Аризона на троих. Самый быстрый

Подняв над головой керосинку, Канадец освещал полки. Не найдя того, что искал, Генри обернулся к нему, нетерпеливо потряхивая повёрнутой кверху ладонью.

– Должны ещё быть фучи и сеппа.

– Парень, ты, конечно, можешь ругаться, – сказал старик. – Я и сам слова не очень-то выбираю, но делай это так, чтобы и мне было понятно.

– Такая плоская металлическая втулка и две шайбы с узкими прорезями под клинок, – нетерпеливо пояснил Генри.

Старик высыпал на полку содержимое одной из консервных жестянок, – болты, ржавые гвозди. Разворошив хлам указательным пальцем, Генри с бьющимся сердцем нашёл то, что искал, нанизал все свои находки на хвостовик клинка, вставил рукоять. Оставалась завтра при свете дня выстрогать из дерева тонкий стерженёк и закрепить при помощи него рукоятку на хвостовике клинка.

Вытянув меч так, что он стал продолжением его руки, Генри некоторое время любовался им, потом обернулся к старику.

– А второй?

– Что второй? – не понял Канадец.

– Второй меч где?

– С чего ты, парень, решил, что был второй меч?

– Это катана, должен быть ещё вакидзаси, – Генри осёкся, по виду старика поняв, что тот снова начнёт читать ему нравоучения про ругательства. – Ладно, извините.

– Да что ты так всполошился? – не понимал старик. – Дался тебе этот вертел. Хочешь, мачете тебе подарю?

– Мачете не хочу, подарите меч.

– Бери ради Бога. Хлама меньше будет.

– Вы так и не сказали, откуда он у вас?

– Приятель один оставил.

– Давно?

– Ого-го!

– Вспомните хоть примерно.

– Зачем примерно, могу точно вспомнить. Это был пятьдесят девятый год.

– Двадцать шесть лет, – едва слышно прошептал Генри.

В голове у него роились ещё с десяток вопросов, но задать их он не успел – старик вдруг насторожился, порывисто вскинул указательный палец, этим жестом перебив молодого человека на полуслове.

За мутным окном сумерки переходили в ночь. Сквозь густую синеву неба проклёвывались первые звёзды, из-за горной гряды поднимался тонкий серп убывающей луны. За стеной явственно слышались негромкие, но настойчивые звуки, будто стучали одна об другую деревянные чурки.

– Как они мне надоели, – тяжело вздохнул старик.

– Кто тебе надоел, старый ворчун? – спросил Джед.

– Ясное дело кто – мертвяки, – ответил старик тоном, каким говорят о самых обыденных и надоедливых вещах. – Как только солнце уходит, они тут как тут. Слава Богу, здесь они недотёпы полные, и не так опасны, как те, которые бродят по ту сторону хребта. А недавно объявился дилижанс-призрак. Ездит по ночам, как ни в чём не бывало, будто совершает обычный рейс. Две дохлые лошади в упряжке тянут его резвее, чем шестёрка живых, а на козлах – скелет с кнутом в руках. Тьфу! – Старик с омерзением сплюнул и дружески похлопал Генри по плечу. – Чувствуйте себя как дома, а мне надо закончить работу. Негоже это дело на ночь оставлять.

Он направился к двери, а гости недоумённо переглянулись, провожая его взглядами.

– Время сохранило старику зоркость, но, похоже, не пожалело голову, – сказал Джед, и Генри показалось, что непроницаемое лицо аризонца впервые отразило какие-то чувства, и чувствами этими были досада и жалость.

А может Генри просто показалось? Во всяком случае, когда аризонец повернул голову и свет лампы, заглянув под поля шляпы, осветил черты его лица, в них не было уже ничего кроме прежней непроницаемости. Джед оглянулся на дверь, и сказал своим обычным бесстрастным голосом:

– Пусть лучше меня живьём растерзают стервятники, чем дожить мне до таких лет.

Глава 5

Старик зашёл за дом, остановился у выкопанной на задворках ямы, на краю которой лежали два джутовых мешка с крепко завязанными в узел горловинами. Один мешок вздрогнул, издавая стук, будто в нём лежали чурки из твёрдого дерева.

– Знаю – хочется ещё погулять, – бормотнул старик ногой спихивая мешок в яму. – А кому бы не хотелось?

Упавший на дно мешок, вопреки законам физики не успокоился, а стал подпрыгивать, перекатываться и греметь, будто его спустили по ступеням. Второй мешок тоже заплясал у ног старика, издавая нарастающий рассыпчатый стук и вскоре начал взбрыкивать на краю ямы, как необъезженный мустанг.

– Но я вам в этом деле не помощник. – Старик взял воткнутую в кучу свежей земли лопату, спихнул второй мешок вслед за первым. – Так, что извини приятель.

С грохотом стукнувшись о дно ямы, ветхий мешок разорвался, в образовавшееся отверстие просунулась человеческая бедренная кость, будто кто-то выталкивал её изнутри. Вслед за ней из мешка легко выскользнула большая берцовая кость, потом мешковина туго натянулась, пытаясь выпустить сквозь узкую дыру человеческий череп.

В противоположной стороне мешка поступили чёткие очертания упёршихся в мешковину рук с растопыренными пальцами, созданные, судя по всему, пястными костьми и фалангами.

Череп рвался в одну сторону, руки давили в другую, растягивая мешок с такой силой, что череп вскоре прорывался сквозь дыру, разрывая мешковину легко, как тончайшее кружевное бельё светской красавицы.

Старик не стал ждать продолжения этой жуткой сцены – торопливо заработал лопатой, и вскоре чудовищная пляска мешков с костями завершилась под слоем земли.

Прикуривая сигару, за дом зашёл Джед.

– Что за неотложное дело у тебя старина?

– С этой нечистью есть только один способ справиться. – Переводя дыхание, Канадец уверенным движением вонзил лопату в кучу земли. – Закопать её поглубже, а иначе с ней не сладить.

Джед заглянул в яму и, не увидев в ней ничего, подозрительно посмотрел на старика, всё больше укрепляясь в своей догадке.

– Думал ли я, что на старости лет буду мотаться по пустыне и собирать неведомо чьи останки, – продолжил Канадец, сплёвывая на дно ямы. – Вся округа усыпана ими. Сейчас уже не разберёшь, кем они были: кто краснокожий, а кто белый, кто переселенец, а кто бандит. Лежали они себе, никому не мешали, а теперь в горах и в окружающей пустыне стало что-то происходить. Как только приходит ночь, те, кто не закопаны, или закопаны не глубоко, начинают подниматься, и разбойничают по округе.

Локтем опёршись на черенок лопаты старик огляделся. Сумерки неспешно переходили в ночь. Закат догорал широкой лиловой полосой, на фоне которой чёрной тенью проступал растущий на задворках огромный кактус сагуаро. В тусклом вечернем свете и вся фигура старика, и черты его лица, и даже седая щетина на щеках казались серыми.

– Это наказание, Джед. Нам всем. За то, что потеряли человеческий облик и перестали хоронить умерших. Думал, соберу останки по округе, закопаю их, и станут они меньше меня по ночам беспокоить. Куда там! Разве могу я очистить такую огромную долину, – старик кивнул головой куда-то за силуэт кактуса и перевёл взгляд на тёмные скалы, подходящие с одной стороны почти к самому дому. – Или эти горы, в которых сам чёрт заплутает, – он шмыгнул носом, утёр пальцами губы. – Дай курнуть.

Джед неторопливо затянулся, отдал старику сигару. Выказывая в себе ценителя табака, Канадец затянулся несколько раз и, разглядывая огонёк сигары, заключил:

– Дерьмо табак.

– Дерьмо, – согласился Джед.

– Я уже начал подумывать, а не уйти ли мне куда-нибудь подальше от этих мест. – Старик вернул Джеду сигару, вынул из кармана курительную трубку. – Но если это дело будет развиваться такими темпами, боюсь, что в других местах эта нечисть начнёт чувствовать себя так же безнаказанно как здесь.