Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. Т. 2

1 августа 11 грузовиков с солдатами проехали к 29-й шахте. Заключённых вызвали на плац, к воротам. С другой стороны ворот сгустились солдаты. «Выходите на работу – или примем жестокие меры!»

Без пояснений – какие. Смотрите на автоматы. Молчание. Движение людских молекул в толпе. Зачем же погибать? Особенно – краткосрочникам… У кого остался год-два, те толкаются вперёд. Но решительнее их пробиваются другие – и в первом ряду, схватясь руками, сплетают оцепление против штрейкбрехеров. Толпа в нерешительности. Офицер пытается разорвать цепь, его ударяют железным прутом. Генерал Деревянко отходит в сторону и даёт команду «огонь!». По толпе.

Три залпа, между ними – пулемётные очереди. Убито 66 человек. (Кто ж убитые? – передние: самые безстрашные, да прежде всех дрогнувшие. Это – закон широкого применения, он и в пословицах.) Остальные бегут. Охрана с палками и прутьями бросается вслед, бьёт зэков и выгоняет из зоны.

Три дня (1–3 августа) – аресты по всем бастовавшим лагпунктам. Но что с ними делать? Притупели Органы от потери кормильца, не разворачиваются на следствие. Опять в эшелоны, опять везти куда-то, развозить заразу дальше. Архипелаг становится тесен.

Для оставшихся – штрафной режим.

На крышах бараков 29-й шахты появилось много латок из драни – это залатаны дыры от солдатских пуль, направленных выше толпы. Безымянные солдаты, не хотевшие стать убийцами.

Но довольно и тех, что били в мишень.

Близ терриконика 29-й шахты кто-то в хрущёвские времена поставил у братской могилы крест – с высоким стволом, как телеграфный столб. Потом его валили. И кто-то ставил вновь.

Не знаю, стоит ли сейчас. Наверно, нет.

Глава 12 Сорок дней Кенгира

Падение Берии: смутило каторжан, смутило эмведешников. – Стать нужными! – Провокационные застрелы. – Кенгир. 16 раненных разрывными пулями. – Убийство евангелиста. – Забастовка мужских лагпунктов. – Рассосали и в этот раз. – Перебор: присылка блатных.

Новое соотношение Пятьдесят Восьмой и блатных. – Заключён союз. – Новое поведение воров: вежливость к Пятьдесят Восьмой, издевательство над начальством. – Неотвратимость подготовки кенгирского мятежа. – Блатные начинают. – Штурм хоздвора и первая баррикада. – Лагпункты слились! – Первые требования. Самоосмысленье. – Высокая комиссия на всё согласна. – Выход на работу и обманная заделка стен. – Атака безоружных под пулемётами. – Зона освоена, тюрьмы открыты. – Побег восьми тысяч в свободу.

Почему не стреляли и дальше. – Мятеж выбирает лозунги. – Комиссия и её отделы. – Соотношение с потайным центром. – Оборонное укрепление зоны. – Тайны Технического отдела. – Пикеты и пики. – Пуританский воздух мятежа. – Неузнаваемые воры. – Снабжение. – Генералы в зоне. Переговоры. – Роль Капитона Кузнецова. – Малолетки отказываются от свободы. – Служба безопасности, Глеб Слученков. – Благонамеренные против мятежа. – Тюрьма для экскурсий. – Экскурсия на рудник. – Неузнанные волнения там. – Агитационная война по радио. – Воздушные шары, змеи. – Газетные события тех дней. – Сочувствие чеченов. – Проломы для перебежчиков в лагерной стене. – Сытое начальство фотографирует оборону несчастных. – А перебежчиков всё нет. – Атмосфера переплава. – Надежды зэков. – Молодожёны. – Верующие. – Приободренья на митингах. – Томительное нереальное время. – Обман 24 июня. – Подавление на рассвете 25-го. Ракеты, самолёты, танки, автоматчики. – «Трибунал Военных преступлений» и «Правда». – Потери Кенгира сравнительно с 9 января 1905 и Ленским расстрелом. – Расправа над уцелевшими. – И потекла обыденная жизнь. – Памятник Долгорукому.

Но в падении Берии была для Особлагов и другая сторона: оно обнадёжило и тем сбило, смутило, ослабило каторгу. Зазеленели надежды на скорые перемены – и отпала у каторжан охота гоняться за стукачами, садиться за них в тюрьму, бастовать, бунтовать. Злость прошла. Всё и без того, кажется, шло к лучшему, надо было только подождать.

И ещё такая сторона: погоны с голубой окаёмкой (но без авиационной птички), до сей поры самые почётные, самые несомненные во всех Вооружённых Силах, – вдруг понесли на себе как бы печать порока, и не только в глазах заключённых или их родственников (шут бы с ними) – но не в глазах ли и правительства?

В том роковом 1953 году с офицеров МВД сняли вторую зарплату («за звёздочки»), то есть они стали получать только один оклад со стажными и полярными надбавками, ну и премиальные конечно. Это был большой удар по карману, но ещё больший по будущему: значит, мы становимся не нужны?

Именно из-за того, что пал Берия, охранное министерство должно было срочно и въявь доказать свою преданность и нужность. Но как?

Те мятежи, которые до сих пор казались охранникам угрозой, теперь замерцали спасением: побольше бы волнений, безпорядков, чтоб надо было принимать меры. И не будет сокращения ни штатов, ни зарплат.

Меньше чем за год несколько раз кенгирский конвой стрелял по невинным. Шёл случай за случаем; и не могло это быть непреднамеренным [59] .

Застрелили ту девушку Лиду с растворомешалки, которая повесила чулки сушить на предзоннике.

Подстрелили старого китайца – в Кенгире не помнили его имени, по-русски китаец почти не говорил, все знали его переваливающуюся фигуру – с трубкой в зубах и лицо старого лешего. Конвоир подозвал его к вышке, бросил пачку махорки у самого предзонника, а когда китаец потянулся взять – выстрелил, ранил.

59

Очевидно, такое же ускорение событиям придало лагерное руководство и в других местах, например в Норильске.

Такой же случай, но конвоир с вышки бросил патроны, велел заключённому собрать и застрелил его.

Затем известный случай стрельбы разрывными пулями по колонне, пришедшей с Обогатительной фабрики, когда вынесли 16 раненых. (А ещё десятка два скрыли свои лёгкие ранения от регистрации и возможного наказания.)

Тут зэки не смолчали – повторилась история Экибастуза: 3-й лагпункт Кенгира три дня не выходил на работу (но еду принимал), требуя судить виновных.

Приехала комиссия и уговорила, что виновных будут судить (как будто зэков позовут на суд и они проверят!..). Вышли на работу.

Но в феврале 1954 года на Деревообделочном застрелили ещё одного – евангелиста, как запомнил весь Кенгир (кажется: Александр Сысоев). Этот человек отсидел из своей десятки 9 лет и 9 месяцев. Работа его была – обмазывать сварочные электроды, он делал это в будке, стоящей близ предзонника. Он вышел оправиться близ будки – и при этом был застрелен с вышки. С вахты поспешно прибежали конвоиры и стали подтаскивать убитого к предзоннику, как если б он его нарушил. Зэки не выдержали, схватили кирки, лопаты и отогнали убийц от убитого. (Всё это время близ зоны Деревообделочного стояла оседланная лошадь оперуполномоченного Беляева-«Бородавки», названного так за бородавку на левой щеке. Капитан Беляев был энергичный садист, и вполне в его духе было подстроить всё это убийство.)

Всё в зоне заволновалось. Заключённые сказали, что убитого понесут на лагпункт на плечах. Офицеры лагеря не разрешили. «За что убили?» – кричали им. Объяснение у хозяев уже было готово: виноват убитый сам – он первый стал бросать камнями в вышку. (Успели ли они прочесть хоть личную карточку убитого? – что ему три месяца осталось и что он евангелист?..)

Возвращение в зону было мрачно и напоминало, что идёт не о шутках. Там и сям в снегу лежали пулемётчики, готовые к стрельбе (уже кенгирцам известно было, что – слишком готовые…). Пулемётчики дежурили и на крышах конвойного городка.

Это было опять всё на том же 3-м лагпункте, который знал уже 16 раненых за один раз. И хотя нынче был всего только один убитый, но наросло чувство незащищённости, обречённости, безвыходности: вот и год уже почти прошёл после смерти Сталина, а псы его не изменились. И не изменилось вообще ничто.

Вечером после ужина сделано было так. В секции вдруг выключался свет, и от входной двери кто-то невидимый говорил: «Братцы! До каких пор будем строить, а взамен получать пули? Завтра на работу не выходим!» И так секция за секцией, барак за бараком.