Архон
Шрифт:
Для погребов Архона.
Да, с горечью подумала Мирани, поднимаясь по широкой мраморной лестнице. Аргелин сумел расправиться со своими врагами. Просто дал им то, чего они хотели. Исполнил заветные мечты.
Кроме нее. Он не знал, чего она хочет.
«Знать — это дано только Богу».
На четвертой ступеньке она остановилась.
— Где ты?
«В комнате-джунглях, Мирани».
По левую руку высилась большая дверь, окованная бронзой и украшенная изображением
Эта комната превратилась в лес: полы были устланы дерном, к потолку вздымались высокие деревья, увитые лианами и утыканные искусственными ветвями. Через распахнутые окна впархивали бабочки, привлеченные нектаром экзотических цветов; среди крон, чирикая, сновали стайки крохотных ярких птичек. По ветвям скакали обезьяны всех пород — большие бабуины и мелкие серые мартышки с малышами, цепляющимися за материнский живот; длиннохвостые лемуры раскачивались на ветках и с визгом и шелестом кувыркались в листве. С ними резвился и Алексос — он висел вверх тормашками, уцепившись коленями за ветку, и кормил кусочками яблока шимпанзе величиной с него самого.
— Мирани!
— Боже мой, Алексос! — воскликнула девушка. — Ты же упадешь!
— Не упаду. У меня ловко получается. Смотри, как мы с Эно умеем! — Он раскачался, и ему на спину, вереща, вскочила маленькая коричневая обезьянка — его любимица. Мальчик соскользнул по веревке, опять повис на ветке, потом перекувырнулся и, взъерошенный и запыхавшийся, спрыгнул на густую траву рядом с Мирани. — Видела?
Он подрос. Щеки раскраснелись, в глазах блестело озорство, но его красота была красотой Бога. Поддавшись внезапно нахлынувшему отчаянию, Мирани опустилась на увядающую траву и обхватила руками колени.
— Он вернулся? Дал о себе знать?
— Нет. — Мальчик посмотрел на нее, и его радость поблекла. Он присел на корточки. — Я разослал слуг искать его повсюду.
— А в погребах смотрели?
— Туда мы заглянули в первую очередь. Два дня назад он был здесь, Мирани, и наигрывал на арфе печальные песни, те самые, которые он пел мне много лет назад, когда я еще не стал молодым. Потом мы играли в прятки, и тут что-то произошло, я никак не мог отыскать его. — Мальчик нахмурил брови. — Бедный Орфет. Это я виноват.
— Почему ты?
— Разве не понимаешь? Он исчез потому, что не мог больше складывать песни. От этого он загрустил. Я обещал ему, что, когда стану Архоном, мы отправимся в дальнее путешествие, туда, где рождаются песни. Но я забыл об этом, Мирани, потому что у меня стало очень много игрушек, и надо было участвовать в церемониях, лечить детей наложением рук, разъезжать в носилках и махать всем, кто приходил поприветствовать меня. Я позабыл о песнях. И боюсь, он один отправился их искать.
Мирани покачала головой.
— Он бы не ушел, не предупредив нас.
Архон внимательно всмотрелся в ее лицо.
— Ты думаешь, его похитил Аргелин?
— Орфет пытался убить Аргелина. Генерал давно установил слежку за дворцом. Если Орфет вышел за ворота, там его наверняка поджидала стража.
Испуганно умолкнув, оба смотрели, как два лемура с визгом дерутся
из-за абрикоса. Потом Алексос встал.— Мирани, тебе придется сделать кое-что еще. Сегодня ночью. Ты должна спуститься в Царство Теней и поговорить с моим братом.
— С Креоном?
— Я видел его во сне. Он стоял среди тьмы и держал в руках сферу, Сферу Тайн. Он сказал: «Брат, она ждет тебя. Пришли за ней».
Алексос взял девушку за руку — его пальцы были холодны.
— В моем сне, Мирани, нас со всех сторон окружали горы. Ледяные горы. Серебряные. А Сфера у него в руках росла и росла, пока не заполнила собой всю ночь. Тогда горы раскрылись и впустили ее. И на ней были письмена. Это была сама Луна!
— Чей, говоришь, это рог?
— Единорога. — Торговец вложил в руки Сетиса длинный витой предмет. — Это такое животное вроде лошади. Живет далеко на Западе. За краем земли.
Сетис повертел в руках диковинную вещицу.
— Если он живет за краем земли, то как ты это достал?
Купец подмигнул.
— Достал — значит, достал. Товары часто переходят из рук в руки. Смотри. Эти камушки называются «громовые стрелы». Держи такую в доме — и в него никогда не ударит молния. Их добывают из глубин земли.
Сетис выбрал себе один камушек. Небольшая закрученная раковина из камня, с зубчатыми краями.
— Сколько хочешь за нее? — поинтересовался он.
— Шестьдесят. За весь мешок.
— Сорок.
— Пятьдесят.
Сетис кивнул и, ловко орудуя стилем, вписал в свиток еще одну строчку.
— А рог единорога? Для чего он нужен?
— Лекарство. — Купец прислонился к обшивке своего корабля. Носовая фигура сирены нависала над каменистым пляжем. — Лекари и знахарки толкут его в порошок. Исцеляет любые хворобы. Ветры в животе, колики, язвы. И женщинам полезен. — Купец опять подмигнул. — Сам знаешь для чего.
Сетис не знал и сомневался, хочет ли знать. Но решил, что сумеет с выгодой перепродать диковинку, и кивнул.
— Это весь твой товар?
— Весь, писец. Разве что… — Купец оглянулся на рабов, убедился, что все они уже поднялись на борт, и склонился к Сетису, обдав его жарким дыханием. — Разве что тебе приглянется нечто особенное.
— Особенное?
— Редкая вещь. Драгоценная. Такие встречаются раз в жизни.
Сетис вздохнул. Этого и следовало ожидать. Самая большая невидаль всегда припасается напоследок.
— Кажется, догадываюсь. Яйцо феникса. Или нет, летающий гиппогриф. Или зубы дракона, из которых, если их посеять, вырастет целое войско.
Купец отступил на шаг. Его обветренное, дочерна загорелое лицо нахмурилось.
— Давай, писец, издевайся над бедным торговцем. Ты парень ученый. И в буквах разбираешься, и в цифрах. Но есть на свете вещи, о которых даже ты не знаешь. Дары самих богов.
Сетис кивнул с высокомерной улыбкой.
— Не сомневаюсь. И что же это такое?
Купец тщательно вытер руки о тунику. Потом поднял глаза: