Архив

Мы сидим в саду, и я ему все выкладываю. И пустяки, и страшные вещи. Он слушает, хмурится и не перебивает, только изредка вставляя восклицания типа «Ого!», «Ой!» или «Да ладно!».

И когда настает его черед говорить, он произносит только одно:

— Почему ты сразу мне все не рассказала?

Я собираюсь сказать ему о приказе Роланда, но это — полуправда, и я снова пытаюсь быть честной:

— Я пыталась убежать.

— От чего?

— Не знаю. От Архива. От такой жизни. От всего этого. От Бена. От себя.

— Да что с тобой? — спрашивает он. — А ведь ты мне так нравишься! — И спустя мгновение добавляет: — Поверить не могу, что меня сделал какой-то субтильный тип с белыми волосами и тесаком под мышкой.

Я смеюсь, стараясь не обращать внимания на боль. Оно того стоит.

— Это был очень большой тесак.

Некоторое время мы молчим. Уэс первым решается заговорить:

— Эй!

— Что?

— Ты сможешь когда-нибудь оправиться от этого?

Я закрываю глаза:

— Не знаю, Уэс. Все так болит. Не знаю, как избавиться от этой боли. Болит, когда дышу. Болит, когда пытаюсь думать. Я чувствую, что тону, и по своей собственной вине. Я не знаю, как все это пережить. Не знаю, смогу ли оправиться. Не знаю, заслуживаю ли того, чтобы оправиться.

Уэсли прижимается ко мне плечом.

— Мы — команда, Мак, — говорит он. — Мы это преодолеем.

— Какую часть «этого»? — спрашиваю я.

Он улыбается:

— Все без исключения.

И я улыбаюсь в ответ, искренне желая, чтобы он не ошибся.