Аргументы в обойме

Совмещать работу было очень тяжело, поэтому главный врач уволил меня с обязанностью восстановиться на прежней должности, как только освобожусь, а Леонид настоял, чтобы я переехала к ним в усадьбу. Это недалеко отсюда на берегу реки рядом со старой пристанью. Зарплату назначил для нашего городка огромную, шестьдесят тысяч рублей, плюс бесплатное питание, новая одежда. В общем, условия прекрасные.

Да и Елена Анатольевна оказалась достойной женщиной. Знаете, ведь все люди разные. Иногда попадаются такие, что и со света сжить могут. Елена Анатольевна была другой. Образованная, воспитанная, я ее про себя графиней называла, никаких капризов, упреков. Надо сделать укол, пожалуйста, таблетку, выпьет без лишних слов. Мне еще надо было готовить еду для больной. Она нисколько не привередничала, кашу ела и молоко пила.

Единственное, что меня немного удивляло, так это ее немногословие. Она никогда не заводила разговоры, не поддерживала беседы, которые пыталась начать я. Ни слова о своей жизни, ни единой жалобы. А ведь ее мучили жуткие боли. Говорила, когда уже терпеть не могла. Я делала укол, вот и все.

Леонид поначалу вел себя прилично. К жене относился с нежностью, по крайней мере при мне. Приносил цветы. Елена Анатольевна любила розы, так он привозил их из какого-то питомника.

Прошли две недели. Однажды – помню, тогда еще шел дождь – я пошла спать. Моя комната была рядом с кабинетом Леонида на втором этаже. Приняла душ, разделась, легла. Двери в доме никогда и нигде не запирались, не считая входных. Начала уже засыпать, как в спальню в домашнем халате вошел Абрамов. Я возмутилась было, но он велел мне молчать и слушать. Я испугалась. А он, мол, с завтрашнего дня ты будешь получать сто тысяч рублей в месяц. Я спросила, за что? Леонид похотливо усмехнулся и открыто сказал: «За то, что мы с тобой дважды в день будем заниматься сексом». Я не успела ничего ответить, как он сбросил халат и навалился на меня. – Женщина замолчала.

Уланов воспользовался паузой и спросил:

– И вы не закричали? Не стали сопротивляться?

– Я не хотела, чтобы услышала Елена Анатольевна.

– Понятно, пожалели ее.

– Да.

– Почему не ушли из дома на следующий день?

– Потому, что я потеряла бы не только зарплату, но и работу, не устроилась бы больше нигде в Балаеве. А оставить мать не могла, у нее тоже здоровье частенько давало сбои. Отца я не помню, мы жили вдвоем. Наш дом, куда сейчас мама повела Витю, недалеко от площади. Городок маленький, здесь все рядом.

Но к теме. Я стала жить с Абрамовым и не могла смотреть в глаза Елене Анатольевне. Как-то вечером она сказала, что знает о наших отношениях и не осуждает ни меня, ни его. «Он мужчина, ему нужна женщина, а ты не могла отказать. Посоветую тебе одно, Надя. После моей смерти не выходи замуж за Леонида, иначе ты потом горько пожалеешь об этом». И все. Она закрыла глаза, я, сгорая от стыда, ушла к себе. А там Абрамов. Я сказала ему о разговоре с Еленой Анатольевной. Он усмехнулся и заявил, что так, пожалуй, будет даже лучше.

А потом, несмотря на все ухищрения, я забеременела. Хотела ребенка и боялась, что Абрамов заставит меня сделать аборт. Но… Леонид воспринял эту новость неожиданно спокойно, даже, как мне показалось, обрадовался.

Через неделю умерла Елена Анатольевна, а спустя сорок дней я стала женой Абрамова. Вскоре родился Виктор. Тогда мне казалось, что у нас семья, хотя никаких чувств я к Абрамову не испытывала, да и он ко мне тоже. Не обижал до того, пока у него не появилась молодая помощница, она же любовница. Прошел в областную думу, а потом стал главой администрации. Почти все свое имущество, движимое и недвижимое завещал сыну от Елены Анатольевны и лишь какую-то мизерную долю – Виктору. Он сам мне показывал это завещание. Я решила уйти от него. Лучше уж быть матерью-одиночкой, чем замужем за таким человеком. Хотела объявить ему о своем решении после праздников. А тут… убийство. Вот почему я так спокойна. Как человека, мне, конечно, жаль Абрамова, как мужа – нет. Я все сделаю, как положено, имею в виду похороны, траур, но в дом уже не вернусь. Будем с Витей жить у мамы. Пойду на прежнюю работу… – Она посмотрела в глаза Уланова. – До сих пор не могу понять, почему решилась на откровенный разговор с вами, совершенно чужим человеком?

– Вам просто надо было выговориться, не важно кому. Раньше у вас не было такой возможности. Маму расстраивать не хотели, а других слушателей не нашли. Все просто. Так часто бывает.

– А вы счастливы в браке?

– Да!

– Я вам по-хорошему завидую.

– И у вас начинается новая жизнь. Вы молоды, красивы, будет, как говорится, и на вашей улице праздник.

– Не знаю!

– Будет. Я знаю!

– Спасибо.

– Да не за что. Позвольте, Надя, несколько вопросов. Они вряд ли будут приятны для вас, но я опять-таки ни на чем не настаиваю. Не захотите отвечать, не надо, я пойму.

Женщина откинулась на спинку лавки, машинально поправила прическу и сказала:

– Спрашивайте.

– У вашего мужа были конфликты с кем-нибудь из начальства района?

– Ну а как же. Бывший глава администрации господин Огурцов Алексей Михайлович, который не сомневался в своей победе на выборах, просто ненавидел Леонида.

– А до выборов какие у них были отношения?

– Не сказать, что дружеские, но и не враждебные. Я бы сказала, ровные, спокойные.

– Их объединяло какое-то дело?

– Было что-то общее, но точно не знаю. Я не влезала в дела мужа.

– В последнее время Леониду Владимировичу кто-нибудь угрожал?

– При мне нет, а так… когда он был на работе, не знаю.

– Но это можно было заметить по изменению в настроении, например.

– Можно. В нормальной семье. Со мной Леонид был всегда одинаково повелителен, требователен и часто груб. Если не считать самого начала нашей семейной жизни.

– Значит, у него была любовница.

– И не одна. Не только помощница. У него появилась и секретарша. Он тоже делил с ней постель, что не скрывал.

– Что, вот так прямо и говорил, мол, Надя, я сегодня сплю с помощницей, завтра с секретаршей, а потом…

– До этого не доходило. Обычно это выглядело так: «Извини, Надежда, у меня дела, сегодня не жди».

– Отчего вы так уверены были в связи мужа с этими женщинами? Ведь у него действительно могли быть дела.

– Телефон. Ведь он звонил им, говорил с ними при мне, даже не выходил из-за стола, договаривался о встречах. Но я не хочу об этом вспоминать.

К лавочке вышел Гарин.

– Вот ты где, Улан, а я набегался… Надежда Алексеевна? – Он заметил и вдову Абрамова. – …И о чем вы здесь, если не секрет, беседуете?

Женщина поднялась и проговорила:

– Если ваш друг, Борис Борисович, пожелает, то он передаст вам суть нашей беседы. Я не против. А теперь мне пора идти. Как я понимаю, убийцу вы не поймали?

– Нет! Но вам ничего не грозит.

– Как бы не грозило сыну.

– И ему не грозит. Но за вашим домом присмотрят.

– Я живу у матери!

– В каком смысле? – с удивлением спросил Гарин.

– В прямом, Борис Борисович. Мы с сыном переедем к маме. Если я и загляну в дом покойного мужа, то лишь затем, чтобы забрать личные вещи.

– Дело ваше, конечно, но…

– До свидания, господа сыщики, – сказала женщина и быстро пошла в обход памятника и трибуны.

Гарин взглянул на Уланова и осведомился:

– И что все это значит, Рома?

– Ты хотел, чтобы я помог тебе?

– Да, я и сейчас прошу тебя об этом.

– Вот я и помогаю. Да ты присядь, в ногах правды нет.