Арифметика подлости

— Замужем?

Теперь она улыбалась еще фальшивее — у Гены мурашки по коже пробежали от ее взгляда.

— Ты бросил меня, Кеба. Кто же на мне теперь женится?

Неожиданно улыбка исчезла, и Ольга показалась настоящей:

— Да и не нужен мне никто. Мне один нужен был, но он женился на моей лучшей подруге. Меня предали оба — и любимый, и подруга. Я слышала, дочка у вас? Поздравляю.

— Спасибо.

Поздравила вроде искренне, но в голосе такая боль, что Кебе стало стыдно за их с Маринкой счастье. Они вместе, у них Светка, а Ольга — одна, всеми покинутая, неприкаянная.

Пытаясь сбросить оковы жалости, перевел разговор в нейтральное русло:

— А ты что тут, подопечные выступают?

— Ага. С охламонами своими. Так и живу. Но ты не думай — я довольна своей жизнью. Знаешь, оказывается, я люблю детей. Живу их интересами. Я их обожаю, они меня. А у вас как с Маринкой? Не жалеешь?

В ее глазах мелькнуло что-то такое, что у Кебы внутри снова все перевернулось. Будто надежда на то, что все еще можно исправить. Но ведь исправляют ошибки. А Маринка — совсем не ошибка. И сам он ничего не желает исправлять. Но с Ольгой он, похоже, поступил слишком жестоко. Столько лет прошло, а она все еще не оправилась от удара, бедняга. Да уж, ей тот урок слишком тяжело дался. Мужиков теперь, поди, на пушечный выстрел не подпускает.

— Нет, не жалею. У нас все нормально.

Ответил уверенно, но грустинка, промелькнувшая в голосе, от Оленьки не укрылась. Мало, что ли, часов в институте было отведено под психологию? Правда, институтские науки прошли тогда мимо нее, а вот на практике она неплохо поднаторела: мысли и чувства клиентов определяла не только по глазам, но и по малейшим движениям.

Эта грустинка дорогого стоит. Клиент практически созрел для дальнейшей обработки.

— Слушай, Ген, ты, случайно не на машине?

Вряд ли он на машину насобирал, но выглядит вполне импозантно. А вдруг? В машине ведь очень удобно заводить отношения. А уж возобновить старые — вообще раз плюнуть.

— На машине, а что?

— Обзавелся? Рада за тебя. У меня проблемка. Через два часа кровь из носу нужно быть на Окатовой, а я отсюда не смогу уйти, пока мальчишки мои не отстреляются. Боюсь опоздать. Не подкинешь по старой дружбе? Очень надо, я б иначе к тебе с такой просьбой не обратилась.

Не сомневалась — согласится. Куда он денется?

Посадив мальчишек в шефский автобус, Оленька с виноватой улыбкой подплыла к Кебе:

— Я тебя не слишком обременяю?

Уверяя, что ему совсем не тяжело ее подвезти, тот подвел ее к новенькому Опелю. Ого! Неплохо, Кеба! Не Мерс, конечно, но и не Москвич занюханный. Надо же, как возросло благосостояние российского преподавателя средней руки. Перспективный клиент. Держись, Маринка! Пришел час расплаты!

Сидеть было неудобно, что-то мешало. Привстав, она вытащила из-под себя маленькую искусственную елочку.

— На дворе октябрь, а у тебя новый год?

— Ох, извини. Любимая Светкина игрушка. У нее всегда новый год.

Кеба сунул елку в бардачок, и стал рассказывать о том, как интересно работать с пацанами. Ну-ну. Небось, Маринка постаралась избавиться от соперниц — вот он из малинника-то и ушел. Вот тебе и дурочка — Оленьку облапошила, Генку быстренько из 'педульки' выставила, рассадника невест. Не так проста оказалась простушка! Но Оленька все равно умнее. И опытнее.

Какое-то время она делала вид, что внимательно слушает, но вдруг расплакалась безудержно, по-детски утирая слезы кулачком.

— Что с тобой? Что случилось?

А она все плакала и плакала безмолвно. Пусть сначала остановится — на ходу этим заниматься опасно для жизни.

Кеба съехал на обочину и выключил зажигание.

— Оленька, что с тобой?

Теперь можно приступать к спектаклю. Она всхлипывала натурально, вроде душу разрывала чудовищная боль. Якобы пыталась скрыть от него слезы, но они прорвались, несмотря ни на что, а вслед за ними прорвались и слова:

— Ты меня бросил! Как ты мог? Как ты мог поверить, что я… Это ложь! Все было не так! Он изнасиловал меня, твой Бубнов! Я ж девчонка совсем, сколько мне надо? Выпила глоток шампанского, кто-то еще водки подсунул… Я ж не соображала ничего! Он же меня волоком по лестнице… Я сопротивлялась. Но что может сделать маленькая девочка против здорового мужика?

Он этого боялся. Боялся, что она непременно начнет выяснять отношения. Но слез он не ждал. Та Оленька, к которой он все эти годы лелеял ненависть в душе, плакать не умела. Та была расчетливой дрянью, умело использующей невинную внешность.

Сегодняшняя Оленька была иной. Несчастной, покинутой. Преданной. Преданной им самим.

— Зачем мы встретились? Я столько лет пыталась забыть тебя. Мне казалось, что забыла, что разлюбила. Мне больно, Генка, милый! Как ты не понимаешь — больно! Меня Лёха изнасиловал, я пожаловалась Маринке — не могла же я рассказать это тебе? А та вывернула, будто это я Лёху соблазнила, тебе изменила… Как ты мог? Как ты мог за моей спиной, с ней? Я ведь любила тебя, миленький! Я так любила тебя!

Она говорила много, и очень быстро. Ему хотелось ответить, но он не мог вставить и слова. А когда она замолчала, не мог говорить по другой причине. Когда она успела расстегнуть брюки? Почему он позволил ей это сделать? Так ведь он и не позволял. А теперь уже поздно. Он попытался было отвести ее голову от себя, но попытка не удалась. Или он плохо старался?

— Ну, мам, поздравь! Ты не представляешь, кто меня сейчас подвез!

Галина Евгеньевна скривилась презрительно:

— Кому ты нужна, дешевка? Переоденься — через пятнадцать минут клиент будет.

— Пошли они все в задницу, твои клиенты!

— Мои клиенты в прошлом, остались только твои. Я тебе устрою 'пошли в задницу'!

Ольга разозлилась:

— Да не переживай ты за клиента, не будет он меня ждать! Ты ж выслушай, с кем я сегодня встретилась. Меня же Кеба домой подвез!

— Кеба? — Галина Евгеньевна моментально забыла о клиентах и отчислениях в личный пенсионный фонд. — Тот самый?

— А какой же еще, — с гордостью провозгласила Ольга.

— И?

— Ну что, — театрально смутилась дочь. — Наставила я рогов его Маринке. Правда, бесплатно, но разве в деньгах счастье?

Взгляд Галины Евгеньевны вспыхнул триумфом.

— Эх, мам, видела б ты меня! Мне б в театре блистать — я ж сама себе поверила!

— В кои веки от тебя толк есть. Молодец! И Маринке отомстила, и мамаше ее. За меня.

Кеба ненавидел себя.