Аркан

— Дык он же меня ножиком пырнул, херре! — обиженно запричитал побелевший от вида собственной крови Кржыч. — Вон, с мертвяка снял и пырнул! Свят свет, кровищи-то сколько.

Теперь Харрис разглядел лежавший у конуры труп в цветах Чары с торчащей между лопатками стрелой. Интересно, зачем это дружинник сюда драпанул — в этой стороне, кроме глухой стены, ничего нету. Или тоже сонного эля перепился?

— Помогите раненому, перевяжите! — скомандовал Харрис отметающим всякие возражения тоном. — Кто ваш командир?

— Херр Ариандр.

— К нему, живо! Доложите, что нажрались как свиньи, потеряли бдительность. Хорошо еще, тут малолетка прятался, а не воин чарский. Тогда б вас всех точно порезали, как курей. Скажете, ленлорд Харрис послал. Пшли!

С побитым видом мужики потянулись через двор, волоча за собой скулящего «охотника». К неудовольствию Харриса, происходящее привлекло новых зрителей. Напоминающий ходячий скелет длинноволосый мальчишка вжался спиной в собачью будку. Пацан не сводил с Харриса настороженных ярко-голубых глаз. Острие кинжала плавно двигалось, реагируя на малейшее движение зевак. Это наводило на мысли о проблемах.

Не обращая внимания на добрые советы, начиная от «пристрелить паршивца» до «позвать наших чарских, может, кто сынка своего опознает», Харрис разрядил и забросил на спину арбалет. Шагнул к пареньку, показывая открытые ладони:

— Я тебя не трону. Никто не тронет. Я просто хочу тебе помочь. Брось кинжал, — воин говорил тихо, спокойно, приближаясь мелкими шажками. — Я — ленлорд Харрис. Я освобожу тебя. Сниму ошейник. Брось кинжал. Брось.

Спиной он чувствовал наступившую тишину. Паренек судорожно дышал — так и ходили под кожей выпиравшие ребра. Свет, какой он все-таки маленький! Острие кинжала было теперь наставлено в живот ленлорда, сжимавшая рукоять рука не дрожала. Плохо. А что, если мальчишка не понимает его? Может, он — не местный, вон какие глаза… прозрачные?

Харрис перешел на тан и попробовал еще раз:

— Как тебя зовут? Ты понимаешь, что я говорю?

Никакой реакции. Ладно, пора кончать представление. Того и гляди, у кого-нибудь не выдержат нервы, и пацан получит арбалетный болт промеж глаз.

— Брось нож! Брось, если хочешь жить!

Мальчишка моргнул — дрогнули длинные ресницы — и вдруг сунул лезвие себе под подбородок. Сталь коснулась до предела натянутой кожи там, где быстро билась голубоватая жилка. Знает он тан, что ли? Или это совпадение?

Сзади ахнули. Забормотали молитву, отгоняющую Тьму. Светлые глаза встретили взгляд воина — все так же без страха. Что-то изменилось в них, напряжение стало спокойствием принятого решения…

Харрис выбросил руку вперед, перехватил тоненькое, как тростинка, запястье, вывернул. Кинжал глухо брякнулся оземь, нога отбросила оружие прочь. Харрис проделал все это на одном выдохе, зная: опоздай — и сталь вспорет тонкую кожу там, где бьется жизнь. Но он успел, и теперь можно снова вдохнуть, чувствуя, как успокаивается взбесившаяся в жилах кровь. Что это? Он испугался? За жизнь чужого ребенка, возможно, немого, возможно, обреченного на скорую смерть от недоедания или гнойной раны на шее… или оставленного без присмотра ножа, которым малец полоснет себя по горлу, как только спаситель посмотрит в сторону?

Мальчишка был почти невесомым — чувствовалась только тяжесть ржавой цепи толщиной в ту самую руку, что Харрис заломил неудавшемуся самоубийце за спину. Пацан стоял спокойно, словно вокруг и не свистали одобрительно победители, не спешившие расходиться: что-то будет дальше?

— Ну и что ты с ним, командир? — Шейн, имевший раздражающую привычку возникать из ниоткуда, был тут как тут: видно, определил сноху и Люковых родителей.

— Ключ бы найти, — несколько растерянно пробормотал Харрис. «Действительно, и что я теперь с ним?..»

Шейн глянул на ошейник, потом — как-то удивленно — на ленлорда:

— Так нету ключа-то.

— Как нету?

— Сам глянь, командир.

Харрис глянул. Н-да, трудновато подобрать ключ к замку, которого не существует. Ошейник на странном пацане был цельный, ушки запаяны намертво кузнечной клепкой. Такой ошейник, раз надев, не снимали никогда. И не рассчитывали снять.

— Кузнеца найдешь?

Шейн задумался, выпятив губу, потрогал языком уже не кровящую дырку между зубами.

— Пожалуй, найду.

— Вот и поищи. На кузне встретимся.

Шейн только хмыкнул — мол, ты командир, твое дело командовать, мое маленькое — и зашагал целенаправленно прочь. Харрис огляделся. У молодого парня из чарских бунтарей висел на поясе добротной работы топор. Вид у обладателя оружия был бледный, так что резче выступили на лице еще не смытые осенними дождями веснушки. Видно, не привык юнец к победным торжествам по-хладовски.

— Можно? — указал на топор Харрис.

— Почту за честь, херре, — почтительно поклонился парень, торопливо протягивая ладную рукоять.

Харрис выпустил мальчишку, но глаз с него не сводил: как бы сорванец не учудил еще чего. Тот сел на землю — то ли в знак протеста, то ли ноги от слабости подкосились. За топором в руках спасителя следил настороженно, озерные глаза так и зыркали из-под спутанной челки.

Харрис осмотрел цепь. Старая, звенья прочные, но поистерлись. Намертво вделана не в будку, а в каменную стену за ней. Он натянул цепь, размахнулся и, коротко хакнув, рубанул топором между звеньями, используя камень стены вместо колоды. Жалобно звякнув, ржавый обрывок упал в грязь. Действительно хороший топор.

— Спасибо, — вернул Харрис оружие владельцу. — Где тут у них кузня, кто-нибудь знает?

Оглядел собравшихся на бесплатное шоу. Кургузый мужичонка, почему-то в одном сапоге, махнул куда-то влево. Харрис поднял конец цепи, потом передумал и вручил его законному владельцу. В глазах мальчишки мелькнуло удивление, но «подарок» он принял. Пошарив вокруг взглядом, ленлорд наклонился, вырвал из спины убитого стрелу и стащил с него синий шерстяной плащ. Крови на ткани почти не было. Набросил мальчишке на костлявые плечи: и как только малец от холода не окочурился? Заморозки по ночам, а он — голяком.

— Идем. Попробуем тебя расковать. Не советую удирать. Другие поймают — убить могут, — и зачем-то повторил то же самое на тан. Реакция — ноль. Пацан даже не смотрел на него. Харрис вздохнул. Хотел было сплюнуть, да во рту пересохло, а флягу он горемыке тому, из колодок, пожаловал. Глянул на запекшиеся губы мальчишки, прилипший к позвоночнику живот. Кухня — это потом.

Насвистывая что-то мрачное, под стать настроению, воин зашагал через двор. Назад он не оглядывался. Тьма знает, на кой ляд пацаненок этот ему сдался. Ну останется упрямец сиднем сидеть или деру даст — ему-то, Харрису, что в том?