От непонятных песен в полночьвставать с утра ещё трудней, –ты, вероятно, и не вспомнишь,как было жутко скверно мне,когда садился я за завтрак,не ощущая цвет и запахни «Геркулеса», ни воды, –но если всё же вспомнишь ты,тогда ответь на два вопроса:зачем кидала в кашу соль,ведь
не люблю? – как это простозапомнить слёту, и не спорь, –и для чего водою сладкойразбавила кипящий чай? –не отвечай, молчи до завтра,или совсем не отвечай.
«Вспомни, кого мы сегодня толкнули…»
Вспомни, кого мы сегодня толкнулина эскалаторе днём:после, прижавшись почти что вплотную,нагло хихикали… В нём –в том пострадавшем мальчишке –скрылся, пожалуй, ответна возмущенье тирады речистой:что с тобой сделалось?что горячишься?что тебе надо?какой же ты, к чёрту, поэт?
«Убегала вперёд насекомая рвань…»
Убегала вперёд насекомая рвань(я люблю всех людей, это – так),мы бежали с тобою за ними сперва:за этапом – такой же этап, –только вдруг повернули обратно они,и навстречу рванула толпа,и пустились назад мы, крича: «догони!»и, споткнувшись, я громко упал.Надо мною свернулась в кольцо мошкараи жужжать начала без конца,да и ты не желала мне больше добра,став частицей такого кольца, –до сих пор кувыркаюсь я, лёжа в траве,и в глаза никому не гляжу,слыша только одно, слыша только навек:поднимайся, вшенок! жу-жу-жу!
«Вы не спрашивайте, кто мы…»
Вы не спрашивайте, кто мы,как мы, чем живём,и за что пойти готовымы на смерть живьём,и к чему все наши слёзы,и зачем наш смех,для чего так несерьёзномы глядим на всех.Всех вопросов стоить можеттонкий возглас «эх», –он залезет к нам под кожуна виду у всех,и ему-то всё как раз мыза минуток пятьречью сбивчивой, прекраснойсможем рассказать.
«Уже и кровь
не та…»
Уже и кровь не та,какой могла быть раньше,и горлышко совсемраспухло, будто ком,но песенки моикак будто стали краше,и говорят теперьо таинстве таком,которому и самя не гожусь в подмётки,которое для всехещё сложней теперь…Спасибо и за то,что не совсем я мёртвый,что всё-таки могуещё себя терпеть.
В плену
1
Ещё придут за мною в белом,поздравят с громкою победой,и на расслабленных рукахподбросят в райские века.Там, в отдаленьи светлом, райскомпридётся с мыслями собраться,чтобы со всяким наравнепропеть и не сфальшивить мне.Я, как положено повесам,в карман за словом не полезу:свой страх и горечь проглотив,начну излюбленный мотив:«Ты лейся, песенка! ты лейся!будь всем и каждому полезна!представь себя во всей красе!а про меня забудь совсем!»
2
Они пришли, к ногам припали,как будто был я властелин,а не простой печальный парень,что всех и вся тут веселил.Взмолились: «Слушай, наш волшебник,инопланетный, ясный шелест!знай – мы тебя не предадим,что б не пугало впереди!»И понесли… Я не запомнил,где оказался, как пропал,но из бессмертного запояне выходил ещё пока.Душа развязана, как руки,пишу которыми теперьодной единственной подруге,одной единственной – тебе.
3
И песне суждено кончаться,устав от милого начальства,от угрожающих кивков,от умников и дураков.За упокой души сей песния буду пить, авось, разбесит