Ардагаст и Братство Тьмы

— Кто же этот Ваю-великан, спутник Солнечного Всадника? Неужели тот самый Ваю, с которым мы бились у Золотой горы? — сказал Вышата.

— Бактрийские маги говорят: есть два Ваю — добрый и злой, — ответил Зорни.

— Да, и у нас одни волхвы считают Стрибога, деда ветров, добрым, другие — злым, чуть ли не самим Чернобогом.

— Ветер не добрый и не злой. Он сильный, своевольный. Летает где хочет. Лучше такого бога не вызывать. Разве мало других богов и духов? — сказал Або.

— Да, Эол, владыка ветров, и Борей — оба из рода титанов. А титаны не столько злы, сколько необузданны. Люди их помнят, но мало кому из них поклоняются, — заметил Аристей.

Лунг-отыр молчал. Больше воин, чем шаман, он был мало склонен рассуждать о божественных тайнах.

Волхвы остановились под высоким обрывом, уселись полукругом. Впервые за много дней облака разошлись, и полная луна встала над стеной сосен, проложив серебряную дорожку по тёмной воде Печоры. Ниже по течению горел костёр, стучали топоры. Коми и печорцы готовили плоты, чтобы завтра перевезти часть конников в тыл подземной орде. На это отчаянное дело вызвались Сагдев с Сораком и их дружинники. После бесславной схватки с Симургом они больше всех искали случая отличиться в походе.

Лица волхвов были сосредоточены. Предстояло вызвать самого могучего из древних зверобогов, которого венеды называли Индриком-зверем. Явится ли он из-под земли? Или из воды, в облике громадной щуки с бивнями? Развели небольшой костёр, бросили в него чародейские зелья. Вышата положил на колени гусли, тронул струны и запел:

Ходит Индрик-зверь по подземелью, Будто солнышко по поднебесью, Проходит все горы белокаменные, Пропускает реки, кладези студёные. Когда зверь рогом поворотится, Вся Мать Сыра Земля всколеблется. Никому обиды он не делает...

Тихо и мерно рокотали струны, и им вторил такой же мерный рокот трёх бубнов. Зорни и Лунг-отыр напевали по-манжарски, Або — на языке, неведомом ни манжарам, ни венеду. Но сам этот напев был сложен пещерными колдунами в те времена, когда могучие дети Индрика-зверя ещё жили в среднем мире.

Вдруг стена обрыва задрожала. Из глины высунулись два огромных кривых бивня. Потом глина с грохотом осыпалась, глыбами едва не завалив костёр, и из-под земли показалась тёмно-рыжая косматая громада. Длинный хобот шевелился, обнюхивая людей. Маленькие глаза смотрели внимательно, изучающе. Казалось, это присматривается к людям сама бездна тысячелетий, пролёгшая между кремнёвым топором и мечом индийской стали, между колдуном в бизоньей шкуре и магом-философом с папирусами в руках. Что за дело было древнему зверобогу до царств и империй, философских дискуссий и борьбы магических братств?

Четверо волхвов, встав на колени, простёрли руки к могучему зверю. Аристей, сидящий на бугорке, почтительно кивнул. Вышата заговорил:

— Индрик-зверь, всем зверям отец! Вышли из пекла люди незнаемые, смерть и разрушение в этот мир несут. Не просили бы мы твоей помощи против них, если бы не подземные сииртя. Они твоих детей могучих привели на помощь нечисти. Никогда ещё твои дети-индрики не приходили в этот мир для зла. Ведь людей незнаемых выпустил колдун Громобой, наученный Ягой и Чернобогом, а они — друзья Змею Глубин, твоему врагу. Сам знаешь, чего он миру желает — разрушения. Останови своих детей, Индрик-зверь! Не дай им напрасно погибнуть и мир погубить.

— Помнишь, Махар-зверь, я вызывал тебя на юге, в индийских пещерах? Ты пришёл в обличье слона с рыбьим хвостом и победил каменного бога-быка. Ты — древний бог, добрый, мудрый. Знаешь, кто за правду стоит, кого защитить, — сказал Зорни.

Або заговорил на своём языке. Зверобог выслушал его, кивая огромной головой, потом положил хобот на плечо северному шаману. Тот обернулся к остальным и сказал:

— Я объявлю земляным быкам и подземным сииртя волю Йенгоры-зверя. Я ведь сам из сииртя.

Пока волхвы-мужчины шаманили, вызывая зверобога, три волхвини занимались вполне женским, хотя и не совсем своевременным накануне битвы делом: начищали серебряные блюда. Эти блюда были взяты ими со священной ели на Гляден-горе. Когда Вышата заговорил (ещё тогда) о том, что нужно защитить войско от трёх смертоносных богинь, Потось сказала:

— С женщинами мы, женщины, сами справимся. Вам, мужчинам, врагов и так хватит.

О трёх богинях, преграждающих путь на север, волхв знал давно — ещё из книги Аристея.

Тем временем Хилиарх с Хариклом несли к берегу — туда, где готовились плоты, — объёмистый мешок, наполненный необычным веществом. Среди знатоков искусства Гермеса Трисмегиста, именуемого арабами «алхеми» — «египетское», этот голубой, как хвоя ливанского кедра, порошок называли «голосом Пана». Рассеянный в воздухе, он мог посеять смятение и страх в самом отважном войске. Изготовил Харикл его ещё в городке Корт-Айки, только что освобождённом. Секрет зелья бронзовщик некогда узнал от жреца, выгнанного из храма Тота-Гермеса в Гермополе. Избавившись от рабства у кузнеца, многоопытный грек рассудил, что пробираться в одиночку на юг — значит рисковать снова угодить в неволю. Лучше уж было присоединиться к росам, чтобы на обратном пути попасть вместе с ними в Танаис или Ольвию. Поход в гиперборейские дали был опасен, но и увлекателен для эллина. Он, однако, понимал, что на него, изготовителя Колеса Смерти, скифы смотрят весьма косо. И потому постарался доказать им свою полезность, создав новое могучее оружие.

Но сейчас сердце Харикла было полно трепета. О Грайях и Горгонах он читал у Овидия и полагал, что зловещие сёстры, порождение морского титана Форкиса, обитали где-то в горах Атласа. А ведь смотрел же в театре Эсхилова «Прометея», сочувствовал Ио, бегущей от овода Геры через страну мрака, мимо Грай, Горгон, грифонов и аримаспов. Ещё и посмеивался над поэтом, не знавшим географии. Теперь же из слов шамана эллин понял, что все шестеро зловещих сестёр — лишь обличья самой ужасной из богинь, призываемой ведьмами и некромантами. Её, Трёхликую, Владычицу Теней, конечно же не убил никакой Персей. Не дойдя до берега, Харикл со вздохом опустил мешок:

— Передохнем, друг Хилиарх... И поговорим подальше от варварских ушей. Ты ведь понял, чей губительный взор мы увидим завтра? По нашим ничтожным заслугам мы обратимся не во мраморные статуи, а разве что в известняковые.

Хилиарх только усмехнулся:

— Слышал я на Кавказе предание о Сынах Солнца, которым Бог Богов предложил выбрать славную смерть либо долгую, но бесславную жизнь. Они избрали первое и обратились в камни. А вот трусы, я думаю, под взглядом Горгоны обращаются в тот материал... которым только огороды удобрять.

— Ответ, достойный самого Персея... Но мы ведь с тобой не герои. С нашими матушками не спали ни Зевс, ни Аполлон. И что за дело нам, эллинам, до этого побоища между дикими скифскими воителями и подобными им демонами из Тартара? — Голос бронзовщика обратился в хриплый шёпот. — Хилиарх, бежим, пока не поздно! Прочь из этого киммерийского мрака, прочь от этого древнего ужаса! А зелье заберём с собой и продадим сарматам или каким-нибудь кавказским царькам. Дальше на юге оно стоит не так много, там с его действием справляются даже начинающие маги. Кстати, я ведь припрятал кое-что из сокровищ кузнеца у себя в суме, вопреки этому дурацкому обету не брать добычи. Ты, наверное, тоже?