Архивных сведений не имеется

– От вас, ротмистр, ничего не скроешь. Пришла пора походная…

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что уже сказал, – Деревянов пренебрежительно смотрел на ротмистра. – И мы расстаемся без горечи и сожалений – или как там поется в романсе?

– Вы меня… оставляете?

– Экий вы непонятливый человек, ротмистр. Разумеется.

– Но ведь я без вашей помощи погибну…

– Мне-то какое дело до этого? Я к вам в сиделки не нанимался. Сами понимаете, что сестра милосердия из меня никудышная.

– Это подло, господин поручик!

– А мне чихать на мораль! – Деревянов побледнел от ярости. – Моралист выискался. Интересно, как ваше благородие поступили бы на моем месте? Сильно сомневаюсь, что по-иному. Уж мне известны ваши принципы. Вспомните Бирюлева. – Кукольников почувствовал, как волна холодной ненависти уколола сердце острыми льдинками, поднялась к горлу. Крепко стиснув зубы, он твердил про себя: "Успокойся, еще не время…" И, придав лицу выражение покорности неминуемому, он, запинаясь, тихо спросил:

– Простите, а как… Кгм… Моя доля… в добыче? Деревянов, который ожидал чего угодно – брани, угроз, наконец попытки пустить в ход оружие, которое было под рукой у ротмистра – и следил за ним с интересом естествоиспытателя, который проводит необычный и опасный эксперимент с подопытным хищником, сначала опешил, а потом, недоверчиво всматриваясь в бледное с желтизной лицо Кукольникова, потому что в покорность бывшего жандарма поверить не мог при всем своем желании, ответил небрежно, криво осклабившись: – О какой доле может идти речь? Помилуй бог… Зачем вам золото, ротмистр? Если выздоровеете, у вас будет время намыть необходимое количество. Там, – показал в сторону золотоносной дайки, – хватит вам с лихвой. Ну а если не повезет, вы понимаете, о чем я говорю, то в том мире вас ждут райские кущи, – хохотнул довольно, – где этот презренный металл и вовсе ни к чему. Если только вам по привычке не захочется совратить какого-нибудь ангела, сделав его своим платным осведомителем.

– Ладно… – ротмистр бессильно откинулся на постель, тяжело вздохнув. – В моем положении спорить не приходится… Ваша взяла, поручик…

– Вот и добро, – успокоился Деревянов при виде жалкого состояния ротмистра. – Харчишек мы вам оставим… – и, обернувшись спиной к полатям, шагнул в сторону хижины.

– Деревянов! – неожиданно резкий и сильный голос дородного Кукольникова пригвоздил поручика к земле.

Взглянув на ротмистра, Деревянов едва не потерял равновесие: Кукольников стоял в трех-четырех шагах от него, широко расставив ноги, по-прежнему уверенный в себе и с виду невозмутимый; только лицо его, исхудалое донельзя, напоминало череп обезьяны, туго обтянутый хорошо выделанной тонкой кожей, в котором на месте пустых глазниц бушевало холодное коричневое пламя.

Деревянов не отличался медлительностью: заметив в руках у ротмистра пистолет, он вряд ли успел понять, как искусно разыграл его бывший жандарм, но за рукоять нагана схватился молниеносно. И все же опоздал – глухие хлопки выстрелов раздались на поляне, и Деревянов, как-то боком, неловко, упал, беззвучно зевая широко открытым ртом.

Кукольников подошел к нему, носком сапога повернул голову поручика на бок, с холодным безразличием посмотрел в еще открытые глаза.

– Ну-с… – бросил коротко, заметив, что поручик силится заговорить.

– Я тебя… спас… – в груди Деревянова хрипело. – Жандарм… гнида… Надо было… пожалел, дура-аа-а… – голова поручика дернулась, и он затих.

А возле костра стоял обеспамятевший с испугу Христо-ня и, дрожа всем телом, мелко-мелко крестился…

16

Коренастый мужчина в потертом кожаном пальто вышел из вагона злектрички на перрон Рижского вокзала и неторопливо зашагал к выходу на привокзальную площадь. Его изъеденное мелкими оспинками лицо хмурилось, глубоко посаженные глаза беспокойно шныряли по толпе.

Не останавливаясь, он прошел мимо стоянки такси, где бурлили страсти вокруг единственного таксомотора, подошел к киоску, купил пачку "Беломорканала", все так же осторожно посматривая по сторонам, раскурил папиросу и, глубоко затянувшись несколько раз, на ходу вскочил в отъезжающий троллейбус. На четвертой остановке вышел, некоторое время плутал по улицам и переулкам, затем долго стоял в ожидании свободного такси, но притормозил только третью по счету "Волгу" с зеленым огоньком. Расплатился с водителем щедро и долго дожидался, пока таксомотор потерялся из виду.

Шел через проходные дворы, легко и бесшумно ступая, несмотря на свои немолодые годы; иногда таился в подворотнях, внимательно вслушиваясь в вечернюю московскую разноголосицу и пристально всматриваясь в голубовато-серые сумерки.

К дому с красивой ажурной ковки калиткой он подошел уже в одиннадцатом часу вечера. Пустынный переулок не вызвал никаких подозрений, и мужчина в кожаном пальто, вынув из кармана связку ключей, вставил один из них в замочную скважину калитки.

Свет в доме был потушен. Внимательно осмотрев дверь, мужчина решительно шагнул на крыльцо, отомкнул входную дверь и прошел в комнаты. Легкий щелчок – и оранжевый плафон в прихожей осветил обитые вощеными деревянными рейками стены.

– Ян! Ты спишь?

Хрипловатый басок мужчины потревожил сонную тишину комнат, в спальне скрипнули диванные пружины, и через полминуты на пороге прихожей появился взъерошенный старик. Подслеповато щурясь, он с испугом уставился на пришельца.

– В-вы, в-вы.., как? В-вы… кто?.. – заикаясь, выдавил он и принялся дрожащими старческими руками застегивать пуговицы пижамы.

Пораженный не менее чем старик, мужчина быстро сунул руку за пазуху и отступил к двери. Некоторое время он пристально вглядывался в старика, который никак не мог справиться с непослушными пуговицами, затем, видимо, приняв какое-то решение, вынул руку из-за обшлага пальто и, широко улыбнувшись, сказал:

– Извините, пожалуйста, за мое неожиданное вторжение. И объясните, куда девался хозяин этого дома? Я, знаете ли, из отпуска приехал. Квартировал здесь, ну и, естественно, есть у меня второй комплект ключей.

– Уф-ф… – старик бессильно прислонился к дверному косяку. – Напугали вы меня… Сейчас… Я сейчас… – и он скрылся в глубине дома.

Мужчина тут же последовал за ним, но, увидев в приоткрытую дверь, как старик отсчитывает валериановые капли в фужер с водой, успокоился: неторопливо расстегнул пуговицы пальто, снял его, повесил на вешалку и прошел в гостиную.

– Все… – старик держался рукой за сердце. – Пошаливает… Старость.

– Еще раз прошу меня простить. Виноват, не знал…

– Ах, бога ради, чего уж там… Да вы проходите, проходите. Садитесь. Небось с дороги, проголодались? Вижу, вижу, что так оно и есть. Сейчас мы тут организуем кое-что… Хмурый Володин протянул Савину листок.

– Проморгали… У-у… – постучал себя кулаком по лбу. – Можно было ожидать нечто подобное. Даже не можно – должно…

– В чем дело?

– А ты читай…

Савин торопливо пробежал глазами заключение судмедэксперта и недоумевающе уставился на коллегу.