Архивы Дрездена: Гроза из преисподней

– Скажем так, я плачу вам по стандартному тарифу. Это выходит тысяча четыреста в день.

– Вообще-то, тысяча двести, – поправил я его.

Он отозвался на эти слова ослепительной улыбкой.

– Честные партнеры – большая редкость. Настоящее сокровище. Значит, тысяча двести в день. Скажем так, я плачу вам за две рабочих недели, мистер Дрезден, и вы некоторое время отдыхаете. Сходите в кино, отоспитесь немного, ну, все такое.

Я внимательно смотрел на него.

– И за тысячу с лишним долларов в день вы хотите, чтобы я…

– Ничего не делали, мистер Дрезден, – улыбнулся Марконе. – Совершенно ничего. Расслабьтесь и вытяните ноги. И держитесь подальше от детектива Мёрфи.

Так-так. Марконе не хотел, чтобы я совал нос в убийство Томми Томма. Занятно. Я отвернулся к окну и прищурился, словно обдумывая его предложение.

– Деньги у меня с собой, – продолжал Марконе. – Расчет наличными на месте. Я верю, что вы со своей стороны тоже выполните обязательства. Вас весьма уважают за деловую честность.

– Мм… Право, не знаю, Джон. Видите ли, я сейчас несколько занят, чтобы принимать деньги за новые поручения. – машина уже почти доехала до здания, в котором находился мой офис. Дверь машины никто вроде не блокировал. Ремнем безопасности я тоже не пристегивался – на случай, если придется распахивать дверь и выпрыгивать. Видите, насколько я предусмотрителен? Вот что значит интеллект чародея – ну и паранойя тоже.

Улыбка Марконе померкла. Теперь его лицо выражало искреннее участие.

– Мистер Дрезден, мне очень хотелось бы установить с вами взаимовыгодные деловые отношения. Если дело в деньгах, я могу предложить вам больше. Скажем, удвоить ваш обычный тариф. – он сидел вполоборота ко мне, покачивая ладонями перед собой. Бог мой, я все ждал, что он вот-вот скажет мне выходить на поле и выиграть подачу. Он снова улыбнулся. – Как вам это на слух?

– Дело не в деньгах, Джон, – вздохнул я и как бы невзначай заглянул ему в глаза. – Просто я сомневаюсь, что это сработает.

К моему удивлению, он не отвел взгляда.

Те, кто имеет дело с магией, привыкают видеть мир немного не так, как все остальные. Ты обретаешь немыслимые ранее перспективы, образ мышления, о котором даже не подозревал бы без доступа к тому, что видит и слышит волшебник.

Вот и глядя кому-то в глаза, ты тоже видишь их вот так, по-другому. И на это мгновение те, другие глаза видят тебя точно так же. Мы с Марконе смотрели друг на друга.

За этой его непринужденной улыбкой и отеческими манерами таился солдат, воин. Он собирался добиться того, что хочет, и собирался добиться этого наиболее эффективным из всех возможных способов. Он был человеком преданным – преданным своим целям, преданным своим людям. Он не допускал, чтобы действиями его руководил страх. Он зарабатывал на жизнь человеческими страданиями: продавая наркотики, плоть и краденое добро, но старался свести эти страдания к минимуму. Не по доброте, но просто потому, что так было выгоднее для его бизнеса. Смерть Томми Томма привела его в ярость – холодную, деловую ярость – за то, что в принадлежавшие ему по праву владения вторглись так бесцеремонно. Он намеревался найти ответственных за это вторжение и разобраться с ними по-своему – и он не желал, чтобы в это вмешивалась полиция. Ему приходилось убивать раньше, и он знал, что придется в будущем, и это был для него всего лишь способ ведения дел, что-то вроде платы за покупки у кассы. Все внутри Джентльмена Джонни Марконе было сухо и прохладно. Все, кроме одного укромного уголка. Там, сокрытый от повседневных мыслей, таился какой-то тайный позор. Я не мог разглядеть, какой именно. Но я видел, что там, где-то в далеком прошлом, имелось что-то такое и что он отдал бы все на свете, чтобы этого не было, пролил бы сколько угодно крови, только бы стереть это. И именно из этого темного уголка его памяти черпал он свою решимость, свою силу.

Таким я увидел его, заглянув ему в душу, сквозь все его барьеры и маски. И где-то на подсознательном уровне я знал: он понимал, что я увижу, если посмотрю. Он сознательно встретил мой взгляд, зная, что выдаст мне. Этим и объяснялось его желание встретиться со мной наедине. Он хотел заглянуть мне в душу. Он хотел посмотреть, что я за человек.

Когда я смотрю кому-то в глаза, в душу, в самую сокровенную суть, этот кто-то тоже видит мои – то, что я делаю, то, что собираюсь сделать, то, что могу сделать. Большинство тех, с кем я встречаюсь взглядом, имеют, мягко говоря, бледный вид. Одна дамочка, помнится, даже хлопнулась в обморок. Не знаю, чего уж они такого увидели там, в моей душе: я и сам остерегаюсь туда заглядывать.

Джон Марконе не был похож на остальных, которым довелось заглянуть мне в душу. Он даже не моргнул. Он просто смотрел, впитывая увиденное, а спустя секунду или две кивнул, словно поняв что-то. У меня осталось неприятное ощущение, что он меня надул. Что он узнал обо мне больше, чем я о нем. Первое, что я испытал, была злость – злость на то, что мною манипулировали, что он вообще посмел лезть мне в душу.

А всего секунду спустя я уже боялся этого человека. Боялся до смерти. Я заглянул ему в душу, и она оказалась твердой и пустой, как холодильник из нержавейки. Этого более чем хватало, чтобы выбить меня из колеи. Он был силен, свиреп и беспощаден, хоть и не жесток. Он обладал душой тигра.

– Что ж, ладно, – мягко произнес он как ни в чем не бывало. – Не буду пытаться навязывать вам мое предложение, мистер Дрезден. – Машина сбавила ход, и Хендрикс остановил ее перед моим подъездом. – Но вы не будете возражать, если я дам вам один совет? – отеческие нотки испарились куда-то из его голоса, и теперь тот звучал просто спокойно-терпеливо.

– Если вы не попросите за это денег. – Благодарение богу за избитые клише. Я был слишком перепуган, чтобы придумывать разумный ответ.

Марконе почти улыбнулся:

– Мне кажется, вам будет гораздо приятнее, если вы сляжете на несколько дней с простудой. Видите ли, дело, подумать над которым просила вас детектив Мёрфи, не стоит вытаскивать на свет. Вам не понравится то, что вы увидите. И потом, оно лежит по мою сторону забора. Позвольте, я сам разберусь с ним, не беспокоя при этом вас.

– Вы мне угрожаете? – спросил я его. Сам я так не считал, но не хотел, чтобы он видел это. Еще бы мой голос не дрожал так…

– Нет, – невозмутимо ответил он. – Я слишком уважаю вас, чтобы опускаться до такого. Говорят, мистер Дрезден, что вы не подделка. Настоящий маг.

– Говорят еще, что я чокнутый.

– Я весьма разборчив в выборе тех, кто и что говорит, – сказал Марконе. – Подумайте о том, что я сказал, мистер Дрезден, ладно? Я не думаю, что нам с вами стоит часто пересекаться по рабочим вопросам. Я бы во всяком случае постарался не превращать вас во врага из-за этого.

Я стиснул зубы, борясь со страхом.

– Вам не стоит превращать меня во врага, Марконе. Это было бы просто неумно. Вовсе неумно.

Он лениво, расслабленно прищурился на меня. Теперь-то он мог не бояться встретиться со мной взглядом. Такого больше не повторится.

– Право же, вам стоило бы держаться вежливее, мистер Дрезден, – заметил он. – Так полезнее для бизнеса.

Я оставил это замечание без ответа: я просто не нашел такого, чтобы он не прозвучал напуганно или безрассудно-грубо.

– Если вдруг потеряете ключи от машины, – сказал я вместо этого, – не стесняйтесь, звоните. Только не пытайтесь больше предлагать мне денег или запугивать. Спасибо за то, что подбросили.

Все с тем же выражением лица он смотрел, как я выбираюсь из машины и захлопываю за собой дверцу. Хендрикс тронул «кадиллак» с места и вырулил обратно на проезжую часть, бросив мне на прощание еще один угрожающий взгляд. Черт, мне и раньше приходилось заглядывать людям в душу. Такое не забывается. Но ни разу еще мне не доводилось сталкиваться с кем-то вроде этого, столь спокойным и контролирующим себя, – даже другие практикующие маги, с которыми я встречался взглядом, выглядели совсем иначе. Никто из них не воспринимал меня как столбик цифр, которые стоит сохранить для дальнейшего анализа.

Я сунул руки в карманы плаща: ветер пронизывал до костей. Черт, напомнил я себе, я же чародей, имеющий дело с настоящей магией. Я не боюсь больших парней в больших машинах. Меня не запугать трупами, жизнь которых оборвана магией такой силы, что мне и не снилась. Нет, правда. Честно.

Но дрожь при воспоминании об этих глазах долларового цвета, за которыми хоронилась холодная, почти бесстрастная душа, пробирала меня всю дорогу вверх по лестнице. Я вел себя глупо. Он поразил меня, и внезапная интимность этого заглядывания в душу застала меня врасплох и напугала. И все это, вместе взятое, заставило меня растеряться, угрожая ему, как перепуганный школьник. Марконе был хищником. Он буквально чуял мой запах. И если он решит, что я слабак, я не сомневался, его участливая улыбка и отеческое обращение исчезнут с той же легкостью, с какой появились.