Архипелаг

Пуэрто-Айора превратился в призрак, там не осталось ни одного человека. Гэвин оставляет багаж под присмотром хозяина местной гостиницы, берет Оушен за руку и ведет по дороге подальше от толпы. Коллективная паника может еще больше напугать ребенка, а ему хочется отвлечь дочку. Они бредут по дороге под низким, набрякшим небом. Очень жарко; кажется, воздух искрит статическим электричеством. Печаль, которая не покидала его весь этот год, снова скребется в сердце. Да, он пытался сбежать, забыть прошлое, но от себя не убежишь! И теперь новая волна, еще больше прежней, мчится сюда с холодных берегов Японии.

Они заворачивают за изгиб дороги: здесь не видно туристов, на ветвях деревьев восседают белые цапли, а среди корней лежат огромные, иссохшие от времени, морщинистые панцири двухсотлетних галапагосских черепах, нежащихся в тени. Вскоре они подходят ко входу в заповедник. У ворот никого нет, сувенирный ларек закрыт, за ним тянется ряд туалетов, помещение с целой коллекцией резиновых сапог. Куда же подевались работники?

— Алло! — кричит он, сложив руки рупором.

В ответ тишина: наверное, все сбежали помогать своим семьям, друзьям, родным.

Гэвин оглядывается: они попали в настоящий черепаший парк! Большое объявление на входе гласит, что в заповеднике обитает около пятисот черепах. Без провожатого здесь ходить запрещено. Правда, Оушен так расстроена, что заявила, что не собирается на экскурсию. Гэвин заходит за прилавок, берет две бутылки воды, оставляет мелочь на столике. Потом выбирает две пары сапог, протягивает одну Оушен:

— Мы идем гулять, дочка.

Она не слушает его.

— Сюда идет волна, папа! — Только это она и может сказать.

Вместо ответа Гэвин подхватывает Оушен, на руках несет ее по хлюпающему под ногами болоту. А, вот и черепахи: эти доисторические создания, нагруженные горбатыми серо-черными овальными панцирями, бродят, путаясь в высокой траве, полуслепые, коротконогие… Куда они идут? Что ищут? Однако вид у них весьма целеустремленный: кого-то привлекает молодая травка, кого-то — опавшие листья. Под каждым деревом устроилось по одному-два панциря, панцири копошатся в зарослях, гуляют по тропе. Они похожи на студентов Оксфорда, вышагивающих по кампусу во время сессии, погрузившись в свои конспекты.

Гэвин и Оушен садятся у заросшего пруда с ярко-зеленой, покрытой ряской водой. В нем тоже качаются три панциря — черепахи принимают ванну. Усевшись под деревом, отец и дочь оглядываются по сторонам и тут замечают самую огромную черепаху в мире — она лежит под кустом, подогнув под себя лапы и положив голову на землю. Она выглядит страшно усталой — еще бы, таскать на себе целый дом! — обиженной и разочарованной, как будто жизнь ее порядком достала. Похоже, ей даже лень дойти до воды. Черепаха, не мигая, смотрит на них. А они смотрят на нее.

— О чем она думает, папа?

— Скорее всего, ни о чем, просто отдыхает.

— Это она?

— Да, полагаю, это женщина-черепаха. А тебе как кажется?

— Наверное. Она так же устала, как моя мама?

— Нет, она просто очень старая. И очень тяжелая.

— Папа, а почему Бог создает безумных тварей?

— Каких еще «безумных тварей», ду-ду?

— Ну, летающих рыб или белого кита. Или эту черепаху, ведь ей даже с места не сдвинуться.

— Не знаю, детка. Возможно, Бог примерял животным разные фасоны одежды, и у Него не всегда выходило хорошо.

— Но мы же на самом деле видели белого кита, да, папа?

— Конечно.

— Я расскажу моим друзьям, когда мы вернемся на Тринидад.

— И я расскажу.

— А они нам поверят?

— Кто его знает, может, и не поверят. Люди охотно верят в сказочных животных, в черных лебедей, гигантских черепах, но иные звери выглядят уж слишком сказочно: как будто сошли со страниц книги. Единороги, белые киты… Трудно поверить, что они существуют.

— А мы видели белого кита! Правда, видели! Своими собственными глазами! Я люблю того белого кита, папа.

— Я тоже.

— Он был нашим другом, он утешил нас, когда умерла Сюзи. Он пытался нас развеселить.

— Ты права.

— А теперь нас утешает эта большущая черепаха.

Гэвин усмехается. Черепаха вовсе не выглядит так, будто хочет их утешить. Скорее наоборот — сама еле дышит, до смерти устала носить на спине свой панцырь.

— Папа, можно, мы поедем домой?

— Да, любовь моя.

— Я боюсь волны, папочка.

— Я тоже.

— Она что, весь город разрушит?

— Не знаю, возможно.

— Это та волна, что забрала малютку Алекса?

— Нет, другая.

— Еще одна?

— Да, ду-ду, еще одна волна. Большие волны появляются довольно часто. Например, когда долго стоит жара или, наоборот, холодно и идет сильный дождь. Ведь они — часть природы.

— А волна не погубит белого кита?

— Нет, что ты! Он просто поднырнет под нее. Он же умеет дышать под водой. Не волнуйся, с ним все будет хорошо.

В ее глазах стоят слезы непонимания. Они блестят, добавляя прелести детскому личику.

Долго сидят они под деревом, окруженные медленно бредущими мимо черепахами, ожидая, когда океанская волна прокатит дальше. А через час замечают, что их гигантская соседка исчезла: видно, потихоньку уползла в густую зеленую траву.

Глава 24

КАРНАВАЛ

Они возвращаются в Пуэрто-Айора к вечеру. К счастью, серьезных разрушений в городе нет, только два прибрежных отеля пострадали: тот, что был расположен в бухте на скалах, волна разнесла в щепки. К счастью, жертв нет. На берегу толпятся зеваки, но ему неохота смотреть на разоренную гостиницу. Вода залила улицы и площади, но больше ничего не разрушила — не то что в Сендае. Даже все животные спаслись! Да и яхты на месте, ни одна не пропала, кроме «Романи», конечно. Где-то теперь его подружка? Еще гуляет на свободе или уже обрела нового владельца? Волна должна была отнести яхту на восток, в сторону побережья Эквадора, скорее всего, ее найдут рыбаки или сотрудники береговой охраны.

На улице Чарльза Дарвина уже открываются рестораны. Они идут от одного ресторана к другому, ищут телефон. Наконец один из барменов разрешает ему использовать служебный аппарат. Руки Гэвина сразу наливаются свинцом, но он все-таки набирает номер Джеки. Это его последняя попытка. Он шепчет себе под нос:

— Все хорошо, что бы ни случилось, все будет хорошо.

Оушен молча стоит рядом. Из кухни раздается шипение масла, доносится запах жареной рыбы. Телефон звонит один раз, другой. Третий.