Архипелаг

— Я не умер, как видишь. Мы оба хорошо себя чувствуем.

— Я никогда тебе этого не прощу.

— Понимаю.

— Не могу поверить, что можно вот так просто взять и… уплыть в этом старом корыте. Мы не стали звонить в полицию, хотя могли бы! Могли объявить тебя в розыск! Тебя вообще стоит арестовать за то, что ты без спроса увез Оушен. Интерпол хорошо работает в Венесуэле. Но я послушала Клайва. Мы понимали, как тебе тяжело, ясное дело, мы все переживаем, как же иначе! Но я думала, ты хотя бы к Рождеству вернешься. В школе я сказала, что ты забрал Оушен навестить родственников в Майами.

— Хорошо. Говори что хочешь, мне все равно. Передай Клайву, что я в порядке. И маме скажи, что я скоро позвоню ей.

— Кстати, Одри тоже вне себя.

— Передай ей, что у меня все хорошо.

— Ты мог бы рассказать нам, пожаловаться. Мы помогли бы, что-нибудь придумали.

— А вместо этого я сам себе помог. Как Клэр?

— Клэр?

— Да, моя жена. Мать Оушен.

— Немного лучше.

— С ней можно поговорить?

— Нет. Гэвин, она не знает о вашем отъезде.

— Ну и хорошо.

— Когда ты собираешься вернуться?

— Пока не знаю.

— Клайв говорит, что на борту «Романи» живет призрак, что яхта проклята, полна привидений. И что поэтому ты совершил то же самое, что и тот старый шкипер.

— Что «то же самое»?

— Исчез.

— Что же, возможно, так и есть.

— Клайв говорит, на яхте лежит заклятие.

— Джеки, мне пора идти.

— Что? О нет, Гэвин, подожди, не вешай трубку, мы…

— Позаботься о моей жене.

— Она столько говорит о тебе…

— Пожалуйста, позаботься о ней.

Глава 12

ШОКОЛАДНЫЙ ГОРОД

Двадцать седьмое декабря, а дождь все не стихает, настойчиво роняет легкие, редкие капли, пускает пузыри на лазурной поверхности моря. От соленого тумана все стало скользким, как будто намазано маслом. Уже два дня они не покидают яхту: готовят еду, играют в настольные игры, поют песни — в результате кают-компания превратилась в настоящий свинарник. Пол заляпан томатным соусом, растекшимся сыром, размокшими кукурузными хлопьями. На столе потеки сахарной пудры, спальники липкие — Гэвин подозревает, что Оушен потихоньку таскает в постель бутерброды с сахаром. У них не осталось ни чистой одежды, ни чистого постельного белья; иногда ему хочется собрать все их имущество в большой тюк и выбросить на помойку, вместо того чтобы тащить такую тяжесть в соседний Ландромат. Он задумчиво осматривает окружающую грязь, помешивая свой кофе, и тут слышит женский голос:

— Хэлло, есть кто-нибудь дома?

— Ой, папа, там какая-то тетя, — испуганно говорит Оушен.

— Мистер Уилд, вы на борту? Хэлло!

Гэвин тоже вздрагивает от испуга — целый месяц никто не называл его «мистер Уилд». Он приоткрывает дверь, вглядывается во влажный туман. На причале стоит женщина — небольшого роста, загорелая, с короткими светлыми волосами, в плаще и с гитарой за спиной.

— Хэлло! — кричит он в ответ. — Я Гэвин Уилд.

— Я пришла по объявлению. К вам в команду.

— Что-что? — Он выходит в кокпит. — Не понимаю, вы о чем?

— Вы еще ищете человека в команду?

— В команду? — Только сейчас он вспоминает про объявление. Конечно ищет, но мужчину… маленького морячка с мускулистыми руками, способного в одиночку поднять парус, метнуть в кита гарпун. Никак не блондинку. — Э-э-э, вообще-то, да, ищу.

— Я прочитала ваше объявление. Я бы хотела пойти с вами.

— О!

— У меня есть удостоверение капитана. Получила его в Швеции.

— Удостоверение?

— Всё есть: справки, диплом Морского колледжа. Я шкипер с большим стажем.

Маленькая блондинка улыбается. На вид ей лет двадцать пять. Он хочет сразу же отказаться, ведь он ищет не женщину.

— Давайте лучше встретимся на берегу. К нам на борт пока заходить нельзя, у нас не убрано. В «Тако Белл» минут через десять, вас устроит?

— О’кей. — Она поворачивается и идет по причалу в сторону берега.

Он смотрит на висящую на спине гитару, на крепкие точеные икры. Боже. Затем поворачивается к дочери:

— Оушен, быстро одевайся, мы будем завтракать на берегу.

Убранство «Тако Белл» состоит из полированного тика и фиолетового пластика. По стенам еще развешаны мигающие рождественские гирлянды, красные шарики, звезды. Они встают в очередь, заказывают мексиканские пиццы — чалупы, мягкие лепешки, апельсиновый сок, кофе.

Молодая женщина уже сидит за столиком, цедит черный кофе. Он садится напротив, Оушен — рядом с ним. Сюзи, понимая, что сейчас произойдет важный разговор, внимательно следит за их собеседницей.

Девушка улыбается.

Гэвин и Оушен открыто рассматривают ее.

— Меня зовут Фиби, — говорит она спокойно, естественно, — Фиби Вульф.

Глаза у нее большие, голубые, ясные, чуть раскошены к вискам. Загар золотистого оттенка, светлые волосы убраны назад, губы розовые, пухлые. Изящная, сильная, стремительная, как молодая дельфиниха. Она повесила плащ на спинку стула, и сейчас на ней только сильно поношенная черная жилетка. Обе руки покрыты татуировками. На одной изгибающаяся синяя рыба-молот тянется от плеча к локтю, на другой причудливым шрифтом выбито странное слово: «Далше!»^[7].

Опасаясь реакции Оушен — она может или истечь восторгом, как перед Мадонной в стеклянном ящике, или разразиться речью о мамочке, — он переводит взгляд на дочь: поразительно, как она похожа на эту женщину!

— Я — Гэвин, — говорит он, — а это моя дочь Оушен. И наша собака Сюзи.

Фиби улыбается Оушен:

— Привет!

Оушен смотрит на нее не мигая, не в силах открыть рот.

Гэвин вдруг осознает, что его уже не тянет признаваться первому встреченному им взрослому человеку в своем поступке, не тянет рассказывать о побеге, исповедоваться, жаловаться. Наверное, телефонный разговор с тещей расставил все точки над i. Теперь они уже не беглецы, ведь родственники знают об их планах. Конечно, он потерял работу, да и выглядят они с Оушен как дикари, но зато они гораздо спокойнее, больше не паникуют из-за дождя. Они сменили статус, стали обычными путешественниками, как тысячи других.

— Мы собираемся идти на Галапагос через Панамский канал, — говорит он.

И только когда слова вылетают изо рта, Гэвин понимает, что сию минуту сделал первый реальный шаг к осуществлению своей мечты. До этого момента мечта витала над ним как зыбкий, невесомый сон, а сейчас оформилась, проявилась в словах. Он ведь даже Оушен не рассказывал о Галапагосе.

— Я знаю, что переход от Арубы до Картахены крайне тяжел, — продолжает он, — займет не меньше трех дней. Мне одному не справиться.