезного вспомнит и подскажет.

Володя Смирнов, супружник ейный и автор уже заметного на глаз признака ейной принадлежности — наш главный хулиган. В смысле — непревзойдённый драчун, бывший армейский спецназер. Не мыслитель ни разу, обычный работяга-автослесарь, но там, где нужен надёжный и ловкий человек под рукой на случай всяких непредвиденных неприятностей, Володя уж точно окажется при деле. А ещё — если надо что-нибудь смертоубийственное из подручных материалов сделать, да ещё и самому при этом на воздух не взлететь или каким-нибудь иным способом не самоубиться. Драчуны-то у нас уже и местные есть, а вот это — его бесспорный конёк. Спецназерский опыт и руки, выросшие не из жопы и заточенные не под один только хрен — явление для античного мира редкое, и этим — особенно ценное. Хренио Васькин… тьфу, Хулио Васкес — наш главный криминалист и контркриминалист. А кем ещё прикажете быть бывшему испанскому полицейскому? Кроме того, он — наш потайной козырной туз в рукаве, поскольку у него ещё остаётся двадцать четыре патрона к его табельному «стару». Его мы как-то ухитрились пока-что не засветить даже перед посвящёнными уже в нашу тайну нанимателями — ну, не считая моей супружницы, видевшей обойму и патрон, но уже определившейся с тем, что она теперь тоже одна из нас, и соображающей, с кем о чём поболтать можно, а с кем и о чём — никчему.

Ну и я сам — Максим Канатов, сволочь и эгоист, если по Юльке, а так — технолог-машиностроитель и профессиональный начальник в одном флаконе. Если надо чего-то эдакое соорудить — типа, сделай то, не знаю что, так сразу — Канатов, ты инженер или где? Ну, это-то ещё не самый тяжёлый случай, всё-таки понятие специализации для наших современников существует, и отмазаться от непосильной инженерной задачи, сославшись на некомпетентность в ней, всё-таки можно. А вот от управленческой — хрен отмажешься. Канатов, ты руководитель или нахрена? Вот и води руками, а разводить ими и без тебя есть кому. Продержит начальство в неведении до последнего момента, а затем огорошит задачей, которую нужно было решить ещё вчера. И разруливай её как хочешь, и никого не гребёт, что ты никак не хочешь, и не припомню что-то из таких «архисрочных» задач ни одной, к решению которой я был бы полностью подготовлен заранее. Подготовленным-то любой дурак разрулит, а ты вот так вот, не подготовленным изволь разрулить. Так что не привыкать к таким раскладам, и наша нынешняя ситуёвина, да и начальство наше нынешнее — весьма неплохой по сравнению с прежней жизнью вариант. Да и сами мы — мужики, конечно — давно уже не рядовые бандито-гангстерито, хоть и начали свою местную карьеру с рядовых стрелков-арбалетчиков. Отличились, выслужились, работаем уже больше головой, чем вооружёнными руками, и в этом смысле вошли уже в элиту принявшего нас на службу этрусского клана Тарквиниев. А я — так не только головой, но и головкой — ага, в самом буквальном смысле. Как-никак, на внучке главы клана женат, какой-никакой, а свояк, блатным, можно сказать, заделался. В прежней жизни всегда блатных сынков-зятьков-племянничков презирал, а в этой — сам теперь такой. Чтоб «досточтимый» — это только если с очень большой натяжкой, но уж «почтенный» — однозначно и без всяких базаров. Млять, эдак ведь и забронзоветь недолго…

А задача у нас — помочь Фабрицию организовать маленькую, но нужную Риму турдетанскую автономию у северной границы провинции Дальняя Испания. Точнее — не совсем так. Сперва сделать её, ещё не существующую, позарез нужной римлянам для прикрытия провинции от лузитанских набегов, а потом уж и саму её организовать. В идеале — по просьбе, а ещё лучше — под настойчивым принуждением со стороны самих римлян. Типа, дайте мне хоть какое-нибудь поручение, а уж особым-то я его как-нибудь и сам сделаю. Если это удастся — а мы, кажется, уже неплохо постарались в этом направлении и ещё ОЧЕНЬ постараемся — вряд ли римляне будут так уж возражать и против возникновения дружественного и союзного им турдетанского боевого хомяка на не принадлежащей им сопредельной территории. Правда, это сократит приток турдетанских рабов на рудники, но эту проблему римляне уж как-нибудь решат. Тех нумидийцев, что мы давеча захватили, мой тесть тогда оптом римскому работорговцу сбагрил, а уже здесь, в Гадесе, мы прослышали краем уха о приличной партии рабов-нумидийцев, прибывшей в Новый Карфаген и загнанной поголовно на рудники близ него. Те или не те — нам без разницы. Главное — эта проблема для римлян решаема и без порабощения тех турдетан, которые уйдут к Миликону. Зато их земли они высвободят для своих италийских колонистов без восстаний и без сожжения в ходе их тех италийских колоний вместе с их италийскими обитателями. Не станут турдетаны их жечь — это за них сделают и прекрасно с этим справятся и прорвавшиеся в обход владений Миликона лузитаны Ликута. Как раз будет римлянам и дополнительный повод для размышлений, не пора ли означенному другу и союзнику римского народа царю Миликону усилиться и расширить свои владения так, чтоб лузитанам обходить их потруднее стало. Исключительно по римской просьбе и даже под римским принуждением, гы-гы!

Как я себя при этом ощущаю, после эдаких циничных подлянок? А как прикажете ощущать? Это — политика. Если честно и без дурной злодейской бравады — то ощущаю я себя точно так же, как и Фабриций. Омерзительно. И турдетан немало пострадает при этих лузитанских набегах — бандитам ведь без разницы, кого убивать, насиловать и грабить. Да и италийцы — тоже ведь люди — две руки, две ноги, одна голова, хоть и бестолковая, раз на чужую землю при ещё живых её хозяевах польстились. Но мне и нашим турдетаны ближе. На них базируется клан наших нанимателей Тарквиниев, из них моя жена, из них же и большинство наших местных друзей-товарищей, с которыми мы вместе и мечами махали, и шкурой своей драгоценной рисковали, и всё это — не хрен собачий. Для нас — достаточно. Всех нам не спасти, но мы пытаемся спасти тех, кого ещё можно. Разве лучше будет, если и они либо погибнут в ходе отчаянных и заранее обречённых на неудачу восстаний, либо — несколько позже, но куда мучительнее — на рудниках возле Нового Карфагена и Кордубы, добывая металл — да побольше, побольше, работать, ленивые варвары, труд облагораживает человека — для сената и народа Рима?

Кто дал право судить и решать судьбы? А вот этого — не надо. Во-первых, я получил приказ, и тут уже не право — тут прямая обязанность. А во-вторых, права в реальной жизни не даются, а берутся. Часто — с оружием в руках и через реки крови. Ну и в-третьих наконец — в задницу досужих моралистов. Не морализаторство, а прагматичный цинизм — двигатель реальной, а главное — результативной политики. В известной нам истории те, кто хотел остаться белым и пушистым, просрали и народ свой не спасли. Перестали турдетаны существовать как народ, а по большей части — и биологически тоже. Рабы ведь в большинстве своём не размножаются и потомства после себя не оставляют. Вот так и сгинул целый народ, не считая растворившегося среди понаехавших италийцев ничтожного меньшинства. Из кого состояло это меньшинство, разжёвывать надо? Правильно, из жополизов, помогающих римлянам гнобить собственных соплеменников. Мы же — ни разу не в белых перчатках, это верно — пытаемся сделать хоть что-то и спасти, сколько удастся, куда более достойных…

2. Беспокойная граница

Оноба, расположенная у устья Тинтоса — самый край римской Дальней Испании. Город и его ближайшие окрестности ещё числится в составе провинции, а вот всё, что к северу и западу — уже за её пределами. Будущее царство Миликона, пока ещё и не подозревающее о своей судьбе. Пока-что это разорённый лузитанскими набегами край, из которого бегут — ага, даже сюда, на подвластную Риму территорию. Какой-никакой, а всё-же порядок. Римские наместники сюда ещё не добрались и произвола своего с лихоимством ещё не принесли, так что плюсов от подчинения этой территории Риму пока заметно больше, чем минусов. Управляют местные вожди так же, как управляли и раньше, при Баркидах, а налоги под римской властью уменьшились. С каких-то селений десятую долю урожая и приплода скота берут, с каких-то — вообще двадцатую. Для тёплого и плодородного Средиземноморья — сущий мизер. Если бы только не лузитанские набеги!

Здесь каждая деревня обнесена если не валом со стеной, то хотя бы уж частоколом, пашни — лишь бы урожая хватило, а стада — такие, чтоб легко было под защиту ограждений от бандитов загнать. В общем — Кавказ в чистом виде, только горы пониже и не так круты. А ведь местность — в её прибрежной равнинной части — ничуть не хуже низовий Бетиса, и при спокойной жизни, если бы её удалось здесь наладить, население могло бы кататься как сыр в масле. Ну, это я утрирую, конечно, кто ж позволит подвластному крестьянину совсем уж жировать, но — уж всяко не хуже, чем по берегам Бетиса, могли бы местные жить.

Особенно был поражён Васькин, хоть и баск по национальности, но андалузец по месту жительства. А как он объяснил нам, так и мы прихренели. Дело в том, что Тинтос тутошний — это будущая Рио-Тинто современная. Гнусная мёртвая «вонючка» с ядовитой красноватой водой, берега которой здорово напоминают марсианский пейзаж. Стала она такой в девятнадцатом и двадцатом веках, когда оставшиеся в местных горах после древней выработки бедные руды стали обогащать с помощью промышленной химии. Металла благодаря этому добыли столько, что у древних глаза бы на лоб полезли, но такой ценой, что от экологических последствий у всех современных андалузцев лезут. После рассказа Хренио я вспомнил случайно обнаруженные в интернете фотки — млять, это же в натуре ужас! Но сейчас до этого безобразия ещё пара тысячелетий, и долина Тинтоса пока-что радует глаз не хуже, чем долина Бетиса. Эдакая уменьшенная копия, скажем так.