Арфа Ветров
Шрифт:
«Вздор, маленький ясновидец! Они никогда не стали бы тебе друзьями. Они боялись твоего дара, потому и дразнили тебя, но сегодня ты научил их уважать его, и это к лучшему».
— Кто ты? — воскликнул Чайм, привлекая внимание прохожих. Ответа не было, и он понял, что ожидать его не приходится. — Ладно, будь что будет, — проворчал он. — Сейчас не время для любопытства. Прежде всего надо найти пленников.
Очутившись внутри крепости, Чайм невольно вздрогнул.
О Небо, Как он ненавидел эти места! От страха его прошиб пот. Эта огромная каменная масса давила, рождая чувство беззащитности, кроме того, в этом каменном мешке, разлученный с ветрами, Чайм мог рассчитывать лишь на свое первое, слабое зрение. Здесь, в освещенных факелами бесконечных коридорах, всегда
Воины, и те охраняли крепость по очереди, ибо никто не хотел торчать тут постоянно. Однако сейчас из-за этой зловещей зимы ксандимцам пришлось перевести детей, стариков и больных под защиту мощных стен цитадели.
Детские шумные игры и беготня по коридорам в замкнутом пространстве казались почти оглушительными. Дедушки и бабушки время от времени повышали голос, чтобы утихомирить их, тем более что и без того было трудно ориентироваться в этом лабиринте, но их ворчание только еще больше усиливало шум.
Новость о чужестранцах уже распространилась по Ксандиму, и люди сгорали от любопытства. Многие пришли в крепость, чтобы увидеть чужаков, и поглазеть на суд, который должен, как говорили, состояться завтра утром. Из обрывков разговоров Чайм понял, что чужестранцы уже здесь и сидят в темнице, ожидая решения Хозяина Табунов.
Пару раз свернув не туда, Чайм с чувством большого облегчения добрался наконец до своих комнат и поморщился от затхлого запаха. Последний раз он был здесь несколько месяцев назад, и с тех пор тут никто не прибирался. На полу лежал толстый слой пыли. Чайм тяжело вздохнул. Бабушка такого бы, конечно, не допустила! Чайм опять вздохнул. Ее комнаты находились на внешней стороне крепости, там были окна, пропускавшие дневной свет и свежий ветер, а он должен довольствоваться темной норой в толще горы. Но по крайней мере отсюда ближе к темнице, а сейчас важно именно это. Если удастся найти их, то удастся и узнать кое-что о светлых силах, а может, и о том, какое отношение к этому имеет Шианнат Изгой.
Эфировидец со стыдом вспомнил, что и сам участвовал в изгнании опального воина и его сестры. Чайма тогда заставили сделать так, чтобы ветры не переносили их имен, и они навсегда исчезли бы из памяти народа.
Хозяин Табунов особо наказал Искальду, свою нареченную, покинувшую его ради брата. Это было жестокое наказание. Хотя все ксандимцы обладали способностью превращаться из людей в коней и наоборот, но детей могли зачать только в человеческом обличий. Существовало древнее заклинание, известное только Эфировидцам, которое позволяло навсегда оставить жертву в конской ипостаси, и Хозяин Табунов настоял на том, чтобы такое заклятие было наложено на Искальду, дабы она не могла никогда иметь ребенка.
Чайм отвлекся от неприятных воспоминаний. Хотя ему было стыдно за тот поступок, но, предаваясь раскаянию, он не становился ближе к пленным чужакам.
Юноша стал ощупывать гладкую стену в поисках щели. Хотя здание представляло собой монолит, трещины в стенах все-таки имелись. Ага, нашел! Ощутив слабую тягу, что-то вроде легчайшего ветерка, Чайм направил чудесное Второе Зрение на струящуюся нить и устремился за нею. Дух его, покинув тело, словно угорь, проскользнул в щелку и, несомый воздушным потоком, отправился странствовать по лабиринту тончайших ходов. Он следовал за всеми изменениями потока, пока наконец после нескольких ложных попаданий в пустые палаты или камеры его терпение не было вознаграждено: Чайм почувствовал вибрацию воздуха от голосов, говорящих на чужом языке. Торжествующий дух Эфировидца проскользнул в щель и очутился в самой глубокой части темницы, лицом к лицу с чужестранцами из его видения.
Мериэль без остановки расхаживала взад-вперед по узкой камере. Темнота была хоть глаз выколи. Это они привели ее сюда, обрекли на муку в этой подземной могиле, где дверь заперта и опечатана заклинанием. Они — Элизеф и Браггар! Целительница сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
Теперь они возымели власть над нею — они и те слепые, полоумные твари, которые убили Финбарра.— Я знаю тебя, Миафан, — прошипела Мериэль. — Ты не обманешь меня! Даже здесь, во мраке, я вижу все! Я вижу, как ты корчишься от боли, я вижу темные пятна, словно ожоги, на твоей голове — хотя еще темнее твоя душа! Я вижу ребенка в утробе Ориэллы — чудовище, которое ты создал, демона, которого я должна уничтожить…
За свою бурную жизнь бравый кавалерист убедился, что все тюрьмы похожи друг на друга. Паррику, в юности не раз сидевшему в гарнизонных каталажках, были хорошо знакомы и влажные каменные стены, и чадящий факел, и вонючая, полная паразитов солома в углу. Но, благодарение Богам, они все-таки вместе. Будь он в заточении один, ему, вынужденному гадать о судьбе товарищей, пожалуй, стало бы страшно. Однако сейчас товарищи были рядом, хотя вид у них был малоутешительным. Лицо Сангры, все грязное, в кровоподтеках, было мрачно-сосредоточенным, Элевин кашлял кровью, а Мериэль… О Боги, хоть бы она перестала метаться! Словно помешанная, волшебница что-то непрерывно бормотала о смерти и тьме. В ярости и тоске Паррик забыл об опасности, грозящей ему самому, и думал лишь о страданиях своих товарищей.
— Выпустите меня отсюда! — заколотил он в дверь, хотя знал, что это бесполезно. — Будьте вы прокляты, дайте мне с кем-нибудь поговорить! — Он повернулся к Мериэль:
— Ты ведь говоришь на их языке? Так скажи им ты, сука! Скажи, что мы не враги.
«Это правда?» — вдруг спросил тихий голос, и трудно было понять, откуда именно он исходит.
— Великий Чатак! — выдохнула Сангра. — Мне что — мерещится?
Паррик разинул рот. Холодная темница как будто стала еще холоднее, подул освежающий ветерок, и в углу появился молодой человек, вполне обычного вида, если не считать того, что сквозь него была видна стена и горящий факел на ней.
Паррик отступил, чувствуя, как волосы шевелятся на голове, во рту у него пересохло. Призрак? Обычно он с пренебрежением относился к подобному вздору, но после Ночи Видений в Нексисе его отношение ко всякой чертовщине стало иным. По спине его пробежали мурашки, и он инстинктивно потянулся к мечу, но меч у него отобрали.
— Кто такие светлые силы? — требовательно спросил призрак, и Паррик удивился еще больше. Слова звучали на его родном северном языке, но по движению губ незнакомца он понял, что тот явно говорит на чужом наречии, и, стало быть, слова неизвестного чудесным образом преобразовывались в воздухе и становились понятными. Однако видение продолжало говорить, и Паррику пришлось сосредоточиться на беседе.
— Мне надо знать, — настаивал призрак. — Что за злые силы несут на крыльях северного ветра гибельную зиму?
— Это Верховный Маг Миафан.
Паррик с облегчением вздохнул: наконец-то Мериэль вернулась к реальности! Сверхъестественное — родная стихия магов, и тут от волшебницы больше толку, чем от него.
Призрак нахмурился.
— Кто такой Верховный Маг Миафан?
Кавалерист с радостью предоставил целительнице объяснять, кто такой Миафан, но, к сожалению, призрак не удовлетворился рассказом о коварстве Владыки Волшебного Народа.
— Я услышал рассказ о темных силах? — настырно продолжал он. — Но кто такие светлые силы, те, которым вы должны помочь?
Паррик наконец решился заговорить.
— Не знаю, как насчет светлых сил, но я появился здесь, чтобы найти госпожу Ориэллу. — Он посмотрел на Элевина, но старик был слишком беспомощен, чтобы говорить, и пришлось кавалерийскому начальнику взять на себя нелегкое бремя объяснений. Сидя в чужеземной темнице и рассказывая какому-то привидению про свою дружбу с Форралом, про Ориэллу, носившую ребенка Форрала, про то, как командир был убит Миафаном. Паррик не мог отделаться от чувства нереальности происходящего. Сбиваясь, он поведал, как Ориэлла и ее слуга Анвар бежали из Нексиса и, очевидно, направились на юг, а они с Ваннором сколотили отряд повстанцев, и потом он, Паррик, очертя голову решился искать Ориэллу.