Аргентинец

Вокруг царил разгром. Значит, это всё-таки был не единичный налёт, а спланированная кампания.

– Они нашли вино? – дрогнувшим голосом спросил Клим.

Нина покачала головой.

– Если бы нашли, мы бы тут не сидели. Но у нас забрали всё ценное, даже почти всю одежду. И, кроме того, нам запретили выезжать из города. Поставили в документы штамп, и мы теперь не имеем права покинуть Нижний Новгород без специального разрешения.

Жора тоже вышел в прихожую.

– Забастовка железнодорожников кончилась, и теперь всем буржуям ограничили свободу перемещения – чтобы мы не разбежались. А то кого винить во всеобщем развале? Но это и к лучшему: хватит сидеть сложа руки! Мы должны драться.

– Нет, – покачала головой Нина, – мы уедем. Это уже не игрушки, нам объявили войну.

– Вот и прекрасно!

– Тебя убьют! Если самому себя не жалко, подумай о Елене и обо мне.

Она посмотрела на Клима, ища поддержки.

– Я поеду в Петроград и потребую у аргентинского посла, чтобы мне помогли вывезти вас за границу, – произнёс он. – Нам не откажут – все-таки у меня есть имя и кое-какие связи в Буэнос-Айресе.

– Только крысы бегут с тонущего корабля! – закричал Жора. – Как я поеду без Елены? Куда я поступлю в вашем Буэнос-Айресе? На дворницкую службу? Я же ни слова не знаю по-испански!

– Иногда людям приходится принимать непростые решения, – тихо сказала Нина.

5

Весь вечер Жора не мог найти себе места. Как уезжать? Как рассказать обо всём Елене? А вдруг Клим вовсе не собирается вывозить их в Аргентину и лишь хочет сбежать, воспользовавшись благовидным предлогом?

Впрочем, Жора прекрасно его понимал. Сначала большевистская революция казалась Климу забавным приключением, о котором можно писать в газетах, но теперь он понял, что дело принимает серьёзный оборот. Клим не такой дурак, чтобы взваливать на себя ответственность за лишние рты; тем более сейчас, когда у него не осталось ни отцовских денег, ни работы.

Нина, Клим и Жора до полуночи сидели в разгромленной гостиной. Клим размешивал угли в печи, нарочно выбивая искры, и по его хмурому лицу гуляли огненные тени.

Чем дольше Жора обдумывал их ситуацию, тем горячее молился о том, чтобы тот никогда не возвращался из Петрограда. Они с Ниной не пропадут: она умная и найдёт способ, как выкрутиться. К тому же в России наверняка начнётся восстание, узурпаторов скинут, и всё будет хорошо. Университет, свадьба с Еленой, блестящая дипломатическая карьера…

Жора перевёл взгляд на Нину; у него сжалось сердце. Она сидела, тесно прижавшись к Климу, и, казалось, боялась пошевелиться.

– Я не знаю, сколько времени пробуду в Петрограде, – произнёс Клим. – И неизвестно, смогу ли писать тебе. Но я обещаю, что вернусь за вами. Что бы ни случилось!

Нина кивнула и подняла на него полные слёз глаза.

– Спать пойдём ко мне, ладно?

Они ушли, словно забыв о Жоре. А он всё сидел, пристыжённый и ошеломлённый. Как Нина могла спать с кем-то – невенчанной? Пусть Клим хороший парень, пусть она любит его – но это безобразие!

На пороге появилась Софья Карловна. В руке её трепетала тонкая церковная свечка.

– А ведь я предупреждала, что этим кончится! – произнесла она. – Сначала ваша сестра спуталась с Фоминым и навеки загубила свою репутацию, а теперь мужчины смотрят на неё как на кабацкую девку. Врут ей, что женятся, а на самом деле им от неё нужно только одно.

– Сейчас другие времена! – дрожащим голосом отозвался Жора.

Но Софья Карловна лишь покачала головой. Она подняла портрет сына, брошенный грабителями на пол, и отёрла треснувшее стекло.

– Господи, Володенька, кого ты привёл в наш дом?

6

Клим запретил Нине провожать их.

– Не надо, чтобы тебя видели на вокзале. А то ещё прицепится кто-нибудь.

Стоя на крыльце, она смотрела, как Клим укладывает вещи в извозчичьи санки. В них уже сидел Антон Эмильевич, закутанный в шубу. Узнав о том, что его племянник направляется в столицу, он решил поехать с ним, а потом дальше, в Финляндию, которая успела вовремя отделиться от большевистской России.

– Простите меня, старика, но я не могу жить в таком кавардаке, – то и дело повторял он. – Пережду революцию в Гельсингфорсе, там у меня есть знакомые.

Клим подошёл к Нине. Её веки опухли от слез, губы дрожали.

– Вернись ко мне!..

Он обнял её и вложил в её руку ключ от своего дома, который уже давно ничего не отпирал. После налёта Комитета голодных Любочка распорядилась поставить новую, укреплённую железными пластинами дверь.

– Что это? – спросила Нина.

– Ключ от моего сердца, – улыбнулся Клим. – Пока мне больше нечего тебе подарить.

– Опоздаем! – закричал из санок Антон Эмильевич.

Нина перекрестила Клима.

– Иди в дом, простудишься! – подтолкнул он её к дверям.

Но она стояла на ветру, пока санки не скрылись из виду.

7

Билеты в спальные вагоны достать было нельзя – очередным декретом всех пассажиров уравняли в правах, чтобы и простой народ, и буржуи ездили в одинаковых условиях. Но вместо вагонов третьего класса подали красные теплушки с надписями у входа: «Вместимость – восемь лошадей или сорок человек».

Пол вагона был высоко, никаких ступенек и платформ, и посадка превратилась в штурм. Клим одним из первых оказался внутри – кто-то подсадил, а дальше он сам принимал вещи и втягивал за руки пассажиров, большей частью мешочников.

В центре вагона – железная печка, вокруг – нары. Народу набилось столько, что можно было только сидеть вплотную.

– Закрывай двери! – орали мешочники. – Всё, больше некуда!

Дверь хлопнула, лязгнул замок, и пассажиры принялись считать раны, заработанные в побоище. Только тут Клим заметил, что среди них не было женщин. Оно и понятно: нужно быть ненормальной, чтобы сунуться в такую давку, в общий вагон без уборной. Как вывозить Нину в таких условиях?

Антон Эмильевич никак не мог отдышаться – его ткнули локтем в солнечное сплетение.

– Всё-таки изумляет это рвачество! – говорил он, осматривая оторванную ручку чемодана. – Привыкаешь к вежливости… Встретившись с соседом, надо кланяться и любезничать: «Вы первый проходите!» – «Нет, вы!» А тут какая-то свинская боязнь, что не достанется места у корыта.

Как только поезд тронулся, пассажиры достали кисеты с махоркой, и вагон наполнился едким дымом. Климу повезло: ему досталось место у стены, прошитой пулемётной очередью. Из дырок несло ледяным ветром, но это был свежий ветер.