Арийский миф в современном мире
Шрифт:
В эти годы перед антисемитами встала дилемма – принять или отвергнуть христианство. Чтобы оно стало для них приемлемым, его надо было очистить от любых следов иудаизма. Но если умеренные расисты принимали христианскую этику, считая ее «арийской», то радикалы усматривали в ней отчетливое еврейское наследие. Ведь германское героическое начало, каким они его видели, никак с ней не сочеталось. Поэтому со временем радикалы отказались от христианства и сдвинулись к неоязычеству, ярким примером чего были немецкий генерал Эрих Людендорф и его супруга Матильда (Poewe 2006: 74). В нацистской Германии германский языческий фольклор как источник исконных моральных норм почитался много выше, чем связанное с иудаизмом христианство, хотя отношение самого Гитлера к такой «германской идее» и отличалось известным цинизмом. Зато Гиммлер мечтал о создании «неогерманской религии», способной заменить христианство (McCann 1990: 75–79). Ведь многие нацисты видели в антихристианстве более глубокую форму антисемитизма (Poewe 2006: 7).
Со своей
14
Примечательно, что идея очищения христианства от «еврейского духа» занимала в 1930-х гг. и некоторых румынских интеллектуалов, питавших слабость к Железной гвардии, местной разновидности фашизма в Румынии (Ленель-Лавастин 2012: 216–217).
«Арийское христианство» было одной из ключевых идей концепции А. Розенберга, превратившей его в эксклюзивную расовую религию. Розенберг настаивал на том, что евреи в лице апостола Павла «извратили» истинную суть учения Христа. «Арийские» основы учения он искал в индийских Упанишадах, в зороастризме и у средневекового мистика Майстера Экхарта (Figueira 2002: 83–86). Сторонником «арийского христианства» был также бывший пациент психиатрической клиники Карл Мария Виллигут – эзотерик и духовный наставник Г. Гиммлера, разработавший эсэсовские ритуалы и символику. Он называл себя потомком древних германских королей и доказывал, что христианство родилось из религии древних германцев («ирминистской религии Криста»), в среде которых задолго до «семитов» и была якобы написана исконная Библия. В его концепции находило место и распятие древнего вождя Балдура «раскольниками-вотанистами» (Гудрик-Кларк 1995: 199–201; Васильченко 2008: 437–454).
Движение германской веры возникло в Тюбингене в 1929 г. Его приверженцы поклонялись Гитлеру и считали, что лишь через него можно было достичь Иисуса Христа. Одной из задач этого «германского христианства» было объединение немецкой нации, расколотой по религиозному признаку. Однако при нацистах это движение вошло в конфликт с учрежденной властью Исповедальной церковью, ставившей ту же задачу, но отдававшей предпочтение протестантам. Ведь Движение германской веры представляло себя «третьей конфессией», отличной от протестантов и католиков и стремившейся собрать вокруг себя религиозные группы, не связанные с христианством, – расистов-язычников и эзотериков, то есть тех, кто еще в Веймарский период демонстрировали свои расистские наклонности и хотели очистить христианство от «семитизма» (Poewe 2006). Нацистское государство, объявляя себя сторонником «позитивного христианства», воздерживалось от откровенной поддержки какой-либо из конфессий, хотя и симпатизировало протестантизму (Alles 2002: 180–181). В конечном итоге нацистский культ основывался на идее Третьего рейха; никакие другие боги ему не были нужны (Poewe 2006: 148–149). В этих условиях Движение германской веры не встречало какого-либо противодействия, и именно его усилиями в Тюбингене был учрежден Арийский институт (в декабре 1942 г.), а в Марбурге – Музей изучения религий 15 . При этом если до прихода нацистов к власти там среди религий фигурировал и иудаизм, то уже в музейной программе 1933 г. места для него, в отличие от всех других основных религий мира, не нашлось (Alles 2002: 184).
15
Правда, в 1935–1936 гг. в Германии происходили гонения на сторонников нетрадиционных религий, включая оккультные науки и неоязычество.
Создатель и первый лидер Движения германской веры, бывший миссионер Якоб Вильгельм Хауэр, склонный объяснять различия между религиями расовым фактором, резко противопоставлял «индогерманскую религиозность» «ближневосточной семитской». Если первая якобы отводила человеку место рядом с богами, то вторая рисовала его жалким, убогим, греховным существом, спасти которое могло лишь посредничество третьих лиц; первая способствовала развитию инициативы, вторая прививала фатализм; первая призывала к активной борьбе за справедливость, вторая обрекала на вечное подчинение богу-деспоту; первая отличалась толерантностью, а вторая стремилась к доминированию. Индогерманцам нужен был не спаситель, а вождь. Поэтому, учил Хауэр, чтобы не навлечь на себя беду, человек обязан поступать в соответствии со своим «расовым характером» (Alles 2002: 190; Poewe 2006). Примечательно, что немало христиан рисуют все это как оппозицию христианства иудаизму, где христианство
обладает теми же чертами, что «индогерманская религия», по Хауэру 16 .16
Германское возрождение, происходившее в XIX в. и начавшееся с увлечения мифологией и фольклором, вскоре получило общественные формы – коллективные занятия гимнастикой и атлетикой, походы в горы с проведением там «германских ритуалов», хоровое пение, организация ежегодных фестивалей с манифестацией германской идентичности. Наибольший энтузиазм в этом проявляла провинциальная интеллигенция и молодежь, объединявшиеся в неформальные группы («ферейны»). На этой базе в Австрии в последней четверти XIX в. начали возникать политические движения, стоявшие на платформе пангерманизма, делавшего акцент на «общности по крови». Его сторонников возмущали действия властей, направленные на поддержку славянских культур и языков. Австрийские немцы опасались подрыва своих ключевых позиций в политической системе и экономике. В 1897 г. дело дошло до кровавых столкновений между толпой и полицией, что поставило Австрию на грань гражданской войны (Гудрик-Кларк 1995: 17–20, 94).
В этих условиях своими врагами пангерманисты видели не только славян, но и католическую церковь, не разделявшую их расовых симпатий. Католиков связывали со славянофильством и рассматривали как предателей германской идеи. В свою очередь разочарование в католицизме создало благоприятную среду для поиска альтернативных верований. Немецкие интеллектуалы были увлечены экзотическими восточными религиями, но для их понимания привлекали научные идеи своего времени. Так они обратились к тевтонским верованиям, хорошо вписывавшимся в зарождавшуюся тогда «нордическую идеологию». Христианство с его призывами к эгалитаризму и всеобщей справедливости никак не отвечало духу времени, жаждавшему жесткого порядка, основанного на элитизме и иерархии (Гудрик-Кларк 1995: 40–41). В конце XIX в. в Германии и Австрии все большую популярность получали чествования средневековых героев, организация праздников летнего солнцестояния; повсюду появлялись кружки немецкой истории, увлеченные поисками тевтонских предков и их «национальной религии».
Глава 2
Арийская идея в эзотерических учениях
Идея Севера и становление эзотерики
Немецкая националистическая традиция с особой страстью популяризировала миф об Атлантиде, стремилась поместить ее на Крайнем Севере и впервые отождествила атлантов с арийцами (тевтонцами), или «нордическими людьми» (Гудрик-Кларк 1995: 63–66; Jordan 2001: 183). В германской версии миф об Атлантиде включал и сказание о чистокровных белокурых асах и их столице Асгарде (Hermand 1992: 64, 191, 193–198). В эпоху нацизма эта концепция находилась под личным покровительством Гиммлера, запретившего вести с ней какую-либо полемику. Она оказала большое влияние и на Гитлера.
В самом начале XX в. подобные взгляды развивались ариософией, объявившей бескомпромиссную войну как католической церкви, так и властям с их космополитическими склонностями. Ведь все это подрывало германскую идею. Зато расовая теория, поддержанная в те годы многими учеными и выглядевшая в глазах образованной публики респектабельной научной концепцией, оказывалась вполне уместной и весьма соблазнительной. Действительно, она объявляла «расовые войны» движущей силой мировой истории и предлагала евгенические рецепты спасения расы от деградации и вымирания. Поэтому будущие австрийские ариософы были увлечены социодарвинистским учением Эрнеста Геккеля и «политической антропологией» Людвига Вольтмана, откуда они и позаимствовали «арийскую идею» (Гудрик-Кларк 1995: 21–22).
История о том, как возникла мысль о затонувшем Северном континенте и как она попала к нацистам, заслуживает особого внимания. Еще во второй половине XVIII в., когда Европа была увлечена экзотической индийской культурой и пыталась искать там корни изначальной высокой цивилизации, Ж. – С. Байи выступил с гипотезой о том, что пережившие Потоп первые люди пришли вначале в Сибирь, а затем в Индию из районов Крайнего Севера, принеся с собой высокую цивилизацию. Его идеи строились на некоторых астрономических расчетах и древних мифах (Атлантида и Гиперборея 2003; Godwin 1993: 27–30, 47; Поляков 1996: 200).
Позднее эта версия была подхвачена и развита французским философом и эзотериком Фабром д’Оливе в его книге, вышедшей в 1824 г. Этот автор использовал индийский миф о приходе ариев (он назвал их «борейской расой») с севера, переработал его и на этой основе сконструировал идею о будто бы существовавшем некогда полярном материке Арктиде или Арктогее (греч. «северная земля»), откуда гиперборейцы и двинулись на юг. В его представлениях они выглядели поначалу слабее «черной расы» и некоторое время были ее рабами. Но позднее эти «бореальные кельты» захватили власть в Европе и оттуда отправились в Индию во главе со своим вождем Рамом, основавшим мировую империю. Нелишне напомнить, что Фабр д’Оливе был ревностным сторонником полигенизма: по его мнению, четыре человеческие расы возникли независимо друг от друга в разные эпохи и в разных местах (Godwin 1993: 44, 186–187; Стефанов 1995).