Археолог 2. Заветный ключ

– Снова какая-то тайна?

– Конечно! – глубокомысленно ответил я. – Жизнь полна тайн и загадок. Но тебе я всё расскажу первой.

– Договорились!

Света подхватила свою сумку и шагнула в тень арки. Уже во дворе обернулась и помахала мне рукой. Я помахал ей в ответ и услышал, как стукнула дверь подъезда.

Рюкзак порядком оттягивал плечи. Где-то на самом дне, под вещами, завёрнутый в полевую куртку лежал медальон прусских вождей – янтарное солнце величиной с половину ладони. Мне ещё надо было придумать, куда его спрятать до поры до времени.

Я пока не решил – оставить медальон себе, или сдать его как официальную находку. Сделать это было несложно – намечались большие раскопки в священной роще, и я должен был в этих раскопках участвовать. Но пропажа документа порядком меня насторожила. Что, если и сейчас кто-то интересуется медальоном? Не сделаю ли я ошибку, объявив о находке?

Чтобы решить этот вопрос, нужно было побольше узнать о Ганзейском союзе, печать которого так настойчиво всплывала в самых разных временах. Именно этим я и собирался заняться с утра пораньше.

Я прошёл мимо стадиона имени Ленина. Моё внимание привлекла огромная афиша: «Международный легкоатлетический матч СССР – США».

Матч должен был состояться в конце июля, и я решил, что если буду в это время в Ленинграде – обязательно схожу поболеть за наших спортсменов.

По Тучкову мосту я перешёл Малую Неву и свернул направо. Там, между набережной и Малым проспектом, на Пятой линии Васильевского острова располагалось наше общежитие.

До университета отсюда было двадцать минут пешком. Но зимой, когда сырой ледяной ветер крутил в воздухе обжигающе-холодные снежные хлопья, мы умудрялись добегать всего за десять минут. И всё же я всегда успевал минутку постоять на набережной и полюбоваться рекой, которую сплошь покрывал изломанный синеватый лёд.

А сейчас серая невская вода сверкала под летним солнцем, а на Пятой линии зеленели тополя и липы.

Я потянул на себя деревянную дверь и вошёл в просторный холл.

– Гореликов! – окликнула меня вахтёрша тётя Аня. – Где ты бегаешь? Тебе звонили из деканата!

Ничего себе! Не успел приехать, а меня уже разыскивают!

– Здрасте, тётя Аня! – вежливо ответил я. – Просили что-нибудь передать?

– Сказали, чтобы завтра к девяти утра ты был на кафедре! Валентин Иванович будет тебя ждать.

Декан? Я озадаченно кивнул.

– Спасибо, тётя Аня! Непременно!

И пошлёпал вверх по лестнице на третий этаж, где была наша с ребятами комната.

***

Рим, ноябрь 1232-го года

Папа Римский Григорий Девятый, наместник Святого Петра на земле кормил голубей пшеничным зерном. Он любил это простое занятие. Кормление птиц позволяло Папе отвлечься от суетных ежедневных забот и подумать о государственных делах.

Секретарь почтительно застыл в стороне, не решаясь обеспокоить Его Святейшество своим присутствием. Григорий Девятый давно заметил секретаря, хоть тот и появился совершенно бесшумно. Но продолжал спокойно сыпать зерно из холщового мешочка. Голуби курлыкали, теснясь и толкаясь у ног Папы, громко хлопали крыльями.

– Ешьте, ешьте, дети мои, – тихонько приговаривал Папа.

Должно быть, вот так и ангелы собираются у подножия Небесного престола, подумал Папа. Мысль ему понравилась, и Григорий Девятый едва заметно улыбнулся сухими губами.

Если бы все народы Европы можно было пищей и добрым словом привести к ногам Римского престола! Вот в чём состояла главная забота Папы, вот что тревожило его уже много лет. С тех самых пор, как конклав избрал его преемником Гонория, Григорий Девятый ежедневно трудился над укреплением папской власти.

Но и противников было не счесть! Чего стоил только один император Фридрих? Напыщенный глупец, которому не по заслугам досталась корона Священной Римской империи! Пытается подчинить себе Италию, в то время как Германия раздроблена на удельные княжества. И княжества эти непрерывно воюют друг с другом вместо того, чтобы объединиться и выступить против язычников.

Слава Всевышнему, сейчас с Фридрихом перемирие. Но надолго ли? Когда ждать новой войны? А между тем в Испании и Франции крепнут ереси, народ впадает в грех неверия!

В прошлом году Папа Григорий вынужден был учредить святую инквизицию для искоренения ересей. Это начинание дало добрые плоды. По всей Испании запылали святые костры, еретики раскаивались под пытками и возносились на небо очищенными от греха.

Но сколько ещё дел предстоит? Весь север Европы тонет во мраке неверия. Богатейшие земли заняты язычниками, на которых нет управы. Земли, обильные лесом и мехами, золотом, рыбой и хлебом – всем тем, чего катастрофически не хватает Европе.

Порыв холодного ветра с Тибра заставил Папу поёжиться и плотнее запахнуть меховую накидку. Ноябрь в этом году выдался зябкий. А может, годы давали знать о себе – Папе исполнилось уже шестьдесят два. Глубокий старец! Но Григорий Девятый знал, что у него ещё достаточно сил и воли, чтобы исполнить то, что должно.

Да, земли на севере богатые! Если объединить их под властью Римского престола – можно дать отпор туркам, которые непрерывно наседают с юга. И вместо того, чтобы объединиться для захвата этих земель, немецкие феодалы воюют друг с другом! Будет ли конец человеческому безумию?

Мешочек с зерном опустел. Голуби подобрали остатки зерна, легко вспорхнули с брусчатки и скрылись среди дворцовых колонн.

Григорий Девятый вздохнул и повернулся к секретарю.

– Что у тебя? – спросил он.

Секретарь почтительно поклонился.

– Прибыл посланник из Ливонии от архиепископа Дорпаты Германа Буксгевдена. Просит об аудиенции.

Дорпата? Очень кстати. Значит, интуиция не подвела Григория. Недаром он всё утро думал о тех далёких северных землях.

– Проведи его в малый зал для аудиенций.

Секретарь поклонился и исчез. Бесшумно растворился в полумраке между колоннами, словно его и не было во внутреннем дворике Папского дворца.

Григорий Девятый, несмотря на преклонные годы, легко поднялся со скамеечки, обитой красным бархатом. Он ещё повоюет за веру! У него хватит сил!

Неторопливо ступая, Папа прошёл длинным коридором в малый зал. Уселся в широкое мягкое кресло. Поёрзал, устраиваясь поудобнее.

Тут же отворилась дверь в дальнем конце зала. Вошёл секретарь. За ним, широко ступая, шёл здоровенный детина в запылённой дорожной одежде. На его левом боку висели пустые ножны – меч забрала охрана. Бородатое лицо детины наискось пересекал жуткий шрам от удара мечом. Верхняя губа, изуродованная шрамом, приподнялась, и казалось, что детина непрерывно усмехается, показывая жёлтые зубы.