Арлекин

— Я не решаюсь говорить.

— Нет уж, черт возьми, Жан-Клод, говори!

Я слегка разозлилась. Но под ложечкой у меня свернулся ком не от злости — от страха.

— Если все обойдется, ты никогда его не узнаешь, этого секрета.

— Но это нечто такое, что совет мог послать убить Малькольма и уничтожить его церковь?

— Я не могу ответить на твои вопросы.

— Не хочешь.

— Нет, ma petite, не могу. Тебе не приходило в голову, что это может быть заговор наших врагов с целью дать им перед вампирским законом повод нас уничтожить?

Вдруг мне стало холодно.

— Нет, я об этом не подумала.

— Подумай теперь, ma petite.

— Ты хочешь сказать, они кого-то прислали, чтобы — если ты мне об этом скажешь, — он, оно или они могли бы нас убить. Ты думаешь, что в совете кто-то поставил на нашу тесную метафизическую связь, которая не даст тебе сохранить от меня что-либо в секрете. А если я его узнаю, то убьют тогда не только Малькольма, но и нас тоже.

— Разумная мысль, ma petite.

— Очень извилистая и коварная мысль.

— Вампиры очень любят мыслить извилисто, ma petite. А насчет коварной — они скорее назвали бы ее остроумной.

— Пусть называют как хотят. А по-моему, так поступают трусы.

— О нет, ma petite. Совсем нам не надо, чтобы кто-нибудь из членов совета посвятил нам все свое внимание в форме вызова мне. Это было бы очень, очень нехорошо.

— Так что? Я сегодня иду на свидание с Натэниелом и делаю вид, что этого разговора не было?

— Нечто вроде этого, ma petite.

— Я не могу притвориться, будто не знаю о прибытии в город кого-то большого и страшного.

— Если эта сущность не охотится за нами, скажи спасибо и не копайся в этом. Я тебя умоляю, Анита, ради всех, кого ты любишь: не ищи ответа на эту загадку.

Он назвал меня настоящим именем, а это всегда плохой признак.

— Я не могу просто притвориться, будто ничего не происходит, Жан-Клод. Ты меня даже не попросишь быть осторожнее обычного?

— Ты всегда осторожна, ma petite. Я никогда не боюсь, что какая-нибудь пакость тебя застанет врасплох. Одна из граней твоего очарования для меня — что ты способна сама о себе позаботиться.

— Даже против того, что способно так напугать и тебя, и Малькольма?

— Я тебе доверяю, ma petite. Доверяешь ли ты мне?

Вопрос был непростой, но я все же сказала:

— Да.

— Ответ неуверенно прозвучал почему-то.

— Я тебе доверяю, но… Я не люблю секретов, и я не доверяю совету. И у меня ордер на ликвидацию вампира, который скорее всего невиновен. А завтра придет еще один ордер. Оба вампира — члены Церкви Вечной Жизни. Пусть я не согласна с философией Малькольма, но его последователи обычно от убийств держатся подальше. Если я на этой неделе получу третий ордер на прихожанина Малькольма, значит, это подстава. Писаный закон, Жан-Клод, мне тут очень мало оставляет простора для виляния.

— На самом деле простора для виляния у тебя очень много, ma petite.

— Много-то много, но если я не выполню ордер в отведенные сроки, меня могут попросить к ответу. Я теперь федеральный маршал, и меня запросто можно вызвать на ковер и потребовать объяснений.

— Такое уже делали с новыми федеральными маршалами?

— Пока не было. Но если у меня на руках будет ордер, а убийства с тем же почерком будут продолжаться, мне нужно будет суметь объяснить, почему я не убила Салли Хантер. Полиция — любое полицейское ведомство — не удовлетворится объяснением «это секрет».

— Сколько уже погибло человек?

— По одной жертве на ордер, но если я буду медлить с выполнением, то этот неведомый убийца — не станет ли убивать еще, чтобы заставить меня действовать?

— Возможно.

— Возможно, — повторила я.

— Oui.

— Ты знаешь, это очень быстро может стать невыносимо.

— В прошлом ты использовала свою свободу действий, чтобы отменять ордера. Ты спасла нашего Эвери.

— Он не «наш» Эвери.

— Он был бы твой, если ты ему позволила.

В его голосе слышался едва-едва заметный интонационный подтекст.

— Ты ревнуешь к Эвери Сибруку? Он же всего только два года как мертв.

— Не ревную в том смысле, который ты имеешь в виду.

— А в каком?

— Это мою кровь он пил, когда приносил мне клятву, ma petite, но не на меня он смотрит. Я считаюсь его мастером, но если бы мы отдали ему противоположные приказы, не уверен, что выиграл бы это соревнование.

— Ты хочешь сказать, что я его держу сильнее, чем ты?

— Я хочу сказать, что такая возможность есть.

Настал мой черед помолчать. Я — некромант, не просто аниматор зомби, но настоящий, истинный некромант. И могу я гораздо больше, чем просто управлять зомби. Мы еще только пытаемся выяснить, насколько больше.

— Малькольм сказал, что уже не знает, кто из нас с тобой чья жертва.

— У него бывают дурацкие идеи, но это не значит, что он дурак.

— Кажется, я это понимаю.

— Тогда я буду говорить прямо. Езжай на свое свидание с Натэниелом, празднуйте вашу почти-годовщину. Это не наша война — пока что. Может быть, и не будет нашей. Не сделай ее нашей, иначе это может быть гибель всех, кого мы любим.

— Ну, спасибо! После этого жизнерадостного напутствия мне как нечего делать будет сидеть в кино и радоваться картине.

Честно говоря, у меня вообще была какая-то дурацкая неловкость по поводу этого свидания. Натэниел хотел отпраздновать нашу годовщину. Беда была в том, что мы не могли договориться, когда именно наши отношения сменились с дружеских на более чем дружеские. Поэтому мы просто выбрали дату и назвали ее почти-годовщиной. Если бы я не так смущалась, я бы выбрала датой годовщину первого нашего сношения. Но я просто не могла придумать, как объяснить эту дату друзьям.

Жан-Клод вздохнул, и на этот раз без всякой сексуальности, просто с досадой, как мне показалось.

— Я хотел, чтобы эта ваша почти-годовщина прошла хорошо, ma petite. Не только ради тебя и Натэниела, но раз он сумел преодолеть твою неприязнь к романтике, быть может, и остальным тоже выпал бы шанс отметить с тобой памятные даты.

— И какую же дату выбрал бы ты для нас? — спросила я полным язвительности голосом.

— Первую ночь нашей любви, потому что тогда ты по-настоящему позволила себе меня любить.