Арктическое вторжение

– Да, – коротко обронил он, услышав в трубке вопрос переводчика, осведомившегося, будет ли это прямой разговор глав двух держав или же они предпочтут общаться через секретарей.

Практика привлечения в качестве посредников секретарей позволяла выиграть время, прежде чем высказаться вслух. Когда Анатолий Астафьев избирал эту тактику, он обычно только здоровался с собеседником, а потом уступал место кому-то из помощников, слушая разговор по громкой связи. Но сегодня отсиживаться за спинами подчиненных было нельзя.

Успокаивая нервы, Астафьев набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил его через сложенные в трубочку губы. Он успел сделать это трижды, прежде чем услышал:

– Hello, Mister President.

– Здравствуйте, господин президент, – перевел молодой напряженный голос.

– Здравствуйте, мистер Браун, – произнес Астафьев, прислушиваясь к дыханию заокеанского абонента.

Не так давно оба президента хлопали друг друга по плечу и казались очень близкими приятелями. Особенно когда в перерыве между переговорами, проходившими в Белом доме, на радость журналистам решили перекусить в местном ресторане быстрого питания.

– Фастфуд, – заговорщицки подмигнул Браун.

– О’кей, – в тон ему ответил Астафьев.

Самый сообразительный из репортеров тут же окрестил событие «закусочной дипломатией», и фраза эта облетела весь земной шар.

Президенты прибыли на лимузине прямо из Белого дома в пригород Вашингтона Арлингтон и зашли в любимый ресторанчик Брауна под неблагозвучным названием «Ray’s Hell Burger», что переводилось как «Чертова бургерная Рэя». Там они уселись за обычный столик и, перешучиваясь, сделали заказ. Браун выбрал чизбургер с сыром чеддер, луком, салатом и помидорами. Астафьев остановился на чизбургере с чеддером, луком, мексиканским перцем и грибами. Дабы прийти хоть к какому-то консенсусу, оба заказали одну порцию жареной картошки на двоих. Затем, не сговариваясь, сняли свои деловые пиджаки.

– Давненько не ел я гамбургеров, – признался Астафьев, потирая ладони.

Перефразированная американской прессой, реплика, перекликающаяся с гоголевской «давненько не брал я в руки шашек», прозвучала неуклюже и уныло: «Я давно не ел гамбургеров».

Выглядело это так, будто президент России сожалел о времени упущенных возможностей. Интерпретация американского переводчика была аналогичной, потому что Браун понимающе кивнул, сдобрил свою порцию кетчупом и сказал:

– Приезжайте в Америку почаще.

Редактором выпуска новостей Первого российского канала это было расценено как приглашение посетить Соединенные Штаты в самом ближайшем будущем.

Одним словом, невинный завтрак глав двух мировых держав доставил искреннее удовольствие только им одним, тогда как остальные прислушивались, анализировали, строили догадки и делали самые неожиданные выводы. Переводчики совсем взмокли в строгих костюмах, опасаясь пропустить невнятно произнесенные слова своих жующих боссов. Рядовые посетители почти перестали есть и с трудом глотали уже откушенные куски.

– Ну и как вам бургер? – осведомился Браун, прихлебывая холодный чай.

Осторожно, чтобы не случилось отрыжки, Астафьев отпил из стакана кока-колы, промокнул жирные губы салфеткой и ответил:

– Пища, может, и не самая полезная, зато вкусная.

Внезапно, как по волшебству, российский президент, крепко сжимая в руке телефонную трубку, снова ощутил во рту вкус того памятного ланча в «Чертовой бургерной». Потом был арест десятка россиян, объявленных шпионами, а потом сотни москвичей скончались от удушья в дыму лесных пожаров, вызванных аномальной жарой. Правы политические обозреватели, когда говорят, что холодная война закончилась. Какой может быть холод, когда вовсю пылает огонь!

– Как дела? – вежливо спросил Астафьев, заставив себя сосредоточиться на разговоре, не отвлекаясь на лишние, в эту минуту даже вредные эмоции.

– Спасибо, все замечательно, – отозвался Джонатан Браун, интонация которого выдавала его напряжение. – Рад слышать вас, мистер Астафьев.

«Хм, в чем же она выражается, эта радость?» – подумал про себя президент, а вслух произнес:

– К сожалению, не могу обещать, что мой звонок поднимет вам настроение.

Он умышленно избрал почти протокольный стиль общения, чтобы не дать собеседнику возможности сбить его с толку знаменитым американским дружелюбием, легко переходящим в панибратство. Браун почувствовал это, однако сделал попытку повернуть разговор в более удобное для себя русло.

– Ничего, Анатолий, – воскликнул он. – Мы друзья, а значит, должны уметь выслушивать друг от друга не только приятные слова.

Астафьев не пошел у американца на поводу.

– В таком случае приготовьтесь, мистер Браун, – предупредил он.

– Я слушаю, – сказал Браун, умудрившись сохранить не только спокойствие, но и радушие. – Кстати, вы можете называть меня по имени, если хотите. Во время нашей последней встречи мы были просто Джонатаном и Анатолием, нет?

Хитрый американец все еще пытался разрядить обстановку, несмотря на то что Астафьев был подчеркнуто официален. Особенности английского языка позволяли Брауну переходить на «ты» совершенно незаметно и непринужденно. Астафьев, со своей стороны, обычно делал это не без внутреннего напряжения. Поэтому во время прошлой встречи он постоянно оказывался в невыгодном положении, что его злило, а злость делала его положение еще более невыгодным.

На этот раз замкнутый круг был разорван решительно и бесповоротно. Чтобы лишить Брауна всяческих иллюзий, Астафьев придал голосу ледяную окраску, не выходящую, впрочем, за рамки безупречной вежливости.

– Я очень высоко ценю наши доверительные отношения, однако в данном случае нам лучше не забывать о наших юридических статусах. Вы президент своей страны, а я – своей. И государственные интересы превыше наших личных симпатий.

Астафьеву не пришлось повторять это Джонатану Брауну дважды, чтобы внушить ему мысль о чрезвычайной важности разговора.

– Абсолютно согласен с вами, мистер Астафьев, – произнес он все еще дружелюбно, но уже отстраненно и сухо. – Только мы, американцы, называем эти интересы не государственными, а национальными.

«Нация превыше всего», – прозвучало в мозгу Астафьева, но он не сумел вспомнить, кому принадлежит это высказывание. Его сознание было полностью сконцентрировано на телефонном разговоре. Он прислушивался к интонациям американского президента, пытаясь уловить малейшую фальшивую нотку. У него не было права на ошибку. В отличие от сапера, глава государства всегда имел право ошибаться много раз подряд. Вот только цена могла оказаться слишком высокой. Порой счет шел на миллионы загубленных человеческих жизней. Так было в июне сорок первого года. А Анатолий Астафьев отнюдь не стремился войти в учебники истории в качестве российского президента, который «не придал значения», «недооценил», «проявил непростительную доверчивость».

– Для нас, россиян, – медленно начал Астафьев, – важны и государственные, и национальные, и… – сделав паузу, он особо подчеркнул это, – и территориальные интересы. Между прочим, именно по поводу последних я решил вас побеспокоить. Полагаю, вы знаете, что произошло в Арктике?

Джонатан Браун сглотнул слюну, постаравшись проделать это таким образом, чтобы его секундное замешательство не заметил находившийся в другом полушарии собеседник.

Притвориться несведущим? Но если получится не слишком искренне, то Астафьев расценит ложь как косвенное признание вины. Ответить утвердительно? Не покажется ли русскому подобная осведомленность подозрительной?